Кровь, или Жила-была Ася

 

Новая редакция

 

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за сентябрь 2022:

 

На чтение потребуется 5 часов 40 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Ехала на работу. Рано. Ещё не жарко, кондиционер можно и не включать. Две чашки кофе. Бессонницу компенсировать невозможно, можно лишь приглушить. Этим и занималась: приглушала, а то и глушила. Словно рыбу в реке динамитом. Словно западное радио – советскими лучшими в мире глушилками. Включила радио. Щёлкнуло: новостная студия, отговорив, отключилась, уступая эфир интерактивной болтовне несусветной. Ведущий начал неожиданно бодро, вдохновенно, радуясь и не в силах сдержать удовольствие от безоговорочно растущего рейтинга. Повезло, его не каждый день выходящая программа совпала со столь значимой общественной темой. Давая возможность слушателям дозвониться, напомнил: сегодня утром при огромном стечении народа, поклонников и поклонниц, страна прощалась с главным шутником-весельчаком, повесившемся на двери душа тюремной камеры, где несколько недель пребывал по обвинению в организации избиения крупных деятелей телевидения и шоу-бизнеса. Как многие полагают, в этой смерти виноваты средства массовой информации, конкретно некоторые известные журналисты, которые довели – пусть виноватого, хотя вина еще не доказана, но всеми любимого...

Она называла это эффектом принцессы Дианы: любовь масс, переходящая в богопочитание непредсказуемо, необъяснимо.

Ведущий делает паузу, во время которой ассистенты сообщили о наличии на проводе – так это называлось на их языке – интерактивного быдла. Пускать сразу первого дозвонившегося в эфир считалось тоном дурным, и ведущий продолжил, развивая мысль об особости, избранности покойного, как ни тяжело произносить это слово. Он был любим. Он не мог без любви. Только выйдя на сцену, окунался в атмосферу не просто любви – обожания. Да, его шутки, мягко говоря, не были рассчитаны на профессорскую аудиторию. Но, во-первых, о вкусах не спорят, а во-вторых, разве он виноват, что его обожали? Разве сам заразился он нарциссизмом? Нет, его заразили поклонники и поклонницы. Поэтому трудно удержаться от мысли, что отлучившие его от экрана несут свою меру ответственности за случившееся.

Ведущий явно увлёкся. На телефонной линии образовалась огромная пробка, чего тоже допускать было нельзя: не дозвонятся раз, другой – звонить перестанут. Не каждый день такая удача: самоубийство шута-балагура до небес любой рейтинг поднимет, даже если произносить только одно его имя. Публика – клиент суровый, но, если служишь ей шлюхой, не обижайся: вышвырнет, как грязную тряпку.

Пустили первый звонок. Дама среднего возраста, образования ниже среднего вовремя пустила слезу. Даже не нужно подталкивать. Ведущий почти физически ощущал, как поднимается рейтинг. «Славная у тебя сегодня эрекция», – скажут, похлопывая по плечу, вульгарно скашивая глаза, коллеги-циники. Поэтому ведущий покойного всё больше и больше любил, даже не заглядывал в листок с тезисами и словечками, наиболее подходящими к случаю.

Слеза задала тон очень верный. Промелькнуло: на тридцатый день после смерти, когда принято устраивать церемонию поминовения, надо добыть речи детей на похоронах, всё вокруг них завертеть. Детские поминальные речи – жанр абсолютно беспроигрышный. Трудно, но надо будет – добудем.

Тем временем в прямом телевизионном эфире камеры, словно выполняя волю покойного, тщательно просканировали кладбищенскую тесную суматоху в поисках известных людей. Гвоздём были бывшие жёны, которые привели и опекали детей. Держались уверенно, высокую роль сознавая. Он умер. Теперь с заднего плана они на передний переместились. Они любили его, хотя жить с ним не могли. Одна у другой по старшинству микрофон принимая, они говорили, детям заветный предмет передавая, каждая – своему. Те тоже своей порцией банальности слушателей награждали. Похоже, в этом семействе молчать никто не умел. Даже на кладбище.

Словно мусорщик, покойный подбирал похабщину, прилаживал к своей несомненной харизме и распылял, заражая воду и воздух, как электростанция угольной пылью, а фермеры удобрениями. Кто знает, может в умеренных дозах он и не был опасен. Беда: в умеренных дозах существовать он не мог. Его должно было быть очень много везде – иначе отрава не действовала. В молодости его смазливостью смазывались самые безнадёжно тупые программы. Но пришло время, когда его самого приходилось юной смазливостью смазывать.

Микрофоном завладел представитель бесчисленного племени пикейных жилетов и сразу начал сворачивать на своё, как будто покойный имел какое-то отношение к ядерной программе Ирана. Оборвал резко, почти беспардонно. Опыт подсказывал: с такими иначе нельзя.

Ведущий за всю программу в бумажки не глянул – ощущая редкое после стольких лет, по собственному выражению, соития с микрофоном вдохновение, которое овладело им совершенно. Так в ранней юности он набрасывался на девчонок, соглашавшихся вечером погулять с ним по пляжу. Сигарету изо рта не выпуская, дёргался в такт битлам, патлато торчащим из маленького магнитофона, напоминая то об избранности-еврействе: Hey Jude don't make it bad, то о причастности к человечеству и всемирной отзывчивости, по выражению великого русского писателя, которого ни он, ни она не читали. Писателя не читая, слушали магнитофонных битлов, которых ни на родину великого писателя, ни на их родину не пускали. Надо думать, что за патлатость, которой весь мир, он в том числе, подражал.

После слёз эмоциональная разрядка необходима: что-то серьёзное, покойного в глазах публики поднимающее. Начал подводку, мигнув ассистенткам, хотя мигать и не надо: работая с ним много лет, его, эфирного, лучше себя самих понимали. Пользуясь своими приёмами, из пробки выудили чуть не профессора, рассуждавшего долго, банальностями ловко жонглируя. Ясно, тот только что прочитал «Король рейтинга, или тоска демократии по монархии». Смысл статьи прост: отрубив голову королям, люди тоскуют по утраченному времени, ища им замену, себе поп-идолов назначая.

Резко прервал: с профессорами можно не церемониться, и взглядом попросил новую истеричку. Та, слова не вымолвив, эфир в океан слёз превратила, в котором одинокими парусами ангельски белели лики Майкла (коню понятно, какого) и нашего незабвенного... Имени не назвала: кому не понятно, тот враг народа.

В унисон дрожащим, отрепетированным многочасовыми занятиями голосом ведущий, едва совладав со слезами, повёл дело к тому, что покойный, несомненно, культурный феномен, был человеком, не побоюсь сказать, уникальным. Его величественная болезнь любви к людям и людей к нему в страшных обстоятельствах и вынудила решиться на страшный немыслимый шаг.

Пауза. Вздох. Пусть осмыслят. Интерактивное быдло обожает додумывать банальности, которые он произносит. Он скажет – звонки разовьют.

На передачу настроиться было ему нелегко: покойного знал хорошо и самовлюблённого жлоба не переваривал. Его плоские шуточки увлекали совсем непотребное быдло, на которое срабатывал рвотный рефлекс. Самое главное, одним делом с ним занимались, оба массовики-затейники, шуты гороховые, площадные, публику веселили. Покойный – очень успешно. Он – довольно посредственно.

Вокруг да около покружившись, окончательно не формулируя, сказал уже всё: покойный своим поступком последний, самый успешный раз в жизни прорвался на сцену и на экран. Настоящие убийцы – не пускавшие туда эту прекрасную душу, полную любви к своим зрителям.

Записанную заранее фразу приберёг под самый конец, а пока, отдыхая, выпустил двух истеричек, одну помоложе, другую постарше. Совсем молодых в его эфире никогда не бывало. Произнеся последнюю фразу, отвалил от микрофона замученный и весёлый. Словно упырь, напившийся крови. Одновременно вытирая пот и выпивая стакан воды, радостно, выпуская газы, крутанулся на стуле. Сегодня он победитель. Победил не кого-нибудь! Самого! Надо отметить. С кем, где и когда?

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за сентябрь 2022:

 

 

 

	Поделиться:

Обсудить