Домик над водой

День выдался не из легких. Сначала она нашла на дороге раздавленного ежа. Обычное дело. Ну почему, почему они действуют так нелогично? Перестраховщики, имеющие привычку сворачиваться в клубок при едва слышном шуме мотора – могли бы, кажется, взять за правило переходить дорогу только ночами, так нет же, бегут искать лучшей доли, когда попало! Господи, как будто кто-нибудь поступает по-другому…

Она похоронила его под серебристыми елками, там образовалось уже целое кладбище: ежи, белки, попавшие в теплицы дрозды. Что поделаешь, такова жизнь. Тащить ежа было тяжело, пришлось связать пару лопухов и волочь их, накинув веревку на плечи, а потом копать яму в непросохшей после вчерашнего ливня земле. Лопатка была игрушечная и на редкость тупая, Дора прокляла все на свете, пока закончила свое скорбное занятие. Грязная и уставшая, она вернулась домой и, как всегда, пройдя по листьям кувшинок, обнаружила, что забыла закрепить веревочную лестницу, по которой попадала внутрь. Лестницу сорвало ветром, она плавала в водоеме, а Доре предстояло теперь лезть вверх по шесту, по неудобным зарубкам-ступеням, которые сделал еще отец и которые не раз выручали ее, растяпу. Хорошо, что Дора была легкая, как пушинка, и взбиралась наверх довольно ловко. Конечно не так, как белка по стволу дерева или ящерица по кирпичной стене, но в исключительных случаях могла бы с ними посоревноваться, хотя в повседневности и предпочитала следовать людскому обычаю. Погрузив лестницу в кошелку и продолжая чертыхаться, она полезла домой. Слава богу, там было тепло и уютно. Ее отец был мастером на все руки: в домике имелось электричество, ванна из красивой фарфоровой салатницы с васильками и позолотой по краю, маленький изящный камин с дымоходом, который располагался посреди гостиной, и у которого можно было сидеть вечерами, подбрасывая щепки в огонь и глядя на веселое жаркое пламя.

В плотном мире Дора обычно была невидима. Как, почему, откуда пришло это свойство, ее нимало не заботило: одно из врожденных умений, не более. Она видела, сколько параллельных миров окутывает маленькую Землю, сколько загадочных существ теснится и скользит сквозь другие оболочки на одном и том же кусочке пространства – и ей не приходило в голову чему-нибудь удивляться. Зрение Доры было настолько острым, что ей нетрудно было разглядеть за внешним обликом тайный внутренний мир с его побуждениями, желаниями, страхами… Отец рассказывал ей о родственниках, оставшихся где-то в Англии и Шотландии. В этих таинственных сказках звучали воспоминания про древний род, якобы существующие предания, время от времени произносилось слово “minikin”, что, в переводе с английского, означало: «крошечное существо».

«Господи, – думала Дора, – какое все это имеет значение для меня? Или для белки Беаты?» Беата была ее приятельницей, одной из немногих, кто чувствовал Дорино присутствие. На той неделе белка свалилась с ветки в стоявшую под деревом бочку с дождевой водой. Стенки бочки были гладкими, а вода едва доходила до половины. Беата утонула, так и не сумев выбраться.

Все слои пространства неизбежно оказывались грубыми и жестокими, и не имело решительно никакого значения, являешься ты белкой, ежом, человеком или маленьким существом, живущим в ландшафтном светильнике. Ей казалось забавным, что вся утонченная английская родня была, по рассказам отца, как две капли воды схожа с громоздкими, лишенными тонких вибраций существами, которые назывались людьми. Только люди были огромны, а рост Доры, ее тетушек и кузенов не превышал пятнадцати сантиметров…

Вернувшись домой без сил, она бросила у порога мокрую веревочную лестницу. Уже наступили сумерки, и Дора подумала, что на ночь можно будет вывесить ее наружу подсушить, чтобы не пришлось завтра спускаться, держась за мокрые веревки.

«Нет, выпью сначала кофе», – она достала большую медную турку и начала варить чудодейственный напиток, возвращавший к жизни не хуже, чем вода из шотландских горных озер. Отраженный одним из них целительный свет лунной ночи, был запечатан в миниатюрный флакончик и всегда находился под рукой. Капли этого снадобья оживляли даже раненых воробьев, которые, хоть и не видели своей спасительницы, но после влитых в клювы глотков лекарства начинали вертеть головами и чистить перья. Ароматным кофе полагалось лечить людей.

Почувствовав запах, которым всегда славились лучшие кофейни, Арсений с неудовольствием огляделся, ожидая увидеть поблизости одно из таких заведений, но вокруг были лишь ивы да дикий шиповник. «Кафе? Бар? В таком глухом месте?» – изумленно подумал он, вновь берясь за свой фотоаппарат.

Домик нежно сиял изнутри голубоватым светом лунного камня. Арсений подобрался вплотную к воде, но этого ему показалось мало, и он ступил на мокрый округлый камень, лежавший в водоеме, примерно в метре от берега. Балансируя, открыл объектив, зажмурил левый глаз и, сосредоточившись на кадре, вдруг увидел правым, как с синего балкончика быстро вылетела и свесилась над водой миниатюрная веревочная лестница, связанная в одном месте крепким узлом. Оступившись от неожиданности, он очутился обеими ногами в воде, заскользил и, потеряв равновесие, с шумом обрушился в водоем.

«Что случилось? Что случилось?» – в панике заверещали птицы в сумрачной листве. Балконная дверь скрипнула и распахнулась, но этого он не успел заметить, потому что ударился головой о камень и потерял сознание.