Черви сомнения

Поэза цвета и вкуса

В бледно-красном и зелёном:
Терпким розовым мускатом,
Кислым киви и солёным
Ароматом горьких слёз,
Листья сбрасывая клёном,
Укрываешься закатом
Над заливом полусонным
В разноцветье сладких грёз.

В тёмно-сером, в белоснежном:
Крепким выдержанным ромом,
Ананасом вязко-нежным,
Сливкой, вбитой в шоколад, –
Растворяюсь в безмятежном,
Отзываюсь дальним громом
И восходом неизбежным
Завершаю свой наряд.

Пеньюар из вкуса-цвета
Блекнет с первыми лучами.
Разбавляет злое лето
Наш прохладный поцелуй.
Больше страсти, меньше света…
Обнаженная мечтами,
Рвётся пьяная планета
На вселенский сабантуй.

Античная арабеска

В садах Гаруна аль Рашида
Судья жестокий Шариат
Держал наложницей Фемиду
В гареме с дюжиной наяд.
Внимали пленные гяуры,
Смотря на обнажённый бюст,
Словам непревзойдённой суры,
Слетавшим из прекрасных уст.
Но и халиф небезупречен –
Изгнал Ибн Рушда аль Мансур.
Твердил старик: «Мир бесконечен
В материальности фигур».

Аль Фараби скучал в Аллепо,
Ибн Сина – где-то в Бухаре…
Жизнь поразительно нелепа –
Лепёшкой сохнет на жаре
Или скрипит рахат-лукумом,
Завязнув приторно в зубах.
Багдад с его столичным шумом…
Дамаска царственный размах…

Считают евнухи динары,
Эфенди ждут от неба чуда,
Но там навязчивым кошмаром
Парит огромная Гаруда.

Серп над вершиной минарета –
Вне геометрии Эвклида.
Сияет под лучами света
Дворец Гаруна аль Рашида.

12 месяцев

Май открывает двери лету.
Апрель скучает позади.
Июнь приятною вендеттой
Сюрприз готовит впереди.

Скрипит земная ось в полёте.
Очередной круговорот –
Июль подхватит на излёте,
Жарой немыслимой взорвёт.

Великий кесарь Август грустно
Опалит травы желтизной.
Сентябрь напоит их вкусной
Прохладной дождевой водой.

Октябрь принесёт прохладу,
Покрасит листья в желтый цвет.
Ноябрь обрадует парадом
И кумачом былых побед.

Останки флоры омертвевшей
Декабрь-дворник уберёт.
Январь, холодный, поседевший,
В монокль вставит линзой лёд.

Февраль, как модельер, капризен –
Заменит быстро снег на дождь.
Его оставит нам в эскизе
Художник Март, весенний вождь.

Мечта

Так, как гордится красотой
Непревзойдённая гетера,
Гордимся мы своей Мечтой.
Она крадётся как пантера,
Шалит, как Карлсон, пьёт, как слон,
И прогоняет скучный сон
Реальных повседневных дел,
И это вовсе не предел…

Мечта, как небо, бесконечна.
Она зовёт в лесную глушь
И обещаньем жизни вечной
Покой смущает наших душ.
Мечта возносит над мирами,
Сбивая миксером в коктейль
То, что придумано не нами,
Но с чем приятно лечь в постель.

Ливорно

Мыслимое – бесспорно.
Видимое – бесстрастно.
Купол ночной. Ливорно.
Девушка в ярко-красном…

Листья швыряет пыльно
Ветер в аллеях парка.
Я отправляюсь в Вильно,
Ты – к Триумфальной Арке.

Бар в полутьме террасы.
Вяло танцуют пары.
Гул отдалённый трассы
Рвётся в аккорд гитары.

Столик украшен стильно.
Кьянти и моцарелла.
Ты, как всегда, субтильно
Будишь во мне Отелло.

Как твой parfum – невольно,
И до скончанья века
В память вписалось «больно!»
Кистью Тулуз-Лотрека.

Слышимое – приятно.
Чувственное – прекрасно.
Струн перебор невнятный.
Девушка в ярко красном…

Мирооформитель

Вот здесь… я воздвигну высокий забор
И замок построю подобно скале,
Чтоб северный ветер, сорвавшийся с гор,
Не смог бы склонить орхидеи к земле.

А там… стол дубовый, беседку в саду…
В которой придирчивый старый сахем
Прикуривать трубку бы смог о звезду
И потчевать дымом священный тотем.

Правее беседки, где дерзкий каньон
Равнинный ландшафт разорвал в пустоте,
Навешу мостом белокурый шиньон,
Скрывающий плешь на старушке мечте.

Чуть ниже моста – небольшой водопад,
За ним – виноградник, нескошенный луг…
И ульи, разбросанные невпопад,
А также – любимая, сын мой и друг…

Шампур

Когда нет темы и сюжета,
Я пью вино, жую шашлык…
И Сытость налагает вето
На жаждущий катрена клык.

