Парис, троянский царевич

из цикла «Боги рядом»

 

На чтение потребуется 1 час | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Издревле в предгорьях Иды обитало племя дардан. Род свой дарданы возводили к титану Дардану, самому близкому и любимому другу Зевса. Дардан с молодых лет облюбовал эти места и частенько один, с небольшим рюкзачком за плечами, целыми днями ходил по горным тропам, любуясь неповторимой красотой горных пейзажей. Однажды он зашёл в небольшую фригийскую деревушку, заночевал у вождя племени Тевкра и бесповоротно влюбился в его дочь Батию. Несмотря на уговоры Зевса, он ушёл с Олимпа, женился на своей возлюбленной и прожил с ней всю свою жизнь. От них, Дардана и Батии, и пошло племя дардан.

Потомок Дардана, Трос, объединил все местные племена в единое царство – Троаду. А его сын, Ил, основал столицу царства, Илион. Случилось это так.

В память о своём друге Зевс благоволил дарданам. И вот однажды к Илу пришёл фригийский оракул. За ним шёл служка, подгоняя пёструю корову. Оракул сказал:

– Царь, мне голос был. Он велел передать тебе эту корову. Видишь – она пёстрая, значит, она будет отличаться от всех остальных. Так вот. Бери эту корову в своё стадо и иди с ним к побережью. Когда корова устанет и ляжет на землю, обведи в том месте круг и будет там столица твоего царства…

Ил ехал на телеге и подрёмывал, когда к нему подбежал слуга:

– Господин, пеструха легла, – крикнул он.

Ил соскочил с телеги и оглянулся вокруг себя. Они находились на лугу с сочной травой. Невдалеке текла река Скамандр. С другой стороны луга виднелась речка Симоис. Горы остались далеко позади, а впереди, за лугом, сверкала морская гладь.

Ил обвёл вокруг коровы круг и лёг спать, завернувшись в шкуры. Наутро свершилось чудо – рядом с ним стояла деревянная статуя Богини. Он сразу понял, что это – Афина Паллада. В тот же миг он услышал голос, который шёл ниоткуда: «Возведи на этом месте храм моей дочери, Афины Паллады. И установи в храме дарованный тебе Палладий». Ил бросился на землю и долго благодарил Громовержца. Так и появился Илион, в центре которого стоял храм Афины Паллады, а в том храме хранилась главная святыня города – Палладий. Прижилось, правда, другое название города – Троя.

 

Гекуба, жена царя Трои, Приама, собралась рожать своего пятого ребёнка. Рожала она легко, почти без натуг выталкивала из своего нутра очередную поросль приамову. Вот и теперь повитуха, ощупав её живот, заверила: завтра благополучно родит, плод на подходе. Гекуба сходила в храм, помолилась перед Палладием, деревянной статуей Афины Паллады в человеческий рост, вернулась во дворец и легла спать.

Она проснулась среди ночи в холодном поту, ей было трудно дышать и сердце выбивалось из ей груди.

– Что с вами, госпожа? – спрашивала служанка, прибежавшая на ей зов, – начались роды? Позвать повитуху?

– Нет, нет, сон приснился, страшный очень, – говорила Гекуба, стараясь унять дрожь во всём теле. – Пламя кругом, крик стоит, а я будто взлетела над городом и сверху его вижу. Город, город наш весь огнём пылал.

– Огради нас, Зевс Громовержец, – пробормотала служанка. – Да вы, госпожа, успокойтесь и спите. Мало ли что приснится, а вам рожать завтра.

– И я летала над городом и не видела ничего, кроме огня и смерти, – всхлипывала Гекуба, – чужестранцы всех убивали. Всех, кого родила я, всех мёртвыми увидела и ещё других, которых рожу.

– Страсти какие, видать, утомились вы, зря в храм ходили. Могли бы и дома помолиться Афине Палладе, Заступнице нашей. Спите, госпожа, спите.

Понемногу Гекуба успокоилась и уснула. Назавтра она родила здорового младенца, мальчика, которому дали имя Парис. Гекуба никому не рассказала о том сне, но служанка, перепуганная не менее своей госпожи, прошептала о нём своим подружкам, и не прошло и дня, как о том сне уже знал Приам. Сон крайне обеспокоил его. «Так уже было наяву, – думал он, вспоминая свою далёкую юность. – Всё было, как в её сне. Сплошной пожар, трупы людей и беспощадные воины-ахейцы с мечами и копьями. Неужели всему этому суждено повториться?».

