HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Александр Славнов

Основания для лучшей жизни

Обсудить

Сборник рассказов

 

 

 

Мне всегда нравились дневники путешественников. Но не тех, что отправляются в путь, мечтая открыть для себя и для остального человечества новые страны, что-нибудь этакое новенькое и подробно описать. Лучше, если они выехали или отплыли по каким-нибудь иным соображениям, по торговым делам, например, или вообще против собственной воли очутились… Ничего не желая описывать, не собираясь делиться никакими впечатлениями. И вдруг что-то буквально заставило их отыскать в карманах обломок карандаша, клочок бумаги…, создать какой-то письменный документ, памятник мысли, чувству, действительному событию без всякой преднамеренности. Собственно, тогда получается, что я люблю не дневники, а попутные, даже «вынужденные» записи.

 

 

 

Опубликовано редактором: Карина Романова, 12.10.2008
Оглавление

4. Гармонии
5. Птицы над разбуженной рекой
6. Музыка и сумерки

Птицы над разбуженной рекой


 

 

 

«Нарисованы актёры, музыканты и танцоры,
И пускай белее мела их встревоженные
лица…»
Слова из песни

Почему стираются из памяти самые пёстрые, яркие события, а какая-нибудь невзрачная картинка живёт себе поживает и время от времени приходит на ум? Начнёшь всматриваться – ничего особенного: птицы кричали над разбуженной рекой... однажды утром... Что здесь такого...? Даже смешно. Как в песне: «Только слегка взмахнёшь рукой, вспомнив случайно, как над разбуженной рекой птицы кричали...» И я махнул бы рукой, но... птицы вспоминаются и песня поётся от души... А за ней ещё одна про каких-то нарисованных актёров со встревоженными лицами... Её напевали под гитару у костра в другое время и в другом месте... Но обе песни вращаются в памяти на одной орбите, они чем-то сродни друг другу, обе необыкновенно красивы и всегда являются вслед за теми птицами из жизни... А там, в моей жизни... ничего особенного. – Пустяковый эпизод...

 

Птицы кричали над разбуженной рекой...

Реку и птиц разбудил Вовка Иванов...

Да. Реку и птиц разбудил Вовка Иванов. Он рассёк застывшую водную гладь своим разгорячённым телом, возмутил со дна отстоявшийся за ночь ил. Ранним, розовым летним утром Вовка решил покончить с собою.

– Вылезай, чего тебе не хватает? – кричали ему с берега...

– Нет, – отвечал Вовка, – утоплюсь. Нет смысла в жизни.

Он всегда и всё преувеличивал, актёрствовал, публично грустил и отчаивался... произносил монологи. Он не столько напивался, сколько разыгрывал пьяного... при этом умел каким-то опустошённым взглядом уставиться в одну точку и тут же, будто нечаянно, по рассеянности, задевал и разбивал вдребезги стакан или тарелку. Или наоборот: он веселился... Так и говорил: давайте веселиться, надо жить веселей! И сразу начинал это делать... Но, опять-таки, бил посуду... Тенденция была замечена и даром ему не прошла.

Окружающие перестали разделять его чувства и всерьёз озаботились сохранением хрупких вещей. Они вели себя лицемерно, в лучшем случае только изображая сопереживание. А сами присматривали за тарелками. Это неожиданно возникшее обстоятельство взбесило Вовку. Его раздражала такая мелочность в людях: в самом деле, как можно в страстной задушевной беседе или посреди дружеского веселья думать о посуде? Большинство друзей было испытано, и уличено в мелочности и мещанстве. В конце концов, Вовка стал умышленно истреблять всякую хрупкую мещанскую собственность, разделяющую людей. Он бил и крушил всё направо и налево. И в особенности преуспел в уничтожении обыкновенных стеклянных банок, которыми мы пользовались на уроках акварельной живописи. Мою группу от оформительской, где учился Вовка, отделял тряпичный занавес, и оттуда периодически раздавался грохот опрокидываемых Вовкой стульев и звон битого стекла. Вообще-то я очень хорошо представляю, что его раздражало именно в стеклянных банках...