Дух стихопийцы замер в теле
Любителя нескучных игр,
Но плещется в святой купели
Тщеславия опасный тигр.

Зверь надоедлив и коварен.
Не людоед, но любит лесть:
Боится хищник, что бездарен, –
Сырую, с кожей, может съесть.

А значит, и в золе мангала
Шампур начертит пару строк
О той, которая мечтала…
О том, который одинок…

Варнаки

Тракт разухабистый, скрип тележный…
Пьяный сосед бубнит невнятно.
Сон в томный полдень неизбежный.
Солнце в неряшливых бурых пятнах.

Мимо карета… на запятках
Сытый лакей в цветном кафтане.
Пальмы танцуют в дубовых кадках.
Правлю неспешно к господской бане.

Тпру!.. Дворовые хлопочут шибко.
Знать, не без порки воспитанье!
Грум угощает арбузной скибкой,
Мелочи сыплет на прощанье…

Кланяюсь низко. Приказчик скромный…
– В граде ль хозяин? Какая свита?
Лес вдоль дороги густой и тёмный.
Быстро трезвеет варнак Никита.

Ветер. Полнеют деревьев тени.
Вскоре кортеж показаться должен.
В чаще друзья достают кистени,
Сабельки рвут из потёртых ножен.

Я распрягаю коней. Вестимо,
Малый не промах Ванюшка Каин.
Воз – поперёк! Не проедет мимо
Гордый, но глупый как пробка барин.

Сожители

Пряча годы по шкатулкам,
Мы обманываем время:
Ты хрустишь французской булкой,
Я подпиливаю стремя.
Для эффектного паденья
Подготовлен стог соломы –
Ты идёшь на преступленье.
Я вербуюсь в костоломы.

Мы встречаемся случайно
И сливаемся беззвучно.
Ты – моя Большая Тайна,
Без которой жить мне скучно.
Я – твой рыцарь безупречный,
Вдохновлённый взглядом нежным,
Мы в пути, а путь наш – Млечный!..
Вплоть до встречи с неизбежным.

Визионер

Волхвы дрожали. Князь серчал.
Глумился, буйствуя, астрал!
С ухмылкой молот бросил Тор.
В котле варился мухомор.

И что потом? – Война и мир.
Ревнивый мавр, несчастный Лир,
Петрарки плачущий сонет,
Рабле полубезумный бред,
Губ скользких пламенный призыв:
Пещера, подступы, обрыв,
Твоё короткое каре
И наши стоны во дворе…

– Ну и при чём здесь Тор и мир?
Петрарка где, а где Шекспир?
Лауре и не снился мавр,
Марсель не Рим, Париж не Гавр…

– Узрел я так! А мухомор
Визионерский правит взор.
Принц датский, Лир, Пантагрюэль,
Сэр Бэкон, «Глобус», старый эль –
Фривольный антураж Буше –
И мы с тобою в шалаше…

Мечтая

Листая книгу вечерком,
Задую с пламенем страданья.
Свеча погаснет. Мирозданье
Снесёт куда-то сквозняком.
Темно. Рисует мысль сюжеты,
Фосфоресцируя в ночи,
И сколько нервы ни лечи –
Субтитрами плывут куплеты…

Чужие образы, но мне
Скорее родичи далече,
Когда бы выбор был меж встречей
С пришедшей тайно при луне
И той, которая в тиши,
На солнце. Без одежд. Моя!
Из них кого бы выбрал я?
Не знаю. Обе хороши!

Братья и Смерть

Три брата – в каждом Божий Дар –
Решили Смерть унять навечно,
Смекнув: предотвратить удар
Возможно только точным встречным.

Брат Повар приготовил суп
С лучком. Насыщенней нектара!
Брат Мистик в перегонный куб
Добавил Вечной жизни чары.

Брат Клоун трупом лёг в кровать.
Старушка Смерть зашла без стука.
Но не смогла в себе сдержать
Желания отведать лука.

Но только пару ложек съела –
И бледность сняло как рукой,
Налилось жизнью Смерти тело,
Но ненадолго. Упокой…

…Брат Повар вытер нож салфеткой.
Брат Клоун тело закопал.
Брат Мистик тешил сигареткой
Над ним бушующий астрал.

Но утром – горе и унынье.
Всё вечное. И всё цветёт.
Но всё голодное. Отныне
Не выпить сок, не скушать плод…

Младенец просит молока,
Но вечное – не для желудка.
Течёт бессмертная река,
Но рыбы не отведать. Дудки…
Тощает всё. И нет рожденьям!
Мычат коровы у овина.
Без смерти клеток, к сожаленью,
Не перерезать пуповину.

Брат Клоун бросился назад,
Но лишь косу отдал погост.
С тех пор и косит трижды брат:
Мор, Геноцид и Холокост…

* * *

Не ко двору:
Ослом ору,
Бараном блею,
Не умею
Жевать муру,
Курить кору
И реять ветошью на рее.

Не по зубам:
ХАМАС и хам,
Рай за столом,
А в горле ком,
Бомонд не БАМ,
И по губам
Стекает кофе с молоком.

Бегу как ёж
Масонских лож –
Паркет скрипит;
Быдлятский быт...
Всех дел на грош:
Вонзиться в ложь,
Но слишком пьян и слишком сыт.

Объяснение

Иллюзий рваные одёжки
Я примеряю по утрам.
И с каждым днём природный срам
Прикрыт всё меньше, а застёжки
Не держат форму в западне.
Я слышу пафос в мудрой речи.
Кричащий якобы извне
Давно не кажется предтечей.
Прозрачно всё. И все – просты.
Практичность косится на Веру,
А Сказке наводить мосты
Мешает нрав реальной Геры.

И только сон приносит мир:
В нём я одет вполне достойно –
От кутюрье Мечты мундир
(И для парада, и для бойни);
Я поправляю аксельбант,
Цепляю ленту без стесненья;
Люблю… и верю, что талант –
Богоугодное явленье.

Парадоксы (страсти по Вийону)

            *   *   *
Нет чёрного и белого,
Дрожащего и смелого,
Есть синтез недоспелого
И зрелого Тебя!
Нет труса и бесстрашного.
Лжеца и беспристрастного,
А минимум есть Нашего
При максимум Себя.
Есть что-то неизвестное,
По-грешному безгрешное,
Конечно-бесконечное,
Такое вот, как Я!
И смертное, и вечное,
Развратно-безупречное
И бдительно-беспечное,
Ползущее ... паря!

            *   *   *
Я хозяин и раб!
Я вода и песок!
Голос мой крайне слаб
И безмерно высок.
Я как мертв, так и жив,
С вами, но и вне вас
И бываю счастлив
От того что мой час;
От того что костер,
Как и прежде, зажжен,
Вновь ползу к пикам гор
И несусь под уклон.

* * *

В пороке есть очарованье,
Есть в извращеньях новизна,
Есть в равнодушье состраданье,
Нет только в рюмке с водкой дна…

Есть в гневе спрятанная мягкость,
А в смехе – перед скукой страх,
В алмазе чувствую я вязкость,
Нет только твёрдости в костях…

Есть в ЛСД своя реальность,
А в эрудите скрыт дурак,
В неряхе есть конгениальность,
И только радует коньяк…

Бард

На скамейке в сквере старом,
То ли трезвый, то ли пьяный
Бард со старенькой гитарой
Соль аккордов сыплет в раны.

Тянет скверно, голос грубый,
Ритм теряет – безнадёжен –
В крике гневно скалит зубы,
Но бежит озноб по коже…

Больно. Страшно. Непонятно.
Отчего? Ведь смысл – на тройку,
И слова не очень внятны,
И мотив не слишком бойкий.

Но, бросаю мелочь в шляпу,
Угощаю пивом тёмным,
И опять на всю Анапу
Он тоскует о духовном…

И взывает, и канючит,
Хлещет бранью подзаборной –
«Всё, что было, всё – до путча,
Всё что есть – бардак и порно!»

Не согласен, но не спорю
Сам гордился партбилетом…
Пахнет солодом и морем,
И советским винегретом.

Творческое ателье

Окинуть цепким взглядом. На глазок
Определить размер и настроенье…
Кроить недолго, резать без сомненья
Как вдоль страницы, так и поперёк.

Найти сюжет – красивый и простой.
Скупыми филигранными стежками
Скрепить реальность с собственной мечтой
И прострочить бессмертными словами.

Метафоры пришить, как кружева,
И пальцем… уколоться о героя,
Который, пока фабула жива,
Предпочитает быть всегда иглою.

Мои

Моё Терпение – столичный ювелир,
Шлифующий царапины на грани
В надежде, что испорченный сапфир
Вновь засияет на изящной ткани.

Моя Настойчивость – желание волны
Разбиться в брызгах, расколов преграду.
Мой Мирный пакт – преддверие войны,
Как и Безмолвие – предвестник камнепада.

Мой Гнев – мужик с лохматой бородой,
Дрожащими немытыми руками…
А Страх – мальчишка, но совсем седой,
С татуированными бритыми висками.

Мой Сон – головоломка для ума,
Путь в неизвестность без тропы и гида…
А Память – необъятная сума –
Хранилище восторга и обиды.

Атлант

Шекспиром новым мне не стать.
Да и с Наташей на балу,
Я знаю, вальс не станцевать.
Пишу, чтоб утопить хандру
В потоке образов и красок,
В котором плавает Мираж
И в окруженье чёрных масок
Грустит мой Поэзокураж.
Движенью учит он фигуры
И Словом создаёт людей,
Как Микеланджело, скульптуры
Он высекает из камней.
И радуется, как мальчишка,
Когда герои пьют нектар,
Страдает нервною одышкой,
Когда слегка теряет дар.

– Живые, черти! То ли было…
Как любят! Машут как руками…
Что ж, подержу, пока есть сила,
Свод Мира над их головами.