Ловля камчатского лосося без удочки

 

 

 

Война в этих краях давно отгремела. Собственно, боевых наземных действий здесь и не было. Японские солдаты высаживали десант только на соседних Курильских островах, но быстро изгонялись оттуда. Основное сражение происходило на просторах Тихого океана, омывающего Камчатский полуостров с востока и юга. Военный союз Советской России и Соединённых Штатов Америки против фашистской коалиции, в которую входила Япония, обеспечила безопасность жителям Камчатки. После войны по камчатскому бездорожью ещё долго разъезжали американские военные трёхосные грузовые машины, «студебекеры», поставленные воюющей России по ленд-лизу, да в паёк офицерам включали банки с американской ветчиной. Консервы открывались прикреплённым к банке ключом, срывающим тонкую металлическую полоску с середины банки. Вытряхнутый из банки блок розовой ветчины, напичканной нитратами для долговременной консервации, вкусно пах и производил впечатление очень свежего продукта.

Однако, ветчина – это было так, баловство. Основой питания всегда оставался лосось.

В обязанность мальчишек с Рабочей улицы входила ежегодная домашняя заготовка солёного лосося и красной икры на долгую многоснежную камчатскую зиму, заваливающую дома снегом по крышу. Стёпка за лето набивал тушками разделанного лосося столитровую бочку, стоящую в холодной кладовке, маленькой комнатке, набитой разной хозяйственной мелочью. Икра солилась отдельно в бочке поменьше и закатывалась в трехлитровые стеклянные банки.

У Генки семья была большая, и заготовка, соответственно, была больше, несколько бочонков.

При каждом удобном случае, когда мальчишки могли собраться вместе и пойти на рыбалку, они это делали. Ходить на ловлю лосося в одиночку и даже вдвоем было опасно. Бурная река не прощала промахов и время от времени забирала в свой подводный мир неосторожного рыбака. Родители мальчишек были спокойнее, когда знали, что на рыбную ловлю отправилась большая ребячья компания.

– Айда на речку ловить рыбу, с ночевкой! – в пику Стёпке предложил Мишка, неформальный лидер мальчишек.

Мишка ревниво следил за сохранением своего социального статуса и всегда старался первым проявить инициативу. Из-за этого он однажды подрался с Валеркой. В тот злополучный день ребятня собралась «полечиться», так условно назывался налёт на чужие огороды с целью полакомиться морковкой, репой, редиской, тепличными огурцами, смородиной или крыжовником, словом тем, что попадётся под руку в чужом огороде. Валерка почему-то заартачился и предложил поиграть в лапту.

Видя, что отряд налётчиков на чужие огороды раскалывается, Мишка крикнул Валерке:

– Трус! Маменькин сыночек! Китаёза!

Отец у Валерки был поджарый трудолюбивый китаец, а мама – русская пышная женщина, ведущая большое домашнее хозяйство. У Валерки было два старших брата и три сестры. Причём братья с виду были настоящими китайцами с раскосыми глазами, а девчонки больше походили на мать. Отец научил сыновей отстаивать своё достоинство, на которое часто покушались подвыпившие русские шовинисты, с помощью приёмов из китайских единоборств. Несколько приёмов уже освоил и Валерка, но показывать их друзьям, прослышавшим об этом, отказывался.

– Покажи свои приёмчики, китаёза! – снова выкрикнул Мишка. – Небось, врёшь, как всегда!

Мальчишки загудели, предчувствуя драку.

– Поддай ему, Мишка! – подзуживал Колька, числящийся оруженосцем предводителя компании.

Валерка вышел из калитки своего двора и остановился напротив Мишки. Из окна дома на происходящее спокойно смотрели отец и старший брат Валерки.

Постояв в нерешительности некоторое время, Мишка размахнулся, чтобы ударить Валерку, но неожиданно получил удар ногой в пах и отшатнулся. Он был покрупнее Валерки, и руки у него были подлиннее, но он явно не был профессиональным бойцом.

Удар в пах возмутил пацанов и кто-то закричал:

– Не честно! Драться надо на кулаках!

Оба бойца приняли боксёрскую стойку и двинулись навстречу друг к другу. Неожиданно Валерка прыгнул в сторону и сбоку нанёс удар в лицо Мишки. Тот упал, быстро вскочил и с недоумением смотрел на противника. Из его рассеченной брови текла кровь.

В это время распахнулось окно, и отец Валерки крикнул:

– А ну, давай домой! Хватит болтаться на улице! Надо вычистить говно из птичника.

Валерка медленно попятился к калитке и исчез во дворе. Вслед ему неслись крики:

– Трус! Куда убежал! Выходи драться!