Урок акварельной живописи – это напряжённая тишина с мерным позвякиванием кисточек о края банок с водой. Дин-дин-динь, дин-ди-лень... Каждый сидит себе и полощет свою кисточку... В перезвонах различимы какие-то индивидуальные нервные процессы. Кто-то поспешно, набирая мазок за мазком, находясь в счастливом, азартном преследовании своей творческой цели, споласкивает остатки краски, как ракета сбрасывает отгоревшие ступени; его перезвоны похожи на дробь барабана в атакующем полку... Завидный полёт и наступление – всё в этом звоне. Другой в полной растерянности тычет кисточкой куда попало и раздражённо смывает следы неудачных попыток... Он полощет кисточку в два раза дольше, взбивает воду в пену, цепенеет в раздумье... и звучит неритмично. Третий, точно вышивает, уверенно и однообразно проделывает все операции, постукивая монотонно о края банки... И кажется, все вместе, все рядом, но каждый сам по себе и так далёк друг от друга... Иной раз слышишь с разных сторон это дин-дин-динь, дин-ди-лень... и чувствуешь невыносимое одиночество творческого существования во вселенной.

Драматические сцены разыгрывались в соседней группе за занавесом. Театр звуков. Напряжённая тишина. Дин-ди-лень... – как перезвоны в музыкальной шкатулке. Внезапно шорох, тревожный шёпот, невнятные голоса... Вполне различимо: «Иванов идёт!» Скрип двери. Самая напряжённая тишина. Дин-ди-лень... – перезвоны не так мелодичны и более нервны, словно кто-то, волнуясь, не очень плавно вращает ручку шарманки. «Бу-бу-бу...», – невнятный голос Иванова. Ещё чей-то голос, ворчание, какая-то возня, скрежет двигающихся стульев и мольбертов... – это Вовка занимает своё место...

– Можно осторожней, – возмущённый девичий голосок. Позже другой, тоже женский:

– Проходи, не мешай... Отвяжись! После всё расскажешь... Не до тебя...

Пауза. Тот же голос:

– Не крутись здесь со своим стулом... Я тебя очень прошу... Аккуратней! Ай-ай...! Ой!!!

Грохот битого стекла.

– Иванов, скотина! Ты нарочно! Это моя последняя банка..., ты уже все побил! Что мне делать?

– Офелия, ступай в монастырь...

 

Однажды Вовка принёс пластинку, с которой Окуджава пел нам:

Давайте восклицать,
Друг другом восхищаться ...

Но, даже слушая эти удивительные слова, каждый сидел сам по себе, шурша карандашом по бумаге или позвякивая кисточкой о края банки. Нельзя сказать, что процветало абсолютное безучастие... Как-то все общались, советовались, изредка вполне доброжелательно критиковали друг друга и искренне хвалили... Ну, возможно, именно восклицаний и восхищений было действительно маловато...? – Не знаю... – Голос с пластинки призывал к чему-то большему...

Ещё на заре нашей студенческой юности, в лагере труда и отдыха с Вовкой произошло первое символическое событие на эту тему. С какого-то очередного отчаяния искусство переживания увлекло его на деревенское кладбище. Он прихватил с собой альбом для набросков и там с натуры углём нарисовал могильный холм с покосившимся крестом и с сидящею на кресте большой чёрной вороной или галкой. На фоне догорающего заката.

Перепачканный углем, со сверкающими, как у шахтёра, белками глаз Вовка вернулся к полуночи, разбудил, кого смог, и показал набросок. Его переполняли эмоции, он говорил, что не всё удалось отразить..., но главное, кажется, вышло... – Кто-то его обругал, кто-то махнул рукой..., одним словом, желающих говорить об искусстве тогда не нашлось. Улеглись спать...

 

И вот сейчас, в конце нашей учёбы, в преддверии четвёртого курса у всех на глазах Вовка топился в реке. Насчёт смысла жизни он, конечно, плескаясь в реке, загибал. Безусловно, отчасти он был чем-то расстроен, но, скорее всего, хотел окончательно испытать нас на отзывчивость...

Он шёл в одежде, по пояс в воде вдоль берега и постепенно заходил в глубину. Параллельным курсом по суше тянулась наша компания, возвращаясь после ночного пикника к лагерю. Спасать Вовку насильно никто не хотел. Это было бы унизительно для него. Начали с убеждений. Дескать, всё не так уж плохо, жить можно и т. д. Но он никому не верил – сильно, с каким-то вдохновением возражал и глубже заходил в воду. Он погрузился по плечи, а доводы с берега в пользу необходимости жизни звучали всё слабее и реже...

– Нет, даже если и есть смысл в чьей-нибудь жизни, это не значит, что он есть в моей... Я не замечаю никакого смысла в своей жизни!.. Да и вообще, ни в чём никакого смысла не замечаю... Или... я не способен его разглядеть...

– Ты просто не способен..., – брякнул кто-то.

Все хотели спать и еле передвигали ноги, а Вовка, напротив, взбодрился от холодного купания...

– Да!!! – отвечала его голова из воды, и за ней, как рыбий пузырь раздувалась, удерживая под собой воздух, белая рубаха. – Да, я не способен... Я вообще ни на что не гожусь..., я бездарен..., я пуст, как консервная банка...

Всё смешалось в Вовкиной голове. Это у костра он насмотрелся пустых консервных банок и под конец выкинул такую метафору... Пришлось вытаскивать его из воды. Против консервной банки мы не знали, как возражать, а Вовка, видя нашу растерянность и неубедительную любовь к жизни, нам показалось, окончательно выбрал омут... Его долго ловили на мелководье, и вплавь, затем вывели на берег и велели жить дальше.

А птицы...?

Ну да! Своим барахтаньем в реке мы перебудили всех птиц на близлежащих островах. Раньше положенного времени. Вот они и кричали...

В самом деле, ничего особенного в этой истории нет.

Почему мне втемяшились в голову эти птицы...?! И если бы только мне одному...?

Следующей за тем летом осенью и позже, зимой среди прочих звучащих песен одна особенно наэлектризовывала и сгущала пространство. Все подпевали магнитофону и напевали сами себе...

Только слегка взмахнёшь рукой,
Вспомнив случайно,
Как над разбуженной рекой...

Я видел... на глазах у некоторых сентиментальных девиц блестели слёзы... лица друзей освещались каким-то общим чувством... Не уверен, что моим сокурсникам много раз в жизни доводилось слышать птичий переполох над разбуженной рекой... Впрочем, я без всяких оснований до сих пор уверен: они вспоминали именно тех птиц...

Что-то важное случилось там? У реки? Или это какая-нибудь бестолковая романтика, с жалостью к себе, с печалью об уходящей юности...? – Трудно говорить за всех, легче вспомнить о своих ощущениях. Что случилось лично со мной тогда? Итак...

 

Птицы кричали над рекой...

Чуть раньше я сидел на бревне у самой воды, с барышней... Меня слегка касалось тёплое и ласковое облако, но больше давал о себе знать сырой предрассветный туман. От его прохладных объятий пробегали мурашки по всему телу. Пора было закругляться и топать в лагерь...

– Когда я буду старой, одинокой и больной женщиной, ты меня вспоминай..., – говорила сидящая рядом юная, полнокровная и совершенно не мёрзнущая в моём пиджаке девушка.

– Конечно, о чём речь, я тебя никогда не забуду, – ответил я и ... наконец убил ненасытную крылатую сволочь, сидевшую на щиколотке. Озверевшие речные комары совершенно не давали настроиться на романтический лад. Этих неудобств я никак не предполагал. Мало того, что окружающее пространство не наполнялось никакой романтической музыкой, как ожидалось вообще... – здесь ещё сырое бревно и скотские комары... Я выговаривал какие-то бессмысленные слова, стараясь не стучать зубами, и щурился на превосходное, указанное девушкой розовое облако..., но в глубине души проклинал всё это романтическое мероприятие.

И хорошо, что вскоре недалеко от нас решил утопиться Вовка Иванов.

– Вылезай из воды, хватит валять дурака! – кричали ему с берега...

От погасшего костра все возвращались к своим кроватям и подушкам. Кто-то нёс в руках проигрыватель с крутящейся виниловой пластинкой – вроде патефона, только на батарейках – и над Волгой пел Джо Дассен на своём французском языке про свой люксембургский сад... Мы немного раньше ушли от костра и дожидались компанию, сидя на брёвнышке.

Ещё там, у костра Вовка был не в духе. Кажется, от какой-то неразделённой любви. Он выдвигал самые сумрачные идеи, делал поспешные выводы насчёт жизни вообще, размахивал руками и неподвижным взором глядел на огонь. Я больше всех ему противоречил... Мы праздновали день рождения одного замечательного человека, нашего сокурсника, отвлекались на тосты и прочее, но, между тем, проспорили всю ночь. Секундами казалось, что Вовка нуждается именно в моих возражениях..., но под конец я не выдержал, бросил спор и отправился гулять вдоль берега. Я ушёл со своим оптимизмом и с девушкой, а Вовку оставил с его какой-то неразделённой любовью и с мрачными идеями...

И вот он, должно быть, в качестве последнего довода в споре и чтобы испортить моё позитивное настроение, демонстративно топился в реке, поравнявшись с нашим романтическим бревном. Я, в свою очередь, сидя на бревне, немного рисовался, делая вид, что мне действительно хорошо жить на свете... На самом деле, тогда он не очень хотел тонуть, а мне надоело прикидываться счастливым. Это была актёрская игра. Вскоре вместе с другими я уговаривал Вовку выйти на берег... Потом «самоубийца» и его спасители выжимали из одежды воду, смеялись... Птицы проснулись на островах, эхо разнесло вороний переполох и разбудило всю округу, весь свет...

Нет, нет... То, что происходило со мной, имеет значение только для меня... какие-то трепетные прикосновения, взгляд в темноте темнее ночи... И что творилось с Вовкой, важно, по большому счёту, лишь для него. Разве это могло стать причиной общего настроения, которое спустя полгода и позже переживали все, вспоминая о птицах над рекой? Ни о чём не договариваясь, ничего не в силах объяснить друг другу, мы смотрели в чужие лица, как в свои отражения, и одновременно вдыхали невесть откуда являвшееся воздушное течение, похожее на тот утренний воздух от реки... Отчего произошло это общее чувство? Что нас объединяло тогда? Молодость? Свежесть восприятия...? «Всё было впервые и вновь...» Без особой причины мир вдруг переворачивался, в душе не находилось ни одного спокойного и уютного уголка. От дуновения ветерка всё содрогалось, как от землетрясения... Мы сидели у костра глаза в глаза, сквозь огонь говорили, и слова были горячи, будто поджаривались язычками пламени... мы горячо о чём-то спорили... Лица красивые, молодые...

Это было последнее лето нашей студенческой жизни и последняя летняя практика. Мы жили в спортивном лагере, в лесу у реки, целыми днями рисовали разные наброски, этюды... Так случилось, что где-то недалеко от нас, из колонии сбежали несколько малолетних преступников, и было решено ночами сторожить лагерь. У ворот разжигали костёр. Составили график дежурства: по два человека, со сменой каждые два часа..., но почти всегда у костра собирались все, кому не спалось, и просиживали до утра. Так что, кроме того пикника, было много ночных посиделок... И почти каждую ночь у огня разгорались споры... Да! Конечно! Как же я сразу не вспомнил?! – Всё дело в спорах!

 

Словно магнитом всех тянуло к ночным огням в эти последние дни. Тянуло на разговоры. Будто хотели, спешили напоследок разрешить какие-то важные вопросы. И не рассказывали анекдотов, не пели песен, а именно спорили.

О чём? – О жизни, конечно.

Все предполагали как-то жить, но ещё сомневались, не были до конца уверены в правильности собственного выбора. Проверяли в спорах. Каждый доставал на свет свою сокровенную идейку и пробовал устоять на ней, хотя бы на словах. Да! Здесь разворачивались планы, открывались перспективы и желанные роли.

– Для счастья нужно быть богатым! – заявлял кто-то. Находились противники этого дела. – Турнир! Хруст копий, звон сабель... Отстоял свой нехитрый и скромный план насчёт богатства – молодец! И если к тому же заметил благосклонный дамский взгляд из зрительской ложи – всё! Решено. Сомненья прочь, твой флаг тебе в руки, жизнь открывается широкой и ясной дорогой...! А проиграл – не обессудь: слаб в коленках, не твёрдо стоишь на своём, отвлекаешься на посторонние предметы. Значит, и в жизни тебя будет легко сбить с толку разными пустяками. Или это не пустяки для тебя...?

Другой затевал следующее представление: он выезжал на хромом ослёнке, с пальмовой веточкой, говорил, что ему не нужны деньги, что не стоит думать о хлебе насущном... – Получал своё тут же. Впрочем, он и не надеялся на великодушие публики, желая всего лишь проверить, возможно ли под градом камней и насмешек сохранять человеческое достоинство и бодрое выражение лица...

Третий, хорошенько всё взвесив, на многом не настаивал: элементарный достаток, крепкая семья, верная жена, послушные дети, ещё... квартирка в городе, домик в деревне, конечно, хорошая машина..., ну и разные мелочи: работа по душе, здоровье, поменьше врагов, побольше друзей и т.д. Выступавший с такой программой объявлялся самым несчастным фантазёром. Простое человеческое счастье оказывалось недостижимым.

– Надо жить одним днём... в своё удовольствие, даже картины писать для себя..., – утверждал четвёртый. – Пятый возражал:

– Счастье в том, чтобы хоть кто-нибудь разделял твои чувства...

– Жить стоит исключительно ради других!

И далее знамёна за знамёнами...

– Жить нужно ярко!

– Лучше скромно, но со вкусом.

– Человеку необходимо признание, успех...

– Нужно незаметно, без надежды на признание творить добрые дела...

– Надо быть циником.

Это сказал Вовка. Я помню. Почему-то ему захотелось быть циником...? – Непонятно.

Но, главное, он всех тогда убедил... Он называл это прагматизмом..., здоровым цинизмом, умением трезво оценивать обстановку, «реально» смотреть на вещи и т.д.

– Всё, чем вы увлекаетесь, что любите – давно имеет свою цену, стоимость в мире, и часто это даже очень дёшево стоит... – приблизительно так он говорил. И ещё..., что «реальность» сурова, ценности известны, всё старо, как мир, и ничего нового выдумать нельзя. Надо спокойно оценить, вычислить и занять «свою нишу». Как-то ловко у него это выходило! С цитатами от великих людей. Он отличался начитанностью. Все были раздавлены холодной и скучной шкалой ценностей, безысходным круговращением жизни в подлунном мире... Не хотелось верить Экклисиасту... Но стали перебирать – и в самом деле: всё уже было до нас. Остаётся чуть хуже или чуть лучше, повторяться... Лица помрачнели. Я почувствовал настоящее удушье и ради спасения своего самочувствия буквально выдохнул какой-то протест. Я сказал, что хочу создать бродячий театр...

– Было! Сколько угодно было! – засмеялся Вовка. – Низкий жанр. Площадные шутки ниже пояса... И как это сейчас может выглядеть… технически, организационно?

Но здесь почему-то многие стали говорить, не только я, что бродячий театр – не обязательно низкий жанр, и, «как это может выглядеть технически, организационно».

