Бегство

 

Печальное повествование

 

Новая редакция

 

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за февраль 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 6 часов 20 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Незадолго до Германской довелось прочитать мне «Исповедь» Г., которая, надо сказать, наделала шума немало. В отличие от многочисленных одноимённых творений, это рассказ не от автора, а от подставного лица, которым автор и защитился. Но главное в том, что духовные, и не только, скитания героя, понятно, и автора, на сём тернистом пути завершаются чудом: единой волей народ-Богоносец исцеляет расслабленную. Она встаёт, и автор поёт осанну народу, всесильному и бессмертному. Этакое народоязычество! Что они собой представляют, мужики-богоносцы, видели мы и в войну, и после переворота. Исконно-посконные богостроители-богоносцы! Кровавые упыри, святотатцы, убийцы и каннибалы. Тут же, помнится, рассказывалось о святом, жилище которого устроено было в землянке у церковной стены, позади алтаря. В давние времена яма эта тайником монастырским служила, от разбойников сокровища прятали. Из алтаря подземный ход был в эту яму. Так вот, когда разбойные времена миновали и наступила эпоха святых (что за монастырь без святого), превратили эту яму в жилище святого, и света в ней был луч единый, таявший в сырой тьме, до пола не доходя. И вот заходит герой Г., правды и Бога искатель, в эту подземную келью, и постепенно ему в сырой тьме чёрный гроб открывается, в котором маленький старичок, святой монастырский. Святость греет его и питает. А я? Что питает меня? И почему я во гробе, во тьме? Правда, наверное, ночь дня не хуже. Вспоминаю, что писал Б., человек беспощадно правдивый не только к чужим, но и к своим, и к себе. Уже после переворота писал, что ночью ярко светят звёзды, что ночью бывают откровения, в доказательство чего ссылался на Тютчева:

 

И бездна нам обнажена

С своими страхами и мглами,

И нет преград меж ней и нами:

Вот отчего нам ночь страшна!

 

Свидетельствую, истинно так! И добавляю, что те несколько звёзд, которые видны из моего гробового оконца, ничуть не меньше являют обнажённую бездну, которую раньше каждую ночь во всю ширь звёздного неба не видел, не замечал. Се человек: не отнимется, не поймёт, не оценит. Вот так по Б. живём мы в ночи, когда Богочеловеку, которого одни искали и не нашли, другие и вовсе отвергли, противостоит человек, поставивший себя на место Бога, которого Фёдор Михайлович сыскал и явил. И вот что получается. Человек, искавший не Бога в себе, а человека в Боге, в конце концов, Бога вытеснил, заместил, и оказалось: нетушки, Бога нет, а значит, и человека нет тоже. Запомнилось: «Нельзя освободить человека во имя свободы человека, не может быть сам человек целью человека». А коль Бога нет, то – свято место пусто ведь не бывает – на Его место приходят божки: социальное равенство, народ-богоносец, или что там ещё. Нет правды, вырастет ложь. Как это Б. говорит, не жизнь, но похоть жизни; не власть – похоть власти. А о революции он писал, что любая есть несчастье великое, которым Господь народ покарал и которое пережить нужно с великим достоинством, как болезнь тяжкую или смерть близкого человека. Это я понимаю, но никак не принимаю его призыв видеть в большевиках свой личный грех, собственную вину и лично мне посланное за грех мой страдание, которое суть моё искупление. Как хотите, грехи мои велики, самый большой, что Анну от себя отпустил, но если и грешен, то большевизм не по вине моей мука. А в коллективный грех я не верю. И хоть и в этом я с Б. не согласен, но слова его про себя тысячу раз на дню повторяю: «Нужно любить Россию и русский народ больше, чем ненавидеть революцию и большевиков».

 

Автор задаёт загадки не по мелочам. Те разгадываются просто. Г. – это М. Горький. Кроме него перед Первой мировой войной «Исповедей» никто не писал. Большевики за это набросились на него, и среди них – главный пахан. Б. – Николай Бердяев, надо лишь уточнить, когда цитированное прозвучало. Только частности эти, ясные и понятные, не слишком помогают разгадать загадку самую главную: кто он, свою исповедь в подвале писавший?

