Наброски в общем вагоне

 

 

 

Я сидел на лавочке в скверике у вокзала и томился ожиданием.

До электрички было минут тридцать, газета угрожала скукой, я не стал читать, а принялся ею обмахиваться.

Разглядывая прохожих, я опрометчиво задел цепкий взгляд ищущего – и тут же сложилась знакомая привокзальная ситуация: я уже был обречён на общение с посторонним человеком. Обречён, хотя тут же, надеясь спастись, принялся было читать газету.

Он, конечно, подошёл, остановился.

Ботинки чистые, но шнурки разные. Обшлага обтрёпаны слегка.

Я поднял глаза, изобразив на лице начинающуюся муку.

– Здравствуйте, – строго проговорил человек, глядя на моё ухо, что ли.

– Здорово, – бормотнул я, на секунду оторвавшись от чтения.

Бушлатик не по сезону, тельняшка. Бритый наголо, суточная щетина.

– Чудесный вечер, не правда ли? О, весна, без конца и без краю, – с отрешённым пафосом продекламировал он. – Без конца и без краю мечта...

Я невольно улыбнулся: оригинальная работа, а то иные сразу: дай да дай.

– Вечные строки! – продолжал незнакомец, глядя куда-то поверх верхушек деревьев. – Вы не находите? Узнаю тебя, жизнь, принимаю! Позвольте присесть? Спасибо. И – приветствую звоном щита! Прекрасно. Да, прекрасно. У меня есть предложение.

– Не пью, – сказал я. – То есть бывает, конечно. Но сейчас решительно не расположен. Что вы! Жара, пыль...

– Прямолинейный способ мышления не украшает, – обратился он к пространству и вздохнул устало и разочарованно. – Не украшает. Впрочем, давайте так. Предположим_; что я сегодня не обедал, поэтому предлагаю дать мне пять и строго десять рублей. Гуманитарка. Продолжу... Простим ему угрюмство, разве это сокрытый двигатель его? Он весь – дитя добра и света, он весь – свободы торжество!

Незнакомец вольготно откинулся на спинку лавочки, распластав руки.

– Так вот надо жить, товарищ!

Диковинный случай, однако. Дам-ка я ему пять рублей. Интересно, что последует?

– Благодарствую, – сказал он с лёгким поклоном и удалился, так и не посмотрев мне в глаза.

Удалился умеренно манерной и вполне неспешной походкой – по направлению к другой лавочке, где сидели две женщины.

 

Спустя минут десять он вернулся ко мне.

– Вот, возьмите, – протянул он мой пятак. – Благодарю за доброту и сострадание. Я рад за вас. Моя проблематика нашла более радикальное разрешение.

Я опешил:

– Да?.. Как же это? И почему вы рады за меня?

– Вон те тётушки дали по червонцу! Этого вполне хватит на очень приличный обед. Мне много не надо. Я, знаете ли, им тоже про весну рассказал поэмэтту. Кружевеет, розовеет утром лес. Паучок по паутинке вверх полез. Бриллиантится весёлая роса. Что за воздух! Что за свет! Что за краса!.. А вы говорите – жара, пыль, мухи... Оглянитесь, товарищ! Сотри случайные черты, и ты увидишь – мир прекрасен! Столовая закрыта на обед.

– Ну так можно в кафе или в буфете на вокзале.

– Ни в коем разе! Жиденького охота. Борщеца, рассольничка, соляночку сборную.

– Соляночку? Да она стоит полторы сотни.

– Ничего. Немножечко. Может, ещё полтинник добуду.

– Эдак можно и в р-ресторацию с нумерами мадам Писулевич. Блины с икрой, соколовская гитара, горячая мадера, что так грустно, Лещенко, Вертинский, жизнь и смерть для меня всё равно. Если целый-то день собирать червонцы.

– Не надо иронии, ирония всё убивает, товарищ, – назидательно произнёс он. – Видите ли, я имею обыкновение обедать только в одной определённой столовой. Привязанность, видите ли, споспешествует ощущению жизни как единственности и повторимости. Стереотипный круг, понимаете ли, создаёт иллюзию, что ты нужен. Меня там ждут.

– Где – там? – насторожился я.

– Как где? В зале ожидания, на перроне, в столовой. Везде!

 

Он отошёл немного, остановился, уже плохо различимый в сумеречной тени низкого дерева, и под жест сожаления произнёс:

– Что же делать, если обманула та мечта, как всякая мечта. Если жизнь безжалостно хлестнула грубою верёвкою кнута. Не до нас ей, жизни торопливой...

– Это, знаешь, как-то не так уж и весело, – поморщился я.

– Или вот ещё. Под насыпью, во рву некошеном, лежит и смотрит, как живая, в простом платке, на плечи брошенном, красивая и молодая... Третьего дня какая-то дурочка бросилась под электричку. Сам видел.

Он вычурно пожестикулировал руками:

– Смололо.

Пора было на перрон.

Проходя мимо незнакомца, я сказал ему:

– Ты бы лучше почаще про то, как лес розовеет и роса бриллиантится.