– Бесполезно, не выгодно и старо, как мир... – продолжал Вовка...

– Ну и пусть! Зато весело! – отвечал я.

– Не всё же время весело?

– Но интересно...! И почему это я не смогу придумать ничего нового?!

Странно, что до того момента, я никогда не думал ни о каком бродячем театре. Вообще в те минуты мне казалось, что говорю не совсем я. С языка сами собою срывались непривычные обороты речи... Я говорил, что было время, когда не существовало никаких современных ценностей, и даже никаких ценностей вообще. Они образовались. Всё когда-нибудь было впервые. И сейчас нет никакой ограниченной шкалы... Лучшие открытия быть может впереди...? Я говорил, что Шекспир и Мольер, если уж мы говорим о театре, не подавляют меня своими достижениями, также не угнетают и не ужасают разные исторические неудачи... Что вещи, неоценённые в одно время по достоинству, однажды станут необходимы и оценятся лучше. Ценности – самое непредсказуемое явление. Малое когда-нибудь станет большим, «кто был ничем, тот станет всем», «и последние станут первыми...» И выходило, что бродячий театр, просто таки краеугольный камень, отринутый прежними нерадивыми строителями...

Сидящие у костра принялись рассуждать о бродячем театре, о покупке грузовиков, раздвижных сцен... Как можно переезжать из города в город, какие устраивать представления на любой улице, в любом дворе…, что сейчас именно такого театра и не хватает... Говорили про живое общение со зрителем…. Под конец вспомнили про репертуар, но решили, что это дело наживное. Подумали немного о материальных затруднениях, об устройстве быта..., но пустяковые личные неудобства все согласны были терпеть ради успешности проекта вцелом. Не знаю, кем каждый себя представлял при том театре? Кажется, они забыли о своей почти определившейся профессии, о красках и кисточках и мысленно, должно быть, уже выступали на раздвижных подмостках... Помню даже, я испугался всеобщей готовности следовать за моей малообдуманной инициативой... Вряд ли сейчас кто-то из них помнит о ночном коллективном сумасшествии…. Однако, тогда тучи прагматизма рассеялись. Один лишь Вовка не хотел подаваться в бродячие артисты, молчал, сохраняя трезвость рассудка.

Но в последнюю ночь он своё наверстал: напился с горя от неразделённой любви... Как-то ему не удалось хорошо известным прагматическим способом спокойно вычислить и занять свою нишу... Он топился в речке и из воды выдавал такие монологи, что хоть сейчас в любую пьесу..., и когда его вытащили, очень театрально размахивал руками, что-то бубнил себе под нос... Всех озадачил, потом рассмешил...

Разбудил даже ворон.

Сначала было неловко перед природой за этот ранний переполох…, но неудобство и беспокойство сменилось необъяснимой радостью: захотелось кричать... орать, свистеть и улюлюкать на всю округу...

И тут я оглянулся в сторону погасшего костра.

Сонной вереницей по берегу тянулся весь наш самопровозглашённый бродячий театр. Брели, спотыкаясь, самовызвавшиеся актёры, претенденты на разные амплуа в жизни и на сцене, будущие Ромео и Джульетты, Арлекины и Пьеро, беспечные Труффальдино и скупые рыцари... Мне захотелось всех разглядеть...

Вдруг процессия замедлила шаг... или совсем остановилась? Смех и разговоры оборвались разом, проигрыватель дрогнул в руках пьяного именинника, игла соскочила с пластинки, и чёрный диск крутился беззвучно... На мгновенье мне показалось, что лица осветила какая-то яркая вспышка, будто всех разом коснулась одна и та же мимолётная мысль... В ней и страх, и нерешительность, и бездна сомнений... Мы стояли, как вкопанные, оглянувшись на реку...

Над разбуженной рекой кричали птицы.

 

 

 


Оглавление

4. Гармонии
5. Птицы над разбуженной рекой
6. Музыка и сумерки
507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!