А из пуза карапузы…

 

 

Безсюжетное повествование о существовании,
безсодержательных записок огрызки,
бессмысленные заметки о детках –
Просто вылилась капля чего-то,
мелковато, а все же работа...

 

 

 

 

Место действия – не разглядеть,

Время действия– не угадать.

Действующие лица – неопознанные, но поухивающие и постанывающие.

 

Скользкий влажный туман окутал окружающую действительность таинственной пеленой, лишающей эту действительность последних признаков достоверности и взамен наполняющей ее бесчисленным множеством загадок. В тумане можно идти от пункта А до конечного пункта Б с непременными остановками в пунктах В, Г и Д, с долгими зависаниями на отрезках АВ и ГД и с непременными заползаниями на чужую территорию, обозначенную ЭЮЯ. В тумане можно немножко посидеть на краешке отсыревшей скамейки и вращать головой в разные стороны, где все одно, где все едино и ни фига не разобрать. В тумане с абсолютно чистой совестью и понятным отсутствием опасений можно делать все, что не рекомендуется совершать в погожий день, только не стоит увлекаться и застревать в тумане надолго. Кто знает, что там в тумане прячется.

– Там, наверно, летят привидения. Гриша, ты боишься привидений. Я нисколечко. – Павлик бдительным оком оглядывал окрестности, бряцая оружием. Он был облачен в плащ-дождевик с симпатичной рожицей Вини-Пуха на заднице, перепоясанный маминым старым поясом от банного халата, из-под которого в разные стороны торчали сабли, кинжалы, пистолеты и розовая выбивалка для ковра. Голову покрывала бандана, на которой примостилась грязно-серая панамка с устрашающим изображением черепа, а вместо физиономии вперед выдавалась черная маска Бэтмана, заканчивающая свое существование где-то в районе носа, ниже которого начиналась территория ужаса в виде оскаленной челюсти невиданного монстра.

– И я ни…, нисо…, нисокулечко. – пролепетал в ответ Гриша, с ног до головы укутанный нежно-голубым плащом, усеянным желтенькими мышками, и не имеющий в облике ни капли устрашительности, а только малость вредности и большую долю вдумчивой любознательности, подвигающей его на глубокое погружение в лужи под оглушительную ругань матери.

– Мама, мы не боимся привидений. Мы их поймаем, убьем, снимем шкуры, сделаем из них привиденческие костюмы и будем продавать в магазине кому захочут. – Паша глубоко, но ненадолго задумался, вышагивая грозным и решительным шагом по сырой поверхности будничной земли. Гриша, семеня рядышком, тоже глубокомысленно молчал, а потом выдал с видом внезапного озарения:

– Мама, мы поймаем ливидений. И…,и…,и убьем, мечом так бух, бух, и куры будут бегать, бегать, мы их тоже убьем, и всех убьем. И оденемся в костюмы: я – зайчика, а Паша – тигра, и Дед Мороз нам принесет подарки, из магазина, что мы захочем. Я хочу – железную дорогу.

– Нет, не принесет Дед Мороз. А мы оденемся в костюмы привидений, мы их вначале поймаем…

– Тебе не принесет, а мне принесет. – Гриша пребывал в состоянии блаженной уверенности и ничто не могло вывести его из него.

– Он уже приходил, а привидений мы…

– А мне принесет, а тебе не принесет. А мне принесет. – Гриша, не слушая доводов разума, с довольным видом закружился вокруг Паши.

– И мне принесет, еще как принесет. Если тебе принесет, то и мне принесет. – с жаром завопил Паша, от волнения уронив челюсть в лужу. Выудив ее оттуда, и пытаясь водворить на законное место, он прибавил уже спокойнее – Только он не принесет.

– Принесет. Мне – железную дорогу, а тебе – рыцарский замок. – убежденно заявил Гриша.

– Да он уже приносил железную дорогу и рыцарский замок.

– Они уже старые, он принесет новые.

– Нет, пусть он лучше принесет что-нибудь другое.

– Что? Милицейский набор?

– Да нет, милицейский набор у нас же уже есть. Зачем нам еще?

– А я хочу.

– И я хочу. Только пусть что-нибудь другое. Пусть, пусть – Паша мечтательно зажмурил глаза – череп такой страшный, у нее еще глаза горят. Да?

– Да. И машинку.

– Да и машинку можно, и еще доспехи, как у рыцаря, и динозавров, как у Вани, и как у Леши – черепашек Ниндзя, на мотоциклах. Да?

– Да, и машинку. Да?

– Да, и еще чемоданчики, помнишь, помнишь. Там орешки, мармеладки,и еще…

– Еще яйцо, да?

– Да, и яйцо, и рафаэлки, и еще всякие конфетки, и…, и...

– И яйцо, да?

– Да. И много-много радости…

– Нет. Много-много вкусностей детишкам принесет. И еще яйцо. Дед Мороз придет и принесет, а потом уйдет, уедет, улетит далеко и даже дальше, и мы выйдем и все съедим. А он опять потом придет… Да?

– А вон площадка. А я первый – на качельку. – Паша рванул на всех парах, оставив далеко позади своего младшего брата.

– Я первый, я первый, я-аа-аа пе-эээрвый. Я-ааа…– безнадежно похныкивая, засеменил за ним Гриша.

– Ну ладно, ты тоже первый. Вначале я – первый покачаюсь, а потом ты первый. – усаживаясь на качельку, дипломатично произнес Паша. – Ладно?

– Ладно. Мы оба первые, да? Мама, мы оба первые.

– Но я первее. – Жажда лидерства в Пашкиной мелкой душонке одержала все же верх над первоначальными миролюбивыми устремлениями и он с предельно счастливым видом принялся болтать ногами.

– Нет, я первее.

– Ты первее после меня, а я первый первее, сначала я – первый, а потом ты первый, а на самом деле второй, но как будто первый. А я первее. Действительно, первее. Поверь, Гриша и не спорь. Я больше тебя к тому же.

– Я больше. – упрямо надув губы, пробурчал Гриша

– Тогда я с тобой не дружу.

– Ну, подружи, подружи.

– Ладно. Только я больше, ладно?

– Ладно.

– И первее. Да?

– Да. Ты подружишь со мной?

– Подружу. Ты же мой братик. Я ведь люблю тебя. Только я первее и больше.