Но все были довольны, что драка кончилась малой кровью, и исход её был неясен. Благодаря этому, Мишка, не смотря на синяк, закрывший глаз, сохранил своё лицо неформального лидера.

На этот раз никто не стал возражать Мишке. Стёпка только добавил:

– Давайте пойдем на речку с ночёвкой!

И все двинули через лес домой отпрашиваться на ночную ловлю лосося.

На следующий день мальчишеская рыболовецкая бригада отправилась на рыбалку. По узкой тропе через Мартыновский лес мальчишки шли друг за другом в соответствии с возрастом и авторитетом. Впереди шёл долговязый Мишка, за ним его верный оруженосец Колька, потом Стёпка, Генка и Валерка. По неписанному закону цепочку путешественников должен замыкать самый опытный и надежный член экспедиции. К таковому по общему невысказанному мнению относился Валерка. Место рыбалки было недалеко, в часе размеренной ходьбы от окраины посёлка. По пути к реке ребятня должна была пересечь топкий ручей, пройти мимо зарослей малины и дикой красной смородины. Топкий ручей был преодолён сходу без больших потерь, только Колька потерял в чавкающей грязи одну сандалию, и все минут пятнадцать искали её в болотистой луже, пока Колька не потерял вторую.

Мишка услышав от Кольки, что тот потерял вторую сандалию, плюнул и скомандовал:

– Пошли дальше! На обратном пути найдём!

К зарослям малины подходили с опаской. Крупные бордово-красные ягоды малины маленькими кулачками висели на ветках, склонившихся до земли от богатого урожая. Полакомиться сладкой ягодой в малинник повадились медведи. Женщины из посёлка несколько раз видели, как медведь ломился от них сквозь кустарник, услышав предупреждающий стук по дну посуды, предназначенной для сбора ягод. Стёпка, Генка и Валерка полезли было в малинник, но Мишка их остановил, прикрикнув:

– Мы на рыбалку собрались или малину жрать?

Окрик отрезвил рыболовов, и они, хватая на ходу ягоду и посылая её в рот, двинулись дальше, к реке. Босой Колька наколол в малиннике ногу, захромал и стал отставать. Валерка взял у него рюкзак с провизией и подталкивал сзади в гору. Миновав высоченные, метра под три-четыре, кусты красной смородины, усыпанные крупными пронзительно-кислыми ягодами, мальчишки вышли на край обрыва. Внизу бурлил прозрачный водяной поток. От основного русла вода устремлялась в протоки, словно ей было тесно, и она торопилась обогнать основную массу, мчась наперерез. На каменистых речных перекатах из воды выпрыгивали крупные серебристые рыбины, пытаясь преодолеть мелководье на своём пути вверх по течению.

– Смотрите! Медведь! – прошипел Генка, показывая рукой в сторону оставшегося позади малинника, росшего до самой кромки воды.

Из кустов выламывался медведь с явным намерением насытиться лососем, маниакально выпрыгивающим на перекате из воды.

– Бля! Какой здоровенный! – восхитился Стёпка. – В борщ бы его!

Стёпкина мама изредка покупала в сельповском магазине медвежатину, добытую охотниками на лицензионной охоте, и варила из него жирные борщи. Мясо медведя было сладковатым, нежным, и, говорили, очень полезным для ослабевших и малокровных. Стёпка не относил себя ни к тем, ни к другим, и ему не нравился сладковатый привкус медвежьего мяса. К тому же он прочитал в какой-то книжке про людоедов, что человеческое мясо тоже сладкое, и это отбивало у него аппетит при поедании медвежьего борща.

– Давай подползём к нему поближе, – предложил Генка.

Генка был из семьи матери-героини, работавшей шеф-поваром в поселковом ресторане «Север», известном даже в Петропавловске-Камчатском своей кухней, разгулами рыбаков, вернувшихся с путины и пьяными драками. Что-то героическое от матери унаследовал и Генка. Он всё время проявлял инициативу, создающую опасные ситуации. Совсем недавно по его предложению мальчишки тёмными ночами стали спускать с горки старые автомобильные шины навстречу грузовикам, проезжавшим по Рабочей улице, грохочущим и мешающим спать. Операция «Шина» чуть не закончилась серьезной аварией и была прекращена самими диверсантами после того, как один из грузовиков, объезжая шину, мчащуюся ему навстречу, не снес ползабора у Мишкиного дома. Мишку, конечно, выпороли, не поверив в его непричастность к аварии. После чего он поднёс кулак к носу Генки и произнёс:

– Ещё раз из-за тебя куда-нибудь въедут – я тебе сам по морде въеду!

Мишка в ответ на предложение Генки подобраться поближе к медведю крякнул и показал провокатору кулак. Камчатский медведь отличается особой свирепостью, если чувствует опасность. Это самый крупный медведь в мире после канадского и может нагулять вес до 700-800 килограммов.

Пока пацаны пререкались, медведь вышел на перекат и стал лапой выхватывать из воды лосося, рвущегося преодолеть любое препятствие, вставшее на пути к месту его размножения. Поймав лосося, медведь отрывал у него голову и с чавканьем её пожирал. Обезглавленные тушки лосося медведь бросал в воду, они плыли вниз по течению, окрашивая воду рыбьей кровью в красный цвет.

– Вот сволочь! – произнёс Валерка. – Ни себе, ни другим! Сейчас бы карабин!

– Да ты в него из карабина и с двух метров не попадёшь! Овощевод! Хватит пялиться на медведя! Так мы до места и до ночи не дойдём! Айда дальше! – ответил с усмешкой Мишка, намекая на то, что китайцы большие мастера выращивать овощи, но никак не охотники. Он хотел ещё раз поставить Валерку на подобающее ему в компании место.

В это время медведь, насытившись рыбьими головами, решил закусить малинкой и полез обратно в высокие кусты.

Дальше тропа шла по обрыву вдоль реки, и путешественники продолжили по ней свой путь. Вскоре впереди показалась цель: здесь река вырыла себе глубокое русло и прижалась к обрыву, опустившемуся почти до самой воды. С обрыва над водой свисал толстый ствол подмытой под корень берёзы.

Мальчишки сбросили с плеч рюкзаки и мешки, оставили босого Кольку с наколотой ногой сторожить имущество и отправились на заготовку дров для костра. Недалеко за поворотом реки, где она разбивалась на множество проток, к берегу было прибито много старого плавника, горевшего в костре долго, ровно и бездымно. Там пацаны увидели браконьеров. Недалеко от края обрыва стояла их грузовая машина. Сами браконьеры, двое пожилых дядек в высоких болотных резиновых сапогах, брезентовых штанах и штормовках, вытягивали из реки сеть, набитую серебристым кижучем. Рыбы в сеть попало так много, что им не хватало сил вытащить сеть на берег.

Дядьки матерились, кричали друг другу:

– А ну! Навались! – но сеть не поддавалась.

Один из браконьеров, увидев мальчишек, закричал:

– Пацаны! Давайте сюда! Помогите!

Мальчишки спустились с обрыва, схватились за бечеву и общими усилиями вытащили сеть на берег. Гора рыбы шевелилась живым серебром, пытаясь вернуться обратно в речку, но браконьеры стали глушить её ударами толстых палок по головам, и отбрасывать от кромки воды.

– Можете взять рыбину за работу! Вот эту! – показал один из браконьеров на лосося, с разорванным сетью боком.

Мишка взял лосося под жабры и скомандовал:

– Пошли!

Когда заготовители дров, а совсем недавно и помощники браконьеров, вернулись к месту своей дислокации, Колька уже разжёг костерок и кипятил в котелке воду.

– Жмоты! Бля! – выругался Мишка. – Рыбы пожалели! Чтоб их рыбнадзор прихватил!

Мишка знал, что это желание было несбыточным. Рыбнадзор в этих краях свои обязанности исполнял формально. Рыбы было «хоть жопой ешь», как говорил старший брат Мишки, ходивший на МРСе, малом рыболовном траулере, в Охотском море. Были годы, когда рыбе не хватало воды в реке, и лосось выпрыгивал на берег. К реке было противно подходить – так сильно пахло тухлой рыбой, гниющей на берегу.

Мишкин брат рассказывал ещё более удивительные истории: иногда в сетях, расставленных в море возле устья рек, скапливалось по несколько сот тонн лосося, но сети не вытаскивали и рыба гибла.

– Видишь ли, – рассказывал брат, – рыбзаводы не успевают перерабатывать рыбу на разваливающемся дореволюционном оборудовании, оставшемся ещё после японцев.

Генка быстро и умело разделал рыбу: очистил от чешуи, вырвал жабры, отрезал голову, порезал на куски. В закипевшую воду одновременно была брошена рыба, картофель, лук, перец и соль. Как только глаза у рыбьей головы побелели, уха была готова. К самой вкусной части лосося относили голову. Особенно вкусны были рыбьи щеки и хрящи на голове. Кроме всего прочего в голове содержалось большая часть химических элементов, необходимых для живого организма. Медведь был не дурак.

После обеда все, кроме Кольки, пошли на то место, где близко к берегу подходила чавыча, самый крупный из лососей, достигающий более метра в длину и двадцати килограммов веса.

Рыболовные снасти были запрятаны в лесу. О них следует сказать особо. Основное орудие лова называлось «крючок», представляющий собой длинный лёгкий шест с закреплённым на конце крюком с бородкой, сделанным из проволоки толщиной с мизинец. Рыбак заводил «крючок» выше по течению от места стояния лосося. «Крючок» сносило течением до ничего не подозревающих рыб, и рыболов подсекал их. Самым трудным было вытащить лосося из реки, особенно, когда «крючок» цеплял его за хвост. Сильная рыбина изо всех сил билась за право вернуться в родную стихию и норовила сдёрнуть хвост с крючка, что ей нередко удавалось. Самым удачным считалось зацепить рыбину возле головы, тогда она становилась беспомощной. Ловля с помощью «крючка» требовала силы, ловкости и, конечно, удачи.

К примеру, Колька, пацан мелкий и слабый, не мог удержать шест, сносимый бурным течением, и для такой ловли лосося не годился. Он, воображая себя гладиатором, еще мог попасть в лосося острогой, металлическим трезубцем, прикреплённом на древко, и то, если ему сопутствовала удача.

Кстати, у ребятни в лесу возле реки вместе с крючками была запрятана и острога. Обычно орудия лова подвешивались на какое-нибудь дерево с густой листвой. Вдоль берега можно было обнаружить не один такой схрон. Существовало неписанное правило: чужие «крючки» и остроги не трогать, даже если ты намерен вернуть их на место. Этот грех наказывался мордобоем.

По пути к месту ловли рыбаки нашли свой «крючок» и по прибытию туда расположились в соответствии со своими давно закреплёнными обязанностями: Мишка с «крючком» встал на краю обрыва над самым глубоким местом на том участке реки, где в тени, прижавшись к берегу, любила отдыхать чавыча. Рядом с Мишкой, держа в руках толстые палки, расположились Генка и Валерка.

Стёпка забрался на дерево, наклонившееся к воде на самом краю обрыва и словно решающее: упасть или не упасть в воду. Он, как матрос на мачте корабля высматривает желанный берег, высматривал в прозрачной воде желанную цель плавания, в данном случае, чавычу. Под ним, не смотря на тёплое лето, бурлила ледяная горная вода, вырвавшаяся на долинный простор из тесных ущелий, хранящих круглый год снег и лёд, по краям которых летом росли белые лилии и голубые подснежники.

Через двадцать минут после приготовлений Стёпка подал знак о подходе чавычи. Он широко развёл руки, показывая размер подплывающих рыб. Огромные рыбины, увеличенные в размерах лупой речной воды, в устрашающей буро-бордовой окраске чешуйчатого покрытия двигались вверх по течению. Вот они свернули к берегу, чтобы передохнуть перед штурмом очередного каменистого переката, туда, где неподвижно стоял Мишка с товарищами.

Мишка осторожно опустил шест с крючком в воду и стал заводить его за ближайшую рыбину, намереваясь зацепить её возле головы, но водный бурун исказил перспективу и рыба была зацеплена за хвост. Силы были явно не равны, рыбина забилась в воде, выплёскивая фонтаны воды, и тянула Мишку в омут реки. Бросив палки, к нему на помощь поспешили друзья. Схватившись втроём за шест, в конце концов, они вытащили рыбину на берег и подобрав палки стали бить её по голове, пытаясь оглушить. Но только после того, как на помощь пришёл Стёпка, они одержали трудную победу над рыбой, перемазавшись с головы до ног в грязи и рыбьей крови.

Оглушённая рыба лежала на берегу, чуть вздрагивая, открывая беззвучно рот и еле-еле шевеля жабрами. На воздухе её окраска сменилась с бордовой на тёмно-бурую. Из анального отверстия под хвостом выпадали крупные икринки.

– Переверните её на спину и держите! – приказал Мишка помощникам. Затем он достал из-за пояса охотничий нож и, наклонившись к рыбе, вонзил лезвие в анальное отверстие рыбы и распорол живот до самой головы. В раскрывшемся брюхе рыбы лежала красная икра, словно кто-то насыпал туда ведро крупного красного прозрачного гороха. Лучи заходящего солнца играли в икринках перламутровыми бликами. Маленькие рыбьи мирки были готовы к запуску своего генетического аппарата воспроизведения потомства, но у них была иная судьба.

Кто-то поместит свежую икру в марлевый мешок и опустит её, в зависимости от желаемой крепости засола, на пять или десять минут в насыщенный раствор соли, потом повесит мешок над тазом, чтобы стекла вода и выложит в бочонок, или закатает в стеклянные банки.

Кто-то намажет эту икру на белый хлеб со сливочным маслом и будет откусывать бутерброд с икрой, запивая крепким чаем или закусывая водку.