Жизнь и её окрестности

 

(сочинение на свободную тему)

 

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за февраль 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 1 час 50 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

У меня есть друг Валерка. Он тоже бывший (как и почти все герои этой книжки) «одношкольник». У него был один недостаток. У него не было прозвища. Фамилия Галушкин более чем соблазняла к придумыванию прозвища, но никто не решался. Валерка родился здоровым румяным бутузом, очень любившим драться. С малолетства, вместо того чтобы сказать «давай с тобой дружить», он говорил: «Давай с тобой подерёмся, а потом будем дружить». Так что без прозвища был. Но очень предприимчивый.

– Давай, – говорит, – клетки для «шшаглов» делать, их в Зеленстрое берут по 3 р. 80 к., мне трудовик сказал.

Страшные деньги по тем временам.

За неделю мы сделали по клетке. Поскольку у меня, по выражению трудовика, руки росли из жопы, клетка у меня получилась кривая, как руки. У Валерки руки росли из места чуть поближе к плечу, и клетка была чуть ровнее, но всё равно жуткая и держалась на соплях. Думали, чуть дешевле будет. Пошли сдавать. Клетки у нас не взяли и из магазина прогнали. Мы шмякнули их об столб возле школы, а тем, что осталось, разбили у трудовика окно.

Трудовик был сволочь. Когда он составлял список класса, он начал писать чуть ниже, чем надо, и на букву «ш» места на странице не хватило, место оставалось только сверху. На букву Ш был один я. А на букву «А», под номером один – Абрамов, естественно, по кличке Абрам. Трудовик долго думал, потом приписал перед Абрамовым «0» и напротив ноля начертал мою звучную фамилию Шульгин.

Абрам сказал:

– Хоп, ты – ноль!

Галушкин стукнул Абрама в грудь и ответил:

– Ноль будет тот, кто мою собаку отравил!

Намекая на то, что отравил Абрам, который был его сосед. Остальные подумали, что лучше нулём меня не называть. Кличка не прижилась, хотя Галушкин не меня защищал, а ему просто был нужен повод ударить Абрама в грудь. Он его часто бил, и поэтому грудь у Абрама была впалая, а глаза хитрые. Когда наступил Капитализм, вместо Коммунизма, Абрам поступил работать в «Обмен валют». Сам себя побил, связал и ограбил. Хозяин Обмена валют не поверил, что это не Абрам сам себя побил, связал и ограбил – выгнал его с работы, а когда выпивал «огненной воды», ездил к Абраму домой выколачивать сворованные деньги. Абрам запирал детей и жену в дальней комнате, терпел пытки, но не признавался. Так и сейчас живёт. Все думают, что у него где-то зарыт миллион, который остался от отца-сапожника.

Важнейшим из искусств, как я докладывал ранее, на улице считалась семиструнная гитара. Но в средней школе важнейшим из искусств являлся хор. «Зауч»… (я лишь к пятнадцати годам узнал, что там буква «в» есть, а до этого считал, что слово произошло от глагола «заучиться» или призыва типа – «За учебу!»... Потом скучно оказалось, что это всего лишь «Заведующий учебной частью»)…

Так вот, «зауч» Василий Васильевич, по прозвищу, как вы знаете, конечно же, Вась-Вась, отнимал у всех поголовно портфели и складывал их в большую кучу в химкабинете. Вась-Вась был химик. У него был большой рост, зелёный костюм, в нескольких местах прожжённый реактивами, и преданность указаниям. Позже я узнал, что портфели отбирали во всех школах – это, наверное, и было какое-то указание.

Хор выстраивали прямо в фойе, потому что в нашей маленькой школе не было большой комнаты. Вдоль стены высаживали учителей, чтобы следили за «своими». Не помню точно – были ли у них личные портфели в руках или тоже в кабинете Вась-Вася. В середину садился директор Лев Валерьевич.

«Пеньщик» – учитель пения, он же, по совместительству, трудовик, стоял со своим фронтовым (по возрасту) баяном наперевес, проверял всех на слух и отсеивал «зёрна от плевел». Выводили по одному и заставляли петь «Во кузнице». Мы фальшивили, как могли. Фальшивить очень трудно, если есть слух. Попробуйте. «Пеньщик» безошибочно расшвырял нас по двум кучам. Я попал в кучу тех, у которых есть слух. Туда же попал и Галушкин, у которого слуха не было, но который «перепритворялся», и «Пеньщик», на всякий случай, ничего не поняв из галушкиного пения, швырнул его в кучу – «есть слух». Производственный брак, так сказать.

 

«Глухонемым» Вась-Вась раздал портфели, подозрительно глядя им в глаза и говоря:

– На смотре всё равно для массовости сзади встанете.

– Встанем-встанем! – радостно отвечали отбракованные.

Нас, несчастных талантов, распределили по голосам. Меня с Галушкиным поставили во вторые.

Галушкин, хоть и не умел петь вовсе, и никогда не пел, сказал:

– Чего я – второй сорт, что ли?.. И самовольно пристроился к первым.

Мне тоже было обидно быть вторым, тем более что, когда я жил в деревне, я считался лучшим певцом матерных частушек с четырёх лет. Я пел матерные – по пять копеек, а такие – по три копейки старыми деньгами за одну частушку перед киносеансом в фойе колхозного клуба, пока об этом не узнали родители и не разрушили мой бизнес…

Мы репетировали «Солнечный круг» – музыка А. Пахмутовой, слова Н. Добронравова. Почему точно помню, потому что вместе с нами репетировала отбракованная ведущая Лидка из седьмого «А» (я потом удачно женился на ней). Она выходила с загадочным выражением лица, будто хотела сообщить что-то очень важное, а потом, ворочая туда-сюда башкой, как дура, орала звонким голосом:

– А. Пахмутова, Н. Добронравов – «Солнечный круг»! Ис-сполняет сводный хор средней школы №33!..

И уходила со сцены. Чувствовалось, что уходить ей не хочется.

«Пеньщик» давал мощный аккорд, от чего меха баяна втягивались, почему-то, внутрь, как живот у культуриста, и мы задушевно начинали орать «Солнечный круг, небо вокруг»… Галушкин, как тетерев на току, горланил мимо нот, никого не слушая. «Пеньщик», чуя что-то неладное, тянул ухо к хору, но рядом с ухом орал и свистел мехами баян, и определить того, кто «гадит», по звуку он не мог. Песня прерывалась.

– Кто косит? – свирепел Пеньщик. – Кто косит постоянно? Сам выйди сюда…

– Послушай, Палыч, – говорил директор. – Кто там чего «косит», ни нам тут, ни комиссии не понять. На мой взгляд, пели громко и хорошо. Только вот, объявление… что значит – «А. Пахмутова, Н. Добронравов»? Есть же у них настоящие имена – Алла там, или Никита, наверное…

– Хорошо, выясним, Лев Валерьевич, – говорил Пеньщик. – Но с таким баяном я на смотр не выйду… меха внутрь дышат, вы сколько обещали?!...

– Ну вот, всем надо! – нервничал директор. – Вам баян, химикам купоросу, физики, эту самую извините, эбонитовую палочку сломали… может, подшить эти меха как-нибудь?..

– А ну вас всех! У вас музыка всегда на втором месте! – психовал Пеньщик, громко ставил баян на стул и отворачивался к окну.

Я думал – чего плохого? Второе место призовое…

– Алла Пахмутова, Никита Добронравов, – вопила Лидка. – «Солнечный круг», исполняет…

– Ладно, – перебивал директор ведущую. – Начало положили – разойдись всем! – и шёл утешать Пеньщика.

Все, кроме Лидки, радостно разбегались. У Вась-Вася остался лишний портфель, набитый автобусными билетами. Шалоха «забил» и на хор, и на портфель.

Портфель так и остался на веки вечные в химкабинете, потому что Шалоха в ту же ночь ограбил школьный буфет и был пойман по горячим следам на канале, где угощал всю местную шпану ватрушками и карамелью. В тюрьме побыл дня два, был выпущен до суда под поручительство талантливой литераторши, и с тех пор его видели редко. Суд его не дождался, а карамель списали.

Кстати, буфет был прекрасный. Тётя Тоня лично жарила пирожки с повидлом (3 коп.) и ливером (5 коп.). Были ещё беляши (8 коп.), но это могли себе позволить только денежные люди: «зауч», директор или Галушкин, например. Они брали без очереди…

– Тоня! Двадцать две копейки! (что на сленге означало – «Беломор») – кричал, возвышаясь над галдящей толпой, Вась-Вась. – Ну, и пару беляшей, там!

Столов было только два. Один считался учительским, и, если кто из учеников за него садился, могли вызвать на педсовет. Вась-Вась садился. Ел беляши. Очередь на него смотрела и глотала слюни. (Почему в детстве всегда так сильно хотелось есть?..) Беляши горячие, только со сковороды. Он осторожно откусывал и охлаждал их громким дыханием прямо во рту. Иногда кусок беляша выпадал у него изо рта, и он ловко подхватывал его на лету, клацая зубами, как барбос. Мне кажется, он делал это нарочно. Шутил. Хотя лицо у него при этом было серьёзное и сосредоточенное, потому что, рассказывали, один раз он оплошал и ударился при ловле беляша лбом об стол. По крайней мере, так все объясняли небольшую и вечную шишку на правой стороне его лба.

Вообще, нам очень повезло с руководством: и директор, Лев Валерьевич, и завуч Вась-Вась были мужчины, что большая редкость для нашего среднего образования. Когда руководство уличало Льва Валерьевича в пьянке, родители просили его не увольнять, всё-таки мужчина… И тогда его ставили завучем, а Вась-Вася – директором… Потом уличали Вась-Вася, и они снова менялись...

Зато была дисциплина. В коридорах ни шикни во время уроков. Раз я видел, как они во второй смене хулигана взяли. Хулиган из третьего класса чего-то сильно натворил, но отведённый к Вась-Васю, со страху «дал ноги». Вась-Вась гнал его по второму этажу к выходу и думал «Уйдёт, гад!!!». В этот момент с другой стороны появился Лев Валерьевич – это была рука судьбы.

– Лёва! – крикнул Вась-Вась, и этого было достаточно, чтобы директор оценил всю серьёзность ситуации.

Хулиган застыл в оцепенении. Директор и Завуч, широко расставив руки, начали сходиться.

– Вася! – крикнул директор. – Батареи, батареи контролируй!

Опыт есть опыт. Под батареей было небольшое пространство, куда пролезало маленькое тело беглеца и не пролезало большое тело ловцов. Хулиган тоже был опытный и, прикинув собственные шансы, сделал несколько обманных движений к батарее и резко бросился Вась-Васю между ног. Он уже почти проскочил, но завуч, заваливаясь на правый бок, сжал ноги и схватил его за пятку. Тот выворачивался. Директор подбежал как раз вовремя и придавил шею хулигана коленом к полу. Но не тут-то было! Третьеклассник не сдавался, продолжая борьбу с двумя мужчинами в партере. Вся эта масса из трёх тел кишела и боролась на затоптанном полу, пока сама собой не прикатилась к батарее, где и затихла. Директор держал хулигана за горло, Вась-Вась вывернул ему правую руку назад, и нарушитель сдался.

– Верткий, сука! – запыханно и одновременно с уважением сказал Лев Валерьевич. – Веди его ко мне… все по классам! Продолжать занятия! – крикнул он учительницам, с трепетным восторгом наблюдавшим схватку.

– У нас не забалуешь! – задыхаясь, прошипел Вась-Вась. – Пш-шёл!

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в феврале 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: