Непростая судьба призраков

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за май 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 11 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

В 1817 году Пушкин окончил Лицей.

Но вот год 1829-й. Написан новый вариант «Воспоминаний в Царском селе». Казалось бы, много раз переменилась жизнь поэта; у него избыток переживаний и впечатлений. Но Пушкина продолжают волновать парковые монументы:

 

«Садятся призраки героев

У посвящённых им столпов,

Глядите: вот герой, стеснитель ратных строев,

Перун кагульских берегов.

Вот, вот могучий вождь полунощного флага,

Пред кем морей пожар и плавал и летал.

Вот верный брат его, герой Архипелага,

Вот наваринский Ганнибал».

 

Имя колонны не названо. Ганнибал упомянут как призрак. Но нам понятно, что речь идёт о Морейской колонне.

Однако почему Иван Абрамович показан в таком странном виде?

Пофантазируем. Не могло ли случиться, что несуществующая Морейская колонна, колонна-призрак, послужила толчком для создания стихотворного образа героя?

Что произошло с Морейской колонной – неизвестно. Пушкин вопрос не обсуждает. Не может или не хочет. Пушкин любит определённость, а в этой истории много неясного.

Колонна-призрак придаёт развитие. Пушкин вызывает из небытия призраки Румянцева, братьев Орловых и Ивана Ганнибала – тех, в честь кого установлены монументы.

Это никого не обидит. Все указанные генералы ушли из жизни.

Александр Сергеевич, как мы не раз отмечали, был мастер переносить свои впечатления во времени и пространстве, создавая неожиданные и неповторимые образы.

Отметим, что Пушкин всё-таки делает маленький намёк на Морейскую колонну. Фёдор Орлов и Иван Ганнибал садятся возле столпа, им двоим посвящённого. Хотя поэт её не называет, но где же им присесть, как не у Морейской колонны?

 

«Капитанская дочка». Пушкин. 1836 год.

В Екатерининский парк проникает дочь капитана Миронова. 1774 год.

«Утро было прекрасное, солнце освещало вершины лип, пожелтевших уже под свежим дыханием осени. Широкое озеро сияло неподвижно. […] Марья Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Петра Александровича Румянцева. Вдруг белая собачка английской породы залаяла и побежала ей навстречу. Марья Ивановна испугалась и остановилась. В эту самую минуту раздался приятный женский голос: «Не бойтесь, она не укусит». И Марья Ивановна увидела даму, сидевшую на скамейке противу памятника…».

 

  Боровиковский. Екатерина на прогулке вблизи Кагульской колонны.

 

В памятнике, посвящённому победе графа Румянцева, узнаём Кагульскую колонну.

Дама «была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо её, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и лёгкая улыбка имели прелесть неизъяснимую».

Пушкин не мог видеть Екатерину Вторую. Императрица ушла из жизни за два с половиной года до его рождения. Скорее всего, Пушкин описывает по памяти лицо другой женщины. С сильным характером, загадочную и прекрасную. Но это предположение.

 

  Екатерина Вторая

 

Императрица изучила вопрос и решила все проблемы Маши Мироновой.

Согласно повести, их встреча состоялась ранней осенью 1774 года. Тогда Морейская колонна уже стояла в парке. Её установили в 1771 году. Александру Сергеевичу, конечно же, было известно об этом, и он мог устроить свидание милых дам поблизости от столь дорогого ему памятника.

Пушкину ничего не стоило описать круглый столб колонны, пьедестал, цветовые оттенки камня, ростры кораблей вверху, парковые окрестности. Но поэт не сделал этого.

Почему?

Потому что Александр Сергеевич не видел Морейской колонны, и, скорее всего, не был знаком с её чертежами и описаниями.

Последние посещение Пушкиным Екатерининского парка относится к лету 1831 года. Поэт с молодой женой отдыхал в Царском селе и посещал Лицей, о чём есть воспоминания тогдашних воспитанников. Естественно, Александр Сергеевич и Наталья Николаевна посещали Екатерининский парк – лучшее место для прогулок.

Несколько позднее Пушкин приступил к работе над повестью «Капитанская дочка», куда, как фрагмент, ввёл парковую встречу Марии Мироновой с императрицей и объяснил публике, как с помощью добрых людей можно получить столь высокое рандеву.

Как известно, Пушкин в своих произведениях добивался максимальной убедительности. И потому в повести «Капитанская дочка», описывая парковый эпизод, он не стал отягощать читателя, да и себя, ненужными фантазиями о Морейской колонне, описанием того, чего не видел сам.

 

По совокупности косвенных признаков следует остановиться на том, что Морейской колонны на месте не было ни во времена лицейского отрочества Пушкина (1811 год), ни в 1831 году.

 

Вспомним недавнее:

 

«Первая проталина

– Похороны Сталина.

Гипсовую статую

Сняли втихаря…»

 

Секретность политических решений почти всегда была у нас национальной традицией.

Вот что писали питерские поляки об ужасном наводнении 7 ноября 1824 года:

«В два часа пополудни вода пошла на убыль; она быстро понижалась и к 6-ти часам улицы были уже свободны от воды»^[1].

«Замечательно, что известия о наводнении не были напечатаны ни в одной газете, делали тайну из того, чему было 400 000 свидетелей»^[2].

Между поляками, русскими подданными, ходила шутка, что «по прошествию грозы сторож, с важностью хранителя государственной тайны, на вопрос "Куда гром упал?", отвечал: "Не велено сказывать"».

 

Морейской колонны долго не было на месте (или не было совсем), однако в силу каких-то обстоятельств колонна вернулась из небытия.

Памятник установлен на прежнее место, имея одну изменённую деталь: вместо бронзовой доски на нём укреплена доска медная.

Вот что пишет полковник Вильчковский С. Н., полицмейстер дворцовых зданий Царскосельского дворцового управления.

«В нескольких шагах от Чертова моста, на берегу первого пруда, стоит малая Ростральная колонна, поставленная 4 октября 1771 года по повелению Екатерины II, в честь подвигов, оказанных в Средиземном море графом Фёдором Григорьевичем Орловым. Колонна из синего, с прожилкам, олонецкого мрамора. На пьедестале из белого сибирского мрамора.

Медная доска, с надписью, современная, она заменила пропавшую старинную бронзовую доску.

Надпись гласит: «1770 года, февраля 17 дня, граф Фёдор Орлов с двумя   Российскими военными кораблями приплыл к полуострову Море в Средиземном море у порта Витуло, сухопутные войска высадил на берег и пошёл сам к Модону по соединении с христианами той земли. Капитан Барков со спартанским восточным легионом взял Пассаву Бердони и Спарту; капитан же князь Долгорукий со Спартанским западным легионом покорил Каламату Леоктари и Аркадию; крепость Наваринская сдалась Бригадиру Ганнибалу.

Войск российских было числом шестьсот, кои не спрашивали, многочислен ли неприятель, но где он; в плен турков взято шесть тысяч».

(Вильчковский С. Н. Царское село. 1911. СПб. Издательство Голике и Вильберга.)

Автор не обнаружил замены бронзовых досок на других парковых монументах.

 

Вот сведения о другом призраке.

 

От 27 марта 1798 года

генерал-прокурор князь Куракин

новороссийскому губернатору

тайному советнику Селецкому

 

Секретное предписание:

 

«Известно государю императору, что тело покойного князя Потёмкина доныне ещё не предано земле, а держится на поверхности в особо сделанном под церковью погребу и от людей бывает посещаемо, а потому, находя сие непристойным, высочайше соизволяет, дабы всё тело, без дальнейшей огласки, в самом том же погребу погребено было в особо вырытую яму, а погреб засыпан землёю и изглажен так, как бы его никогда не бывало».

Повеление исполнили ночью 28 апреля; но, хотя все работы делались секретно, они вызвали к жизни легенду, быстро облетевшую Россию и проникшую за границу, о том, что тело Потёмкина было вынуто из гроба и выброшено.

Император Павел приказал также уничтожить памятник Потёмкину, сооружённый Екатериной в Херсоне.

К «истреблению духа Григория Потёмкина», следует отнести также императорский указ от 24 сентября 1800 года. «Новороссийской губернии город под названием Григориополь отныне не именовать, а называть его и быть ему прежним названием того места городом Чёрным».

 

  Екатерина и Потёмкин

 

Император Павел боролся не только с живыми сподвижниками Екатерины, но и с их памятью.

(Любопытно, что города Чёрного никогда не существовало.)

 

Поговорим о возможных причинах исчезновения Морейской колонны. Она где-то оставалась: на складе или на задворках, среди хлама и без охраны; возможно, колонна ожидала того часа, когда ей найдут применение как элементу интерьера одного из павловских дворцов или дворцовых парков.

Могло случиться и так, что государь, скорый на поступки, отдав по колонне приказ, передумал. Не поднялась рука – всё-таки памятник воинской славы.

Но чем мог быть неугоден Ганнибал?

Ганнибал Иван Абрамович 1735–1801, один из основателей города Херсон. Старший из 11 детей «Арапа Петра Великого».

В 1784 году вышел в отставку в звании генерал-аншефа.

 

  Суйда. Здание музея.

 

Остаток дней Ганнибал заканчивал на мызе Суйда – в имении, ранее принадлежащем его отцу, Абраму Петровичу Ганнибалу. Это пригород Санкт-Петербурга, неподалёку от Гатчины.

Умер бездетным.

Отмечают, что Иван Абрамович был горяч и несдержан. Кстати, среди причин его отставки называют ссору с Григорием Потёмкиным.

Можно допустить, что уже тогда между Ганнибалом и цесаревичем Павлом, соседями, возникла неприязнь. Но как велика она могла быть?

 

Ганнибала упоминают в сравнении с генералом Каховским А. М. (В 1797 году Павел присвоил ему звание генерала, а затем посадил в тюрьму).

«Раздражительный и довольно по природе вспыльчивый, он едва ли не в бешенство впадал от одного лишь воспоминания о Павле, в тысячный раз и всё новыми осыпая его проклятиями.

Один лишь Ганнибал, наверное, сравниться с ним мог в старой, долгой, сильной, страстной, неумолимой ненависти и желчи. А потому каждый избегал при нём произносить имя этого императора. Но он сам всегда первый о нём разговор начинал»^[3].

Однако Павел посадил Каховского не за злой язык, а за то, что генерал был опасен. Каховский пал не жертвой «зачисток знати», а был обвинён в подготовке военного заговора, для этого были основания.

Ганнибал же не представлял опасности.

Отставник, он жил в провинции, политического влияния не имел.

Если и была обида на Ганнибала, то обида мелкая, на уровне бытовой ссоры. А потом, Павел Петрович не был человеком злопамятным, и у него были дела поважнее.

Есть другое: судя по надписи на доске Морейской колонны, в событиях на полуострове Пелопонес Ганнибал – фигура не главная.

Снова обратимся к пушкинским «Воспоминаниям в Царском селе» от 1829 года.

 

«Вот, вот могучий вождь полунощного флага,

Пред кем морей пожар и плавал и летал.

Вот верный брат его, герой Архипелага,

Вот наваринский Ганнибал».

 

Речь идёт о братьях Орловых, Алексее Григорьевиче и Фёдоре Григорьевиче. Они прославились в морских сражениях турецкой войны. И в их честь Екатерина приказала установить колонны.

Правда, самым любимым императрицей Орловым был ещё один. Орлов Григорий Григорьевич, её любовник, но у него не было военных успехов.

Братья Алексей и Фёдор были активными организаторами и участниками дворцового переворота 1862 года.

Алексея Орлова император Павел публично унизил, заставив идти по городу и сопровождать гроб с останками Петра Третьего.

Второго унизить не смог.

Орлов Фёдор Григорьевич, «герой Архипелага», умер за полгода до воцарения Павла Петровича на российском престоле. В мае 1796 года.

 

  Орлов Фёдор Григорьевич

 

Удалив из парка Морейскую колонну, Павел как бы наказывал Фёдора Орлова посмертно, истреблял память о нём, совершил нечто похожее на то, что по его приказу было сделано с памятником Потёмкину в Херсоне.

 

Добавление.

«В царствование императора Николая Павловича сооружён был новый памятник князю Потёмкину, открытый в 1836 году, но уже не в крепости, а в самом городе Херсоне».

 

Примерно тогда, надо полагать, или в тот период, вернули Морейскую колонну на положенное ей место с одним небольшим изменением. Пришлась восстанавливать доску с описанием событий, потому что прежняя, бронзовая, пропала по недосмотру.

Должно быть, расхитители постарались.

Наспех изготовили медную доску, должно быть, как временный вариант. А потом забыли.

 

Размышляя о Морейской колонне, подвигах Ганнибала, о временах Екатерины и Павла, Александр Пушкин испытывал непростые чувства.

 

Пушкин. «Моя родословная».

 

«Мой дед, когда мятеж поднялся

Средь петергофского двора,

Как Миних, верен оставался

Паденью третьего Петра.

Попали в честь тогда Орловы,

А дед мой в крепость, в карантин.

И присмирел наш род суровый,

И я родился мещанин».

 

Согласно домашней версии, его дед по линии отца, Пушкин Лев Александрович, во время дворцового переворота 1762 года пострадал за... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

 

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в мае 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: