Наглый самовар

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за июль 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 14 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

В доме Барановых все жили по заведённому бабушкой порядку. Каждый знал своё место и занятие. Покупки делали с её одобрения. Ремонт – только после бабушкиной отмашки. Возможно, потому в семье и не было ненужного барахла. Соседи называли дом «Барановским райисполком», намекая не столько на огромные окна, выходившие на улицу, сколько на начальственный характер главы семьи.

Бабушка была царём, богом, кухаркой и прачкой. Её плечи держали дом, «худо́бу» в сараях. В её подчинении находились «Эти», Леночка и парализованный дед. От «Этих» толку было мало. Целыми днями они пропадали на работе, а вечерами шушукались в своей комнате. «Эти» существовали на всём готовом, и бабушке не перечили. Леночка росла помощницей, любимицей и единственной радостью. Ничего плохого о детстве она не запомнила, только одно лето стало для неё тревожным и повлекло суровую зиму и долгое примирение.

Обычное утро летней вольницы началось со скорого завтрака «Этих», через четверть часа шёпот и хихиканье стихли. Проводив старших на работу, бабушка заглянула в детскую, где ворочалась полусонная внучка, и ушла на задний двор. Там её ждали хрюшки, гуси и куры – худоба, которая сама себя «не управит».

Одноухий Чижик прыгал, пытаясь достать до плеча, до щеки кормилицы. Цепь гремела и натягивалась до предела, но бабушку так просто было не разжалобить. Она торопилась к сараям, а Чижик закашлялся и грустно лёг на тёплую утоптанную землю, сильно пахнущую псиной и мочой. После худобы наступила и его очередь кормёжки порцией вчерашнего кулеша с размокшими хлебными корками. Ворчание бабушки доносилось в открытую форточку. Леночка уже не спала и жмурилась, слыша тявканье и кашель Чижика, гулкий стук дужки ведра, мерный рокот водопроводной колонки.

Только убедившись, что все дворовые жители сыты, бабушка вернулась в дом. Там её ждали лежачий муж и Леночка. Обуза и отрада.

Окончательно девочка проснулась, когда бабушка поставила синий эмалированный чайник на плиту. Шёпот и ворчание перебрались в кухню. Леночка вскочила, выбежала навстречу бабушке, звонко чмокнула её. Затем умылась, расчесала волосы на пробор и кое-как заплела жидкую косу. Надев платьице, она ждала, когда откроются двери дедовой спальни, и бабушка вынесет тазик с плавающим обмылком, мокрое полотенце и ночную рубашку больного.

Дед Леночки уже двенадцать лет лежал бревном и только хлопал выцветшими, как бабушкин фартук, глазами. Он не разговаривал, никого не узнавал. Иногда его лицо озарялось странным светом. Казалось, что он сбросит одеяло и выйдет из комнаты, примется за дела, но это ощущение быстро пропадало.

Леночка силилась представить, каким он был раньше? И хотя видела его фотографии в синем бархатном альбоме, и знала от бабушки, что дед когда-то водил городской автобус, всё-таки её фантазии не хватало представить что-то другое кроме измятой постели и тонкий жёлтых рук поверх одеяла.

Леночка знала, что дедушку положено любить, но ничего к нему не чувствовала, догадываясь, что тот даже не знает о её существовании. Был и другой дедушка, Туркин, мамин отец. Усатый, с железным зубом в весёлой улыбке, в клетчатой рубашке навыпуск и синих трико. С удочкой, к которой были прицеплены красные поплавки, с коробкой чёрно-белых шашек. Дедушку Туркина любить было просто.

О Барановском дедушке Леночка почти не думала, усвоив манеру «Этих» не замечать инвалида с его проблемами. Не удалось ей перенять жалостливое отношение бабушки к лежачему больному. Она лишь читала ему вслух книжки – несла бессмысленную заботу как повинность.

Размышляя о том, как бабушке скучно убирать за дедом каждое утро, Леночка ждала завтрака. Что на сегодня? Оладьи, яичница или сугроб рисовой каши с изюмом? Нет, Леночку ждало божественное чудо – рыхлый золотой блин со сметаной, крупные чёрные вишни, подпечённые солнцем, и компот, в котором плавала скрюченная пупырчатая груша.

Бабушка кормила деда в спальне. В тишине стучала ложка об эмалированную миску. «Ах, ты ж. Что ж такое…Ну ладно тебе…» – Леночка слышала её ворчание.

Потом бабушка проверила пустую тарелку и густо чмокнула внучку в затылок: «Иди побегай».

Леночка поплелась во двор. За калитку выходить смысла не было. На окраинной улице жили одни старички, никаких подружек. В соседнем переулке обитала компания девчонок, но Леночка была для них чужой.

Южнорусское солнце нещадно палило, даже не добравшись до зенита. Полдня Леночка провела за садовым столиком с тетрадкой и цветными карандашами. Она рисовала Карлсона, о котором после обеда читала деду. Не важно, что тот не понимает ни слова. До этой книжки приходилось читать «Сорочинскую ярмарку», это было сущее мучение. Почти все слова незнакомые, их и по складам не прочтёшь! Зато потом каждый день мультики по телевизору или «В гостях у сказки». Ведь лето – это каникулы! В программе телепередач «детское» отчёркнуто химическим карандашом. Пока Леночка читает деду и смотрит в «дурацкий ящик», бабушка хлопочет с ужином, худобой, стиркой.

Задумавшись о том, каким будет сегодняшний день, Леночка вздохнула. Хорошо бы снова начать вязать половички из тряпочек или печь пышки. Можно распустить старые свитера. Леночка будет сматывать скрученную пряжу в клубочки, а бабушка вязать носки. Они будут хихикать, словно между ними нет пропасти возраста, больного деда и нерешённых домашних проблем.

Хорошо бы, если пришла уличкомша Сидорова. Хоть она и сплетница, и смотрит на Леночку косо, а ещё долго стучит палкой в калитку, Сидорова всегда знает новости. Весело вскипает эмалированный чайник на плите, и Леночка «старикует» со взрослыми за столом.

И вот когда была раскрашена целая страница скучной раскраски «Птицы средней полосы», Чижик вяло зевнул и коротко взлаял, поглядывая на калитку. Кто-то топтался на улице в белых тряпочных туфлях.

– Леночка, здравствуй. Позови Клавдию Петровну, – улыбнулся низенький лысый мужичок, заглядывая во двор.

– А вы кто? – нахмурилась девочка.

– Позови-позови, – кивнул и ещё шире улыбнулся лысый.

Леночка нехотя перекинула одну, а потом вторую ногу через лавочку и поплелась в дом. Бабушка уже выходила навстречу. Она сняла фартук и зачем-то убрала седые волосы под жёлтую газовую косынку. Было неприятно видеть, как бабушка улыбается лысому и как они садятся во дворе за столик, где только что сидела она сама. Покрутившись у порога дома, девочка ушла в угол двора к Чижику и стала нарочито громко укорять его: «Что же ты, балбес, кулеша наелся и дрыхнешь? Когда чужой приходит – громко лаять надо. Вот я тебе второе ухо оторву». Чижик тёрся мордой о Леночкины ладони: «Почеши, почеши, а потом уж отрывай».

Лысый сидел долго. Он хмурился, вытирал платком лоб, постукивал о ножку скамейки ногой в парусиновой туфле. Наконец нехотя встал, комкая полу летнего пиджака. Бабушка развела руками и направилась в дом. Лысый смотрел ей вслед и качал головой. По его круглому лицу текли струйки пота.

Леночка отвернулась от них. В большой чёрной кастрюле, словно приросшей к земле, на глянцевой поверхности воды крутилось надкушенное яблоко. Чижик не дотягивался попить и начал поскуливать. Девочка отодвинула огрызок к краю и зачерпнула собаке воды. Хлопнула калитка. Лысый ушёл.

Леночка поднялась по ступенькам крыльца и увидела, что бабушка вытирает слёзы, стоя у зеркала.

– Он обидел тебя? – вскинулась девочка.

– Мне всего пятьдесят шесть, – невпопад ответила бабушка, – а ноги у меня такие толстые стали, и вены повылезали. Голова вся седая… Когда я в конторе работала диспетчером, у меня платье было такое… Бостоновое, в горох. Мужики мои коленки «завлекалками» называли. А кудри я на бигуди не крутила, сами вились. Все подружки завидовали. Эх, пропади ты пропадом, жизнь такая…

Леночке стало отчего-то страшно, она попятилась в комнату и схватила со стола книжку с закладкой. «Большие надежды» Диккенса. Села спиной к двери и начала вполголоса бубнить, стараясь забыть о том, что услышала. Дед лежал с прикрытыми глазами, и было непонятно, спит он или нет. Вскоре книжка уже шелестела страницами на подоконнике, а Леночка плакала, забившись в угол. Она не знала, отчего её слёзы так и льются ручьём, но смутно догадывалась, что о приходе лысого «Этим» рассказывать нельзя.

Через полгода схоронили деда. Леночка стыдилась своего равнодушия. Она не чувствовала боли от потери. Когда родственники плакали, прижимая платочки к глазам, её голова низко опускалась. За гробом на кладбище потянулись человек десять. С дедовой работы никто не пришёл, кроме лысого. За крестами и звёздами на алюминиевых пирамидках маячило его пальто с барашковым воротником... Бабушка была бледна, но слёз не лила, и на гроб не падала. Соседки её безмолвно осуждали. «Уснул как праведник», – изрекла уличкомша Сидорова, обведя всех укоризненным взглядом.

Наступил Новый год, и Леночку отправили к Туркиным. Смутное предчувствие неприятностей сопровождало её и в дороге, и в гостях. Туркины осторожно спрашивали Леночку о житье-бытье, но рассказывать было не о чем, и расспросы быстро кончились. Случайно Леночка услышала, что «Эти» подыскивают жильё для съёма, так как «какая-то баба вздурила на старости лет». Леночка внутренне сжалась, представляя себе уличкомшу Сидорову, ходящую по улице и стучащую палкой во все ворота. Именно так и должна была вести себя, по мнению Леночки, вздурившая баба.

После окончания каникул отец забрал дочь, но отвёз её не в «барановский райисполком», а в тесную двухкомнатную квартиру, которую «Этим» удалось временно снять. Новое место было не по душе всем. «Эти» искали и не находили привычные вещи, часто ссорились и резко умолкали. Леночка скучала по бабушке, да и в школу теперь добираться было неудобно. Родители отмахивались от расспросов, и Леночка поняла, что в её переменах виновата совсем не уличкомша.

– Нас бабушка выгнала? – спросила Леночка у отца.

Тот почесал нос и виновато улыбнулся.

– Нет, мы сами ушли.

– Я не уходила, – строптиво ответила Леночка, – меня не спросили.

– Мы в гости заглянем к ней, – пообещал отец и открыл газету, показывая, что разговор окончен.

– Когда? – требовательно спросила Леночка.

Пошли в субботу. Вместо немаркого школьного на дочь надели скрипучее шелковое платье на подкладке. В нём было холодно, но с гамашами и кофтой – вполне терпимо. Сначала тряслись две остановки на автобусе, потом шли по узкой тропке между сугробами. Мама несла в руках картонку с тортом, перевязанную бечёвкой. Картонка покачивалась, норовя стукнуть низкорослую Леночку по затылку.

– Дай сюда, – в раздражении сказал отец.

– Помнёшь.

Калитка примёрзла, и её пришлось с усилием толкнуть. Леночка возмущённо ахнула, заслышав, как их приход облаял Чижик. Он совершенно не собирался прощать Барановых, вероломно покинувших дом и двор. А, может, закутанные в шарфы лица были Чижику незнакомы?

– Это я, балбес одноухий, – крикнула Леночка и дёрнулась к будке, но отец схватил её за руку.

Бабушка смущённо улыбалась из-за приоткрытой двери. Без шали она не хотела выходить на мороз и махала ладошкой. Леночка побежала к двери и уткнулась головой в тёплый бабушкин живот.

