Деревья на краю

Деревья на краю

Деревья любят собираться в стаи,
Стоять в обнимку, подставляя ветру плечи,
И шелестеть листвой в зелёном мае.
В лесу деревьям веселей и легче…

Но есть древесные бродяги и скитальцы,
Кого лесная чаща только душит,
Рвёт корни им, ломает ветви-пальцы,
А шелест братьев голос неба глушит.

Они бегут из рощ на край земли,
Готовы в одиночку спорить с бурей.
Им не указ лесные короли,
Им не страшны проклятья злобных фурий.

Там, на скале, от райских кущ вдали,
Дробя гранит, врастают корнем в осыпь,
Приветствуют судьбы чересполосье,
И утомлённые походом корабли.

Ночной перелёт

Океан облаков подо мною,
И луна на изгибе крыла
Не мигая следит, как волною
Землю кроет белёсая мгла.
Красной вспышкой фонарь отмечает,
Как пунктиром, проделанный путь,
А луна стережёт, не мигая,
Не давая всем нам утонуть
В облаках, как в клокочущем море…
Между мной и луной круг окна,
Здесь, в надмирном
            бескрайнем просторе
Мне опорой лишь ты да она.
Где-то Бог, где-то ангелы наши,
Впрочем, может, и нет никого…
Рядом мальчик ручонками машет,
Может, он ещё видит Его?
Может, детскому взору открыто,
То, что мы позабыли давно,
Та крепчайшая в мире защита
От невзгод, от беды, от всего?

Мустанг

Скорей, скорей! Ловлю удачу,
Скорее прочь!
Мои следы во тьму упрячет
Подруга-ночь.
О, столько воздуха и ветра!
Скачу в рассвет.
Вращается назад планета –
Преград мне нет!
Там, позади, – бичи и крики,
Там зло и бред
Жестокой полупьяной клики,–
Меня там нет!
Там адским жаром грозит клеймо,
Там лассо свист,
А впереди горит заря среди холмов,
И воздух чист.
Я сбросил путы, сбросил иго,
Я – иго-го!
У быстрой речки ждет amigo –
Свободный конь.
Наперекор злодейке-доле,
Огню удил,
Ищите ветра в чистом поле –
Я победил!

О тополях

Я помню пару тополей
В углу площадки детской,
Они, как пара якорей,
Удерживали детство.
Ребят весёлых голоса
Их молодили ветки –
Два старика, уж скоро век,
Держали землю цепко.
Их узловатые стволы –
Ступеньки прямо в небо.
Ах, сколько видели они:
Огонь и снег, и пепел!
Их сон тревожил по ночам
То «воронок», то «скорая»,
То пьяный крик, то птичий гам,
То рёв авиамоторов.
Всё пережили и вошли
В век двадцать первый прямо.
Сегодня вижу – там, в углу,
С землёй сравняли яму.

Улетаю налегке

Стою коленопреклонённый
Перед отлётом в дальний путь...
Туда, где сон без сновидений,
Где жизни нет, где кровь, как ртуть,

Где света нет, где только тени,
Я отправляюсь налегке,
Оставив сгибами коленей
Две ямки в солнечном песке.

Вся жизнь моя, мои пожитки,
И весь багаж – в моей душе
И в памяти моей, пусть зыбкой
И избирательной уже…

Потёртый старый чемодан
Оставлю и не стану брать.
В нём лишь потрёпанный роман…
Вдруг ты захочешь почитать.

Теперь я бедный иммигрант
В страну теней и бледных лун.
Кладу в пустой уже карман
Лишь one-way ticket to the Moon.

Набат

Горело небо. Мириады искр
В сухом пространстве собирались в стаи,
И ропот гнева над землёй повис.
В восторге ужаса притихший город таял.

Гнев нарастал. Всё замерло во мгле.
Миг ожидания тянулся верхней нотой...
Вдруг – шквал! Мир ошалел, ослеп:
Бог выдохнул – у ветра есть работа!

И раскололось небо пополам!
И молнии во тьме искали цели.
Потоки вод, смывая стыд и срам,
Неслись к земле, от злости леденея.

Шрапнелью града бил Господь в набат.
Мир кончился! Пришёл конец порокам!
…А поутру ненастный листопад
Сметал садовник грустный, одинокий.

Невинно жертвуя ветвями и собой
Одни деревья Богу дань платили,
А люди, вспоминая дождь и град,
Опять дышали, жили и грешили.

Ангелы любят тишину

Совсем не скучно: есть дела,
И телевизор, кстати, сеет манну,
И ты свободен – можешь ехать хоть куда,
Или залечь во вспененную ванну.
Но если календарь сорвать совсем,
Не только прошлую его страницу,
То время поплывёт, как Енисей,
И прекратит сосисочно делиться.
А если все приборы отключить
И запретить себе читать страницы,
Услышать можно, как в виске стучит,
А в золотой листве щебечут птицы.
На миг замри у тишины на дне...
И в краткий миг ресничного полёта
Успей заметить, как по солнечной струне
Опустится с небес крылатый кто-то.

В Лучистом

Кипарисы частоколом
Охраняют дом,
Два орла парят дозором
В небе голубом.
Длинным-длинным гекзаметром
На боках горы
Виноградники лелеют
Янтари свои.
Звон цикад, как будто кто-то
Солнца чистит диск,
Что над долом разомлевшим
На гвозде повис.
Скалы выбелены зноем,
В тенях – фиолет,
Скалы дремлют, скалы помнят
Миллионы лет.
На расплавленной дороге
Как экслибрис след...
Не ищи причин тревоги,
Здесь их нет.

Осколок вечности

Ночь, бессонница и дождь –
Замечательное трио.
Тихо в комнате. Часы
Тикают неторопливо.
Льётся мягкий свет в окно,
Шелестят по лужам шины.
Улица пуста, кого
Манят яркие витрины?
Как огромная змея,
В темноте блестит дорога.
Придорожные дома
Засыпают понемногу.
Светят жёлтым фонари,
Словно маленькие солнца,
Посылая лучик света
В моё тёмное оконце.
Город спрятался во мглу,
Дождевой задёрнув полог.
Ночь осенняя длинна,
Словно вечности осколок.

Поздние шаги

Осень собрала свои пожитки
В чёрные огромные мешки,
В лабиринтах тротуарной плитки
Заблудились поздние шаги.
Исподволь, предчувствуя победу,
Уток в плен берёт настывший лёд –
Первый лёд, безжалостный наследник
Года, что закончится вот-вот.
Колокол на колокольне старой
Посылает гаснущему дню
«Дили-дон», пронзительный подарок,
Бронзовое «я тебя люблю».
Ложка золотая колокольни
В небе размешала терпкий чай.
Вороны-чаинки в хороводе
Подняли над парком птичий грай.
Город сбавил ход и притаился,
Снега, словно исповеди ждёт.
В небе угасающем искрится
Тот, кто знает всё и наперёд.

В третьем акте лета

Золотится искрой неба краешек –
Лето словно свечка догорает.
Кажется, вчера звенели ландыши,
А уж ветер с астрами играет.
В третьем акте лето к драме клонит,
Хоть причин для восхищенья много:
Вон, взгляни, на чёрном небосклоне
Перламутром выстлана дорога…
И по ней несётся кто-то дерзкий,
Как пылинки, звёзды рассыпает –
Это августа плюмаж имперский
Их неосторожно задевает.
Лето отгуляло, успокоилось,
Прочь уходит величавой поступью
И уносит на зелёном поясе
Ягод и цветов живые россыпи.

Рисунки на стекле

Мой выдох на стекле рисует розу
прозрачную как призрак, невесомую.
Окно – граница, за окном морозным,
каким-то голубым, лилово-розовым,
сияет день и кажется особенным.

Дымы в полнеба – это город греется,
раскуривает трубы – трубки мира.
С морозом не поспоришь, разумеется,
бесстрастен и жесток, не смей довериться,
литавры изо льда звенят – не лиры…

А день из голубого с розовым
в сиреневую ночь неслышно спустится.
Пусть на земле, закованной морозом,
естественно, без всякого наркоза,
цветы добра сердечного распустятся.

Дышу в стекло, вселенной посылая
не хитрое, простое письмецо.
Мой город весь в огнях и, засыпая,
рисует на стекле моё лицо.

Через тыщи помех

Хмурое небо на плечи домов
Старым раскисшим брезентом ложится –
Это не май, это август, а в нём
Ржавчины больше, чем лёгкого ситца.

Майская свежесть и майский разбег
Сжались подобно шагреневой коже –
Осень-монголка готовит набег,
Грабить и жечь разрешенья не спросит.

Скоро, ох, скоро от злых холодов
Вдаль упорхнут эмигранты-пичуги,
Вслед за унылым ноябрьским дождём
В саванах белых завертятся вьюги.

Впору забиться зрачками в ладони,
Чёрной тоскою себя распиная,
Только надежды горячие кони
Рвутся вперёд, все преграды сминая.

Слава тому, кто устроил для всех
Вечную смену живых декораций!
Пусть через боль, через тыщи помех
Буйствует жизнь, не страшась трансформаций.

Мировая

Сижу в углу, говорю с тенью,
Спину надёжно прижав к стене,
Руками крепко обняв колени, –
Теперь мы ровня с тенью вполне.

– Ну, как живёшь, всё тоскуешь и киснешь?
Подъём душевный неодолим?
И ни одной светлой, радостной мысли,
Чтоб осветить мрак душевных долин?

Что ж с тобой делать, не стирать в тазу же,
Твою темень и ластиком не стереть,
Но и мне с тобой, чернокожей,
Радостных песен уже не петь…

Сижу в углу, молчу и думаю:
К кому за помощью обратиться –
К умному-умному Карлу Густаву Юнгу
Или Мюнхгаузену со Штирлицем?

А тень прилипла к стене, не шелохнётся,
А потом тихо так говорит: – Я – это ж ты,
Не стоит нам ссориться,
Давай шоколадкою похрустим.

Тихий август

На остывшем небосклоне
Звёзды каплями повисли
И срываются в ладони
От неосторожных мыслей.

Август краски тёмно-синей
Подмешал в густые тени...
Где-то в прошлом ливни лили,
И от запаха сиреней

Улетали злые духи,
Размягчались наши души,
Ветерок шептал на ухо:
– Лето рядом ходит, слушай!

Загорелые колени
Все в песке, как небо в звёздах.
На лице твоём ни тени –
Золотистых капель россыпь.

Август тих, от яблок светел
И арбузной пахнет коркой.
Стих и ветер, стал приветлив,
Знает – осень за пригорком.

Снегопад

Снегопад...
            осыпается небо на землю,
засыпает границы,
            стирает указки и знаки.
Всё в движенье, двоится,
            становится собственной тенью,
растворяются в снеге куст,
            пешеходы, собаки.
Снег засыпал весь город
            и спрятал тропу в полушаге,
но мгновенно растаял
            в горячей моей пятерне.
То ли грифелем чёрным
            по белой лощёной бумаге,
то ли белым акрилом
            по чёрной как уголь стене
рисовать этот день,
            эту жизнь, эту зиму…
и какую мелодию для тишины
            подобрать,
не затем, чтобы песня сложилась
            красивой,
чтобы это минутное счастье
            успеть без потерь передать.

Ветви

Голых ветвей узловатые пальцы
Гладят ветров пролетающих кудри.
Те – непоседы, куда-то несутся,
Может, на встречу со страстною бурей…
Ветви привязаны корнем к планете,
Машут, прощаясь, вдогонку скитальцу.
Ветви боятся уснуть – не проснуться,
Стынут озябшие чёрные пальцы.
Веткой такой же себя ощущаю.
Время, как ветер, проносится мимо.
Ветер вернётся, я знаю, я знаю…
Время расчётливо, неумолимо.

Пасха

Опять синица открывает
Скрипучую калитку в лето,
А солнце тонкими лучами
Запуталось в иззябших ветках.
Забыт мороз зимы вчерашней,
Как ком изношенной одежды.
Здесь, в этой жизни настоящей,
Нет места для печалей прежних.
Прощаю прошлые обиды,
Как шарик отпускаю в небо.
И дырочки в душе пробитой
Я мякишем латаю хлебным.
Раскрашенных яиц веселье
Венчает сахарный куличик
И, чтоб в душе зажглась надежда,
Не нужен ни фонарь, ни спички.
Пусть жизнь и коротка, и странна,
Пусть не длиннее поцелуя,
Пусть всё – трудом, не сладкой манной –
Горит огонь, и я ликую!

Сумерки

Пылает закат, словно зарево
Далёкого, нездешнего пожара,
Ночь не спешит в мой дом пожаловать,
Лениво тащит за собою одеяло
Косматых туч, прошитых ливнями.
Весь город посуровел и набычился,
Высотки небо пропороли бивнями –
Всё в сумерках отлично от обычного.
В час «между волком и собакой»
Так хорошо согреться чаем,
Глядеть в окно, там в полумраке
Ворону ветер на вербе качает.
Ты здесь, в тепле и под защитой
Кирпичных стен, огня и пледа,
Пьёшь чай из чашки недопитой,
А ночь уж празднует победу.

Молчи, молчи

Твоей любви нам хватит на двоих,
Той, о которой я просила Бога.
В опавших листьях мокрая дорога
В туман уводит только нас одних.

Твоя рука горит в моей руке –
Хороший знак – пока ещё мы живы.
Молчи, молчи… весёлые слова
Нам не нужны и бесконечно лживы.

Созвучно всё летящему листу,
Ах, сколько их, смотри, в траву упало,
Послушных осени свистящему кнуту,
Укрывших землю лоскутовым одеялом.

Молчи, молчи… мы миллионы слов
Сказали и, наверно, скажем после…
Пока в тумане и дыму костров
Кумач осенний нам под ноги постлан.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в декабре 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: