Воробьи летят…

 

 

Я принимаю долгожданный душ. Хана так часто использует мыло, что четверти кусочка нам хватило всего на два дня. Я кричу Хане принести мне второй кусок. Она, улыбаясь, заходит в ванную и загадочно на меня смотрит.

– Я тебе кое-что расскажу про мыло, – говорит с улыбкой она.

Когда я выхожу из душа, меня встречают озабоченные глаза моего лечащего доктора.

– Маргарита… Давай побеседуем? – говорит спокойно он и садится на край моей кровати.

Я снимаю с головы мокрое полотенце и вешаю на специальную вешалку.

– Давайте.

– Скажи мне, что тебя так встревожило сегодня на занятиях танцевальной терапией?

– Равнодушие.

– Послушай. У тебя недостаточно знаний, чтобы так говорить. У нас существует свой план лечения, традиционный план, который никто не должен нарушать. Понимаешь, Маргарита?

– Но это было явное равнодушие! Птица правда задыхался, ему было больно!

Хана подходит ко мне и гладит меня по мокрой голове.

– Этого больше не повторится, доктор, – говорю услужливо я. – Но я не стремлюсь лезть в ваши планы, я просто хотела поддержать его! И всё.

Мы разговариваем на протяжении получаса. Он интересуется моим самочувствием, моими эмоциями. Спрашивает, какое впечатление у нас с Ханой от семинаров с Сашей и Тимуром. Обычный разговор, который будет проходить каждый день в вечернее время в этом месте.

Доктор уходит.

– Как приятно, Хана, когда насекомое, залетевшее в дом, через 10 минут упрямых поисков выхода, наконец, вылетает! И кажется, будто оно летит упрямее… Радостнее что ли… Я боюсь за Птицу. Он такой маленький и такой любимый! Я боюсь, что он не найдёт выхода и погибнет, врезавшись в стекло.

Хана садится на свою кровать.

– Я тебе сейчас расскажу про мыло! – говорит она.

– Давай. – Я чувствую, что это будет чем-то весёлым.

– Так вот… Когда я встречалась с моим молодым человеком, каждое посещение душа было для меня в тягость из-за одного страха, который всегда меня преследовал.

Я попробовала представить, что это может быть. Хана продолжает…

– Я боялась, что могу недостаточно домыться, и от меня будет чем-нибудь пахнуть. Особо чувствительно относилась к половой сфере. Знаешь же, когда люди близки, все запахи как на ладони.

– И? – Мне уже смешно. Я предполагаю, что Хана сейчас скажет нечто нелепое.

– Ну вот… И однажды я засунула продолговатый кусочек мыла так далеко… Ну, так далеко…

– Куда, Хана?! – Мне действительно очень интересно.

– Куда, куда! В попу! – раздосадовано отвечает она.

– Зачем? – Меня развеселил такой поворот.

– Ну, как зачем… чтобы ничем не пахло.

– Хана, ты всегда так делаешь? – Да, я действительно испугалась за кусочек мыла, который нам выдавали один на двоих.

– Ну, тогда делала всегда, сейчас нет, не волнуйся. Но дело не в этом, Пь! А в том, что я, наверное, слишком сильно засунула этот кусочек! Я почувствовала такое дикое жжение!

– Ещё бы… Хана, что ты с собой делаешь? Ты моешься по три раза в день! Ты скоро всю свою кожу продезинфицируешь! У тебя не будет иммунитета. И ты сможешь умереть от любой гадости!

– Пь, не в этом дело… Ты просто пойми, как сильно жгло у меня там!

– Да потому что дурость это, самая настоящая…

– Что, ты мне не веришь? – смотрит на меня Хана и я вижу, как в её глазах появляются слёзы.

– Ах, милая Хана! Я не хотела тебя обидеть. Прости меня, пожалуйста! – говорю я. Мне действительно стыдно за себя. Я подхожу к моей Ханачке, обнимаю её нежно. Конечно, и это можно понять.. Она просто слишком чистенькая, она просто любит, чтобы везде хорошо пахло, она просто… такая.

– Да, Пь, я такая! – говорит, плача, Хана. – Видишь, я пыталась это выдать за смешное, а получилось грустно. А я, правда, хотела тебя отвлечь, развеселить. После всего пережитого тобой за сегодняшний день…

Мне жаль Хану. Она добрая, ласковая, нежная. Надо же, засовывать себе в прямую кишку кусок мыла только для того, чтобы вкусно пахло везде… Ханачка... Милая, ну ты даёшь!

– Ханачка, милая, ну ты даёшь!