– Умница моя, совсем тебя «Эти» заморозили.

Леночка пробежала в коридор, сбрасывая на ходу шапку и варежки. Чтобы по-быстрому снять войлочные сапожки, она сучила ножками и наступала на голенища. Бабушка смеялась где-то за спиной.

Дверь в большую комнату была отворена. В лучах яркого дневного солнца, бившего через тонкий тюль, Леночка увидела накрытый к чаю стол. В самом его центре громоздилось… чудовище. Красный, расписанный под хохлому, электрический самовар возвышался над белой скатертью, чайными чашками и блюдцами с вареньем. Непомерно огромный, наглый и самодовольный чужак. Он всем своим видом говорил: «Ну, Леночка, я теперь главный здесь. Смотри, какие у меня круглые блестящие бока, и прочные золочёные ручки. Разве есть у кого на свете такая же крышечка куполом и блестящий носик, как у меня? Что вы там принесли? Торт «Прага»? Это хороший торт, трёхрублёвый, праздничный. Мне под стать».

Вдруг самовар тоненько и пронзительно засипел, и Леночка вздрогнула. С дивана поднялся лысый, давний знакомец, которого она почему-то не заметила.

– Ну, здравствуй, Леночка, – заулыбался он, – меня зовут Анатолий Иванович. Проходи, будем чай пить.

Анатолий Иванович выключил самовар из розетки. Леночка хмуро выпуталась из шарфа и пальтишка и отправилась в кухню. Она долго намыливала руки, смывала пену водой и снова намыливала, чтобы не слышать, как с деланным оживлением «Эти» рассаживались за столом, как хлопотала бабушка, и как противно хихикал лысый. Когда её руки покраснели, и кожа стала покалывать, Леночка закрыла кран и схватила жёсткое вафельное полотенце.

И полотенца такого здесь не было раньше! А где же синий эмалированный чайник? Нигде… Она оглянулась: в коридоре рядом с бабушкиными сапогами стояли высокие валенки с галошами, а на крючке висело пальто с барашковым воротником. Медленно, опустив голову, Леночка вернулась в комнату и села у стола на крайний стул.

– Вот же твоё место! – сказала бабушка ласково и показала на другой, с думочкой. – Забыла? Садись, тут удобнее.

– Нет, – тихо буркнула Леночка.

– Правильно, – преувеличенно оживлённо поддержал её отец, – с тортом рядом сидеть приятнее и тянуться недалеко.

Все радостно подхватили шутку, стало шумно. Бабушка разливала тёмный густой чай из заварника, разбавляла кипятком из самовара, мама резала торт и раскладывала по блюдечкам. Лысому достался кусок с витиеватой буквой «П» и кремовыми завитками. Леночка смотрела, как Анатолий Иваныч орудует чайной ложкой, отправляя кусочки в толстогубую пасть. Он жмурился от удовольствия и поглядывал на бабушку, а та ответно улыбалась ему. Леночка взглянула на «Этих». Папа увлечённо ковырялся в своей тарелке, а мама подливала ему чай. Они словно ничего не хотели замечать, ничего невыносимо стыдного и мерзкого.

– А где вы купили такого красавца, Анатолий Иванович? – сказала мама Леночки. – Настоящий музейный экспонат!

– Ему уж лет десять, в чулане стоял. Ездил когда-то в командировку, в Гороховец, да там и купил. Не удержался.

– А тебе торт не нравится? – вдруг спросила бабушка у Леночки.

Девочка молчала. Она не съела ни кусочка, и даже не взяла в руки ложку. В её чашке появилась радужная плёнка, покрывшая остывающий чай. Леночка держалась двумя руками за сиденье, словно стул мог вывернуться из-под неё в любой момент.

– Почему ты не отвечаешь бабушке? – улыбаясь, спросил Анатолий Иванович.

– Мне не нравится торт! И ваш отвратительный самовар! И вы мне не нравитесь! – повышая голос с каждой фразой, ответила Леночка. – Вы все!

Разрыдавшись, она... [👉 читать далее...]

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в июле 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: