Малая Вселенная

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за ноябрь 2021 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 3 часа | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Дальше в моей памяти полный провал. И из небытия появляется уже другая, вполне реальная и очень светлая картинка моего раннего детства. Я вижу прекрасный летний день, залитый солнцем. Всё вокруг совершенно хорошо, так хорошо, как, наверно, может быть только в раннем детстве, когда мир начинается с тебя и впереди бесконечность. Ощущение радости и полного довольства настолько яркое и сильное, что и спустя десятилетия не меркнет, а при каждом воспоминании становится, кажется, ещё живей и красочней.

Эта картина, как и многие другие мои воспоминания, составлена как бы из двух кадров, которые прочно закрепились в моей памяти и мгновенно меняют друг друга, так же легко и непринуждённо, как взмахивают ресницы. Это сокровенная часть моего прошлого, тайник, куда я люблю заглядывать. Мне там хорошо. Я как будто легко переступаю невидимый порог бытия и попадаю в светлую бесконечность…

 

Я живу в лесничестве, так как мой отец лесничий. И вижу себя бегущей безграничным солнечным днём от своего дома вниз по лужайке в сторону бани. Этот отрезок пути запомнился мне как самый прекрасный из всех путей-дорожек, по которым я пробегала потом по жизни.

Интересно, что периодически я вижу свою тень в виде неровного прямоугольника, постоянно меняющего свои очертания. Под ним двигаются то удлиняющиеся, то укорачивающиеся тени – это мои бегущие ноги. А между ними колыхаются еще маленькие тенёчки – это складки моего короткого платья. Именно они больше всего меня забавляют, потому что уж очень похожи на сосочки у вымени коровы. Не знаю почему, но мне от этого очень весело. Я даже представляю, как меня можно подёргать за эти сосочки, и оттуда потечёт молоко, точь-точь как у нашей любимой бурёнки Ягодки.

И тут же картинка «меня со стороны» легко меняется на картинку «от меня изнутри». Я бегу в том же месте, но уже как кинорежиссёр фотографирую пространство. Под ногами любимый подорожник – так почему-то у нас называлась трава-мурава, которая покрывала территорию лесничества, на которой располагались наш дом и хозяйственные постройки: баня, колодец, сараи, конюшня, дровяник, уборная и другие более мелкие строения, которые я помню менее отчётливо. Теперь-то я знаю, что подорожник моего детства по-научному называется спорыш, а подорожник – это совсем другое растение с благородными округлыми удлинёнными листьями, полезными при болезнях желудка. Но это совершенно лишнее знание. Любимая трава моего детства всё равно навсегда для меня остаётся подорожником. Мама тоже очень любила эту траву и оберегала её. Тяжёлой технике – машинам, тракторам – без особой надобности не разрешалось заезжать далеко на территорию лесничества, а для сеялок, граблей и прочей сельскохозяйственной техники была выделена специальная площадка слева у дороги перед въездом в лесничество. Именно благодаря маминой заботе подорожник покрывал почти всю территорию вокруг дома, создавая чистоту и неповторимый уют.

Итак, я бегу к бане… Справа от меня невероятно пышный мамин огород, огороженный деревянной городьбой из горизонтальных жердей, обшитых вертикальными рейками. Поливался он колодезной водой, которую для согрева предварительно вручную натаскивали вёдрами в большую железную цистерну от грузовика, установленную в огороде. Труд был немалый, тем более носить воду приходилось вверх по уклону, но зато в огороде всё росло как на дрожжах: огурцы, помидоры, тыква, капуста, морковь и прочая нужная зелень всегда были в избытке. Мне особенно нравилась яркая оранжевая морковка, которую можно было выдернуть из земли, обтереть своей же ботвой и с хрустом съесть тут же у грядки. Здесь же, не моя, можно было угоститься (и уколоться!) зелёным пупырчатым огурцом и красным сочным помидором. Помидором, правда, можно было и обкапаться, до поры до времени я на такие мелочи не обращала внимания, но скоро стала замечать, что засохшие помидорные семена на груди платья выглядят некрасиво и их как-то неприятно ощущать, и начала есть аккуратнее. Ещё в огороде росла тыква, всегда поражающая меня своими громадными размерами и, по моим понятиям, бесполезностью – просто так вроде её не едят, а что когда-нибудь из неё что-то приготовят – было неинтересно. Нравилась мне своим добротным видом капуста с большими жирными листьями вокруг больших кочанов. Помню, когда мама солила капусту, вся кухня была занята этими кочанами, а стол – нашинкованной капустой. Мне мама всегда вручала съесть плотную сердцевину, считая её самой полезной.

В огороде росло и много другой зелени, которая меня не особо интересовала, но зачем-то нужна была маме. Буйство огородной зелени привлекало моё внимание, но просто так лазить и играть там не разрешалось, хотя зайти по делу, чтобы поесть, можно было всегда.

Ниже огорода, правее вниз по уклону, ведущему к логу, располагалась баня, которая не была для меня особенно интересным объектом. Хоть я и не любила, но мыться в ней приходилось еженедельно по заведенному правилу, не более того. От жары и мыльной пены, щипающей глаза, я, как, наверно, большинство детей, испытывала дискомфорт и начинала подрёвывать. Чтобы меня успокоить и спокойно домыть, маме приходилось «заговаривать мне зубы», сочиняя всякие истории: моя уши, «искала там зайчика», рассказывала всякие прибаутки. От воды кожа на пальцах быстро разбухала и становилась морщинистой. Я показывала их маме.

– Состарилась, – шутила она.

– Почемуууу? – удивлялась я. Старость казалась мне явлением никогда не применимым для меня. – Я старая уже!? А почему у тебя не такие руки?

– Дома опять помолодеешь, – успокаивала она меня.

Помыв, одев и отправив меня домой, мама приступала к стирке. На верхней полке в длинном оцинкованном тазу уже ожидало своей очереди замоченное бельё, рядом на полке возвышалась ещё гора для стирки. Мама пропадала в бане на два-три часа. В неимоверной жаре, закрыв заслонку трубы для сохранения тепла, чтобы и на следующий день в бане можно было ополоснуться, она парилась и стирала вручную или с помощью стиральной доски огромную кучу белья. Как только я начала хоть немного соображать, я не переставала удивляться, и сейчас не перестаю, как можно было регулярно выдерживать такую пытку. С бани она приходила «еле живая» – распаренная, красная, способная только дойти до постели и упасть на неё. Сил высушить собранные наверху в шишку мокрые волосы у неё уже не хватало – так и спала с мокрой головой до утра. Впрочем «утро» у мамы начиналось обычно в четыре-полпятого ночи…

Под крышей бани был чердак, куда я не прочь была бы и слазить, но для этого надо было занести с улицы большую лестницу, поэтому для меня он был недоступен.

Как-то раз в бане в чане с водой мы обнаружили утонувших летучих мышей. Раньше таких тварей я никогда не видела. Когда их вытаскивали из воды, они были похожи на чёрные тряпки и произвели на меня очень неприятное впечатление. Как они туда попали, никто не понял, раньше такого никогда не было. Воду из чана пришлось вычерпать, чан помыть и заново наносить воду. Вот, пожалуй, и все воспоминания, связанные с баней…

Метрах в тридцати левее от бани располагался колодец – таинственный и интересный объект. Мне почему-то всегда хотелось заглянуть туда во внутрь и увидеть дно, но было страшно, тем более мама, чтобы я не лезла к нему и, не дай Бог, не утонула, пугала меня бабой-ягой, которая якобы жила в колодце и могла меня туда затащить. Долгое время из-за этого я опасалась приближаться к нему, но осторожно шаг за шагом преодолевала страх и начала потихоньку заглядывать в глубину. Бабу-ягу я, конечно, там не обнаружила, но поблескивающая тёмная вода на дне колодца вызывала чувство опасности и некая настороженность у меня сохранялась весьма долго.

Слева от колодца начинались высокие заросли конопли, в которых можно было спрятаться с головой, поиграть в прятки, а также натереть в ладошках её кисточки и полакомится довольно вкусными конопляными семечками. Ни о каких опасных свойствах этих семечек мне в то время известно не было. Хотя, помнится, мама все-таки предупреждала, что много конопли есть нельзя, что-то будет с головой. Но никаких проблем с головой после употребления этих семечек я не замечала.

Вся территория лесничества была окружена смешанным лесом, прерываемым двумя прогалинами-дорогами, ведущими в лесничество. Одна, короткая насыпная – основная, шла от грейдера и служила въездом в лесничество. Другая, по которой редко кто ездил, шла через лес вверх по склону к машинному двору. Но самым главным объектом был, конечно, дом, в котором жила наша семья. Впрочем, обо всем этом стоит рассказать поподробнее.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в ноябре 2021 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: