Кафе «Патрисианна»

Триптих. Часть первая.

Кафе «Патрисианна»

теоретическая повесть

− Серёжа, господи, где ты был? Да ты пьян! Почему от тебя пахнет духами? Что это за выходки, Серёжа? Четвертый час ночи! − как фон, звучал встревоженный голос мамы, пока Кормлев, как бы отстраненно, разглядывал в зеркале идиотски-радостную, счастливую физиономию, которая смутно напоминала ему его собственное лицо.

− Я пойду в ванную, мама...

− Какая ванна, бессовестный, в таком состоянии?! Ты пойдешь спать! Все очень разозлились. Ждали тебя до двенадцати, а потом ушли, Нерчаев обещал «побить тебе морду», Светочка сказала, что теперь она придет к тебе только на поминки… Серёжа, зачем ты обижаешь её, она хорошая девушка. Зачем ты морочишь ей голову?

− Мама, этой девушке тридцать семь лет, у нее трое детей, и она уже два раза была замужем!

− Ладно, ладно, иди спать, завтра с тобой поговорим, пьяница!

Кормлев уснул, даже не успев коснуться подушки. Так и спал всю ночь, полунакрывшись одеялом, не успев снять правый ботинок. Ему снилась неоновая надпись «Патрисианна», лето, школьный двор, облака, протекающие над пионерским лагерем «Зарница», масляное лицо Панфилова, руки с розовым лаком, мама – молодая, красивая, смеющаяся, купающая его в реке, и уходящая по бесконечному коридору гардеробщица Даша.

− Боже мой, я болел только неделю, а вы все уже тут без меня обнаглели и обленились! Где Кормлев?! Где гранки?! Где, чёрт побери, рабочая атмосфера, которая здесь была до моего ухода?!

Сергей стоял у стеклянной двери своего отдела и слушал воскресший голос своего начальника.

− Серёжа, не бойся, заходи, я тебя прикрою! – шептала ему литредактор Ниночка, подталкивая сзади.

− Николай Васильевич, он был у меня, мы занимались корректурой, − вступилась Ниночка.

− Прекрасно, прекрасно, – расплылся в злобной улыбке начальник, – больше никаких опозданий! Это последнее предупреждение! – ядовито-любезным тоном процедил он.

− Последнее? – спросил Кормлев. – Вы меня раньше никогда ни о чем не предупреждали.

− Ну, значит, первое и последнее! − бросил через плечо начальник, выходя из кабинета.

Горы бумаг, корректуры, гранки, исчерканные зеленой ручкой и красным карандашом. Удушливый, сырой, теплый воздух, пропитанный запахом смеси духов, типографского шрифта, раскисшей кожаной обуви и дешевого кофе «Нескафе».

Кофе! – Сергей оторвался от работы. Это словно о чем-то напоминало ему.

− Кофе! – произнес он вслух.

− Ну да, кофе, Серёжа! – расслышал он голос Ниночки. – Ты будешь его пить?

− Как ты сказала, кофе?

− Ну да, кофе… Серёжа, что с тобой сегодня?

− Нет, спасибо, ничего, я поработаю, – сказал он встревоженным, удивленным глазам Ниночки.

И опять горы бумаг, корректуры, гранки, и тошнотворная бездарщина, с которой ему никак не удавалось ничего сделать.

− До завтра, Серёжа, не опаздывай, а то он тебя сожрет! – сказала Ниночка, чмокнула его в мерзлую щеку и побежала к автобусу.

Сергей шел по Гороховой, под ногами хрустела подмерзшая снежная каша цвета кофейной гущи.

− Кофейная гуща, − бормотал про себя Кормлев, − Ниночка сказала: «Кофе». Кофе, кофе… Господи, «Патрисианна»! Я вспомнил!

Ноги сами свернули налево, потом направо и вот уже перед ним опять горела надпись неоновыми, бледно-розовыми, прописными буквами «Патрисианна».

− Здрасьте!

Свет, холл, калорифер, прыщавое лицо швейцара, улыбка во все лицо.

− Позвольте Ваше пальто!

− Здравствуйте, Даша!

− Ах, вы, наконец-то, запомнили?! – Даша засмеялась и скрылась в дверях гардеробной.

В зале к нему опять подскочил, неизвестно откуда взявшийся, Панфилов.

− А, Серега, привет! Хорошо вчера погуляли! А Лидочки сегодня нет. Извини, извини! Обиделась! Да, да! Нельзя так расставаться с женщинами, старик! − увещевал Панфилов. − Ты подумай, подумай. Весь вечер за ней ухаживал, а потом вот так….

− Как "так"?! − Кормлев удивленно взглянул на него.

− Она тебя приглашала, а ты отказался... Нельзя так, нельзя! Ну, извини, мне некогда, я побежал, меня ждут! А тебя, кстати, Семенов искал, − вспомнил Панфилов.

− Семенов? Какой Семенов?

− Так, опять начинается! Старик, кончай свои дурки, не смешно уже!

Вон он, за столиком, справа, сидит, лысиной светит. Иди, иди, у него для тебя сюрприз! Только я тебе ничего не говорил! – Панфилов подмигнул и растворился.

− Серёжа! − говорила ему не на шутку уже обеспокоенная мама. − Ты знаешь, который сейчас час? Ты помнишь, что у нас есть телефон? Что у тебя есть еще мама, которая беспокоится? Что тебе завтра – сегодня уже! – на работу? Почему от тебя пахнет духами? Где ты был? Ты начал пить, Серёжа? Почему у тебя такой вид, как у кота, нализавшегося валерьянки? Если ты не одумаешься, то сопьешься и станешь пьяницей, болтающимся по улицам!

− Почему "болтающимся по улицам"?

− Потому что тебя выгонят с работы и не возьмут на другое место! Коммунизм кончился, Серёжа, сейчас пьяницы никому не нужны!

− Социализм! Коммунизм мы построить не успели! − поправил ее Кормлев.

− Иди спать, Серёжа! − вздохнула мама и ушла на кухню.

Спертый теплый воздух, затхлая сырость, запах типографской краски и газетной бумаги.

− Серёжа, ты опять опоздал! – надув губки и укоризненно качая головой, говорила Ниночка. – Босс просто озверел! Я ему сказала, что послала тебя в типографию, и ты будешь через пять минут, а прошло уже двадцать! Оставляй у меня пальто и быстро иди к себе… Быстро!

Что он сказал? – напряженно вспоминал Кормлев, перебирая очередную корректуру. – Что он сказал, этот Семенов? Где мы с ним познакомились? Он что-то сказал, и я сразу вспомнил! И узнал его, а теперь забыл, опять! Семенов, Семенов…. Виктор Альбертович. Ах, да! Университет, кафедра! Он был лаборантом. Четыре года он был лаборантом, а теперь у него своя редакция. И два раза в год мы с ним ездим на рыбалку... Какая рыбалка? Я ни разу не был на рыбалке! А вчера почему-то вспомнил, что был. И, оказывается, чего-то там поймал. И Семенов мне до сих пор завидует…

− Серёжа, вы сменили свою зеленую ручку? – Валентина Михайловна, «Зам», стояла перед его столом и недоуменно рассматривала листки бумаги сквозь приспущенные очки. – Серёжа, перестаньте оригинальничать! Где вы нашли такой отвратительный розовый пастик?! Я не брюзга, Серёжа, но ведь ничего не разобрать!

Семенов, Семенов… Лысеющая голова, острый колкий взгляд. Где я его видел? – вспоминал Кормлев, перебирая бумаги. – Ах, да! Университет, лаборант, рыбалка... Какая, к черту, рыбалка?!

− Серёжа, пойдем пить кофе, – мягкий, теплый голос Ниночки. – Шурочка принесла сегодня торт «Сюрприз». Шоколадный! Пойдем скорее, а то нам ничего не достанется.

Сюрприз, сюрприз, – думал Кормлев, похрустывая вафельным тортом. – Семенов приготовил мне сюрприз. Какой?.. Не помню! Он весь вечер говорил о рыбалке, о том, как доставал для меня архивные курсовики, какой я был лодырь в институте... И как плохо, что я обидел Лидочку. Чем я ее обидел? Сюрприз, был какой-то сюрприз, и я был очень рад!

− До свидания, Серёжа! До завтра! Не опаздывай, – Ниночка чмокнула его в щеку и побежала к автобусу.