 

Случилось это пятьдесят лет назад. Троей правил тогда отец Приама, Лаомедон, сын самого Ила, основателя города. В те годы Боги, несомненно, разгневались на людской род. С природой что-то происходило. Тряслась земля, море то уходило, обнажая дно, то возвращалось, и громадные волны шли на землю, опустошая всё на своём пути. Из Крита прибыл корабль с беженцами. Они рассказывали ужасные вещи: остров засыпан пеплом, люди голодают и мрут целыми семьями. Ко всему прочему на острове бесчинствуют банды ахейцев и некому дать им отпор.

Вскоре красные дожди пролились над Троей, и начался мор, скосивший множество людей. А когда, казалось, природа успокоилась и мор прекратился, пришла новая беда. Громадная тварь, хвостатая, покрытая чешуёй, с огромной пастью, усыпанной острыми зубами, и злобными глазками под скошенным лбом поселилась в морских глубинах вблизи города. Старики говорили: в далёкие времена таких тварей (а кроме них, говорили, были ещё и летучие гады) водилось множество, но повывелись они и живут ныне в отдалённых гротах и подводных пещерах. Видно, завалило какую-то пещеру, где обитала эта тварь, и вылезла она к морскому берегу. Трояне прозвали её «китом».

Кит был хитёр и коварен. Он выползал на берег, прятался в кустах и неожиданно набрасывался на свою жертву – иногда мирную скотину, иногда пастушка, а порой и молодую парочку, забредшую на морской бережок в вечерний час и утратившую бдительность.

Лаомедон устроил облаву. Воины подкараулили кита и забросали его копьями. Но копья отскакивали от чешуи, а тварь, растерзав двух воинов, сожрала их и убралась в море. Справили гекатомбу, но Боги равнодушно взирали на страдания людей, и кит по-прежнему выползал на берег и пожирал своих жертв.

– Нужно задобрить Богов великой жертвой, – сказал жрец, когда царь вызвал его на Большой Совет. – Задобрим Богов, смилостивятся они и уйдёт тварь восвояси.

– Всё отдам, – сказал Лаомедон, – пойдём в сокровищницу, и сам выберешь, что сочтёшь нужным.

– Вещью от кита не отделаешься.

– Ну, пойдем в конюшню. Хорошую кобылу ему подыщем на растерзание.

– Нет, царь, кобылы ему мало. Отдать человека нужно, любимого человека, – сказал жрец, – Пожрет он его, Боги примут жертву и уйдёт кит.

– Какого ещё человека? Говори, не тяни из меня душу, – закричал царь.

– Отдай свою дочь, – сказал жрец, опустив голову, – Гесиону отдай, любимицу свою.

– Спятил ты, жрец, что ли? – вскричал царь.

– Так всегда делали, во все времена, – ответил жрец.

– Нет, нет, что угодно требуй, но Гесиону не отдам, – затрясся царь. Гесиона, одиннадцатилетняя девочка, симпатичная и смешливая, была его любимицей. Он дозволял ей всё. Она забиралась на его спину и он, похрюкивая от удовольствия, возил её по двору, изображая лошадку. – Все забирай, но Гесиону оставь, – повторял царь.

Жрец удалился, и в тот же вечер кит растерзал в одночасье сразу трёх девушек, вышедших прогуляться за пределы города. После похорон того, что от них осталось, возле дворца собралась толпа людей.

– Царь, отдай Гесиону, – кричали они. – Отдай дочь или тварь сожрёт всех нас.

Царь вышел к толпе.

– Я отдаю свою дочь, – сказал он, и слёзы потекли из его глаз.

Приам – тогда его звали Подарк – был на два года старше Гесионы и любил её всем своим детским сердцем.

– Меня, меня возьмите вместо неё, – кричал он и бился в истерике, когда воины привязывали сестрёнку к дубу, стоявшему на морском берегу. Утром ей дали выпить крепкий отвар из трав, который обычно пили, когда эскулап выдёргивал больные зубы. Головка её свесилась, и было неясно, то ли она спит, то ли потеряла сознание.

Вокруг по холмам стояли люди, казалось, вся Троя вышла из крепости и смотрит на несчастную Гесиону. Лаомедон стоял вместе со своей женой, Стримой. Они смотрели на свою дочь и ждали… Шло время, но кит не появлялся. Смеркалось и люди понемногу начали расходиться. «Этой ночью он пожрёт её», – шептали они.