 

Иона во чреве кита. За что? Бежал от воли Господней? Он ли с рожденья не покорился назначенному сюжету? За что его в море швырнули, в пасть прожорливой рыбе? Полукатолик, полужид? Но там, наверху таких полная палуба. И каждый молится Богу, и каждый молится своему. Каждый молится, вышвырнули его. А может, не так. Может, иначе. Вышвырнули – спасли. В китовом чреве склизко и мерзко. Но не стреляют, пулемёты здесь не стрекочут, не трещат глухо винтовки. Может, чрево не наказанье? Может, спасенье? Там молнии, гром. Здесь полумрак, тишина. Кто же мне объяснит назначение склизкого чрева? А кто должен тебе объяснить? Да и кто это сможет? Твоё чрево – сам ищи смысл. Не можешь, тогда выбирайся. Это как? С китом объясняться? С подвалом? Не по своей воле Иона попал туда, не по своей воле и выбрался. Что он смысл своего пребывания там пытался сыскать? В окошке солнечный луч редкий ловил? В мокром пятне на полу смысл бытия тайный вычитывал? С крысами дискутировал о закате Европы, о времени и пространстве, об Адаме и Еве, Авеле, Каине? Или новый Коран сочинял. Человек, пусть букашка, но не совсем. А то заглянешь, и под обложкой совершеннейшее поругание. Как с таким мерзким созданием Аллаху дело иметь? А может, дело в лепре, проказе, бесконечности снега, медленной смерти? А чрево кита, подвал, могила и склеп – на одну душу живую в центре континента Европа маленький лепрозорий? Надо бы вспомнить, кого на континенте библейском поразила проказа. Нет, лучше от таких вопросов держаться подальше. Живи пока жив. Анна и философия тебе ни к чему. Небезопасно. Даже под такою защитой. Стены подвала прочны, кит – животное удивительно толстокожее.

 

Хоть и дал себе слово не отвлекаться, но то ли устал, то ли помимо воли прорвало плотину, воспоминания хлынули неудержимо водным потоком в пустыне: никогда невозможно узнать заранее, где жиденький ручеек вспухнет, и, всё круша и сметая, понесёт песок и асфальт, столбы электрической сети, людей, одних по беспечности, других в беду попавших случайно. В первые месяцы по приезде я страстно накинулся на иврит и на ТАНАХ: вчитывался в библейский текст, чужой и знакомый, изучал традиции и обычаи, краешком уха что-то слышал и раньше, но всё непрочно, беспорядочно и случайно. Для заработка за гроши в газете служил: правил чужое, ленивое, скучное, наспех сработанное. Перевод ивритских понятий был особой заботой, порою болезненной, порою смешной. Все дружно переводили нахаль – ручей. Поначалу против ничего не имел. Пока однажды зимою в пустыне не увидел кипящий поток, мост с корнем сорвавший. Этот взбесившийся ручеёк унёс грузовик, в нём отец-шофёр с сыном-подростком. Грузовик отнесло, швырнув о деревья (оказались крепче моста), и там, в крошечной роще, он и застрял. Вода доходила уже до кабины, когда подоспел вертолёт и отца с сыном вытащили спасатели. Потом они стояли на берегу, с удивлением глазели на тихий задумчивый нахаль, ни с того, ни с сего сошедший с ума. После этого переводить нахаль – ручей (отзванивало: тихий, журчащий) больше не мог и, зачёркивая ручей, писал водный поток, что не всегда на русский текст гладко ложилось, зато ручья было правдивей. Со временем узнал: в иврите множество слов, на воду повязанных. Вот так: воды мало, слов много. Может, это культурно-лингвистический феномен такой? Пытаясь ответить себе на вопрос, почему покинул Россию, особенно во время реформ, каждый раз находил другие причины. Все подлинные, только время каждый раз выделяло одну. Однажды обнаружил связавшее все и всё объяснившее. У Даля от слова жид (до середины девятнадцатого века слово оскорбительным не воспринималось) около двадцати производных. В новомодном словаре русского языка таких производных более четырёхсот.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в феврале 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: