Река памяти

 

/Школьная тетрадь/

 

Купить в журнале за декабрь 2016 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 55 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

При всей своей случайности и необъективности, оценки в моём аттестате отражают школьную реальность. Они там очень разнообразны: троек, четвёрок и пятёрок – поровну. И если пятёрки свидетельствуют о взаимной любви с изучаемым предметом, то четвёрки – о допущенной мною лени, или о невнимательности, или о душевной нестыковке, а тройки – о моем, возможно, неоправданном равнодушии или даже о неприязни.

Разумеется, результирующая оценка, как и моё отношение к предмету, в значительной степени определялись его преподавателем.

Например, украинские язык и литература обогатили мой аттестат единственно возможными и неоспоримыми трояками.

В нашем миллионном, разместившемся в самом центре Украины городе, на правильном украинском языке не говорил практически никто, и по украинизмам в речи было легко определить жителя окраин или визитёра из сельской местности. Такое положение сложилось исторически, главным образом, благодаря железу, обильно насыщавшему собой местную почву. Для его добычи и обработки в конце позапрошлого века на берега Днепра были переселены рабочие из Брянска и Тулы. Они и их семьи составили тогда большую часть жителей города. Благодаря им большой украинский город долгие годы оставался русскоязычным.

Очевидно, что и Советская власть не особо возражала против стирания национальных признаков – формально изучение языка союзной республики считалось добровольным. Впрочем, местные власти этот факт успешно замалчивали – иначе, подозреваю, добровольцев нашлось бы совсем немного. Несмотря на замалчивание, несколько моих соучеников, среди которых были и украинцы, под разными предлогами сумели от изучения украинского освободиться. Один – только в восьмом классе приехал из Архангельска (начинать с нуля было уже поздно), отец другой девочки был кадровым офицером, ещё трое – по якобы слабому здоровью.

Некстати говоря, в те годы, в национальном смысле, все мои земляки – кроме, пожалуй, кавказцев – рисовались почти одинаково. И если кто-то небезразличный к национальному вопросу мог вычислить еврея по фамилии или по документам, то разницы между русскими и украинцами не наблюдалось абсолютно никакой.

А украинскую речь я слышал только по радио, и учил украинский в школе почти как иностранный.

 

Находившееся в местной почве железо уже в советское время продолжало играть свою роль в жизни города. Например, благодаря ему министерство чёрной металлургии Украины частично располагалось в её столице, а частично – в величественном белом здании, за памятником Ленина, на нашей главной городской площади, где возглавлялось заместителем министра, жена которого несколько лет обучала старшие классы нашей школы украинскому языку и литературе. И я до сих пор затрудняюсь объяснить: зачем она это делала? Уж точно, не из-за зарплаты. И уж конечно, не из любви к нам. Очевидно, из любви к самому предмету. Видимо, она и правда его любила, и упорно и беспощадно прививала нам эту любовь. Впрочем, так это тогда было принято.

Почему-то запомнился её рассказ о том, как в студенческие годы они с подругами подслушивали объяснение в любви.

Дело в том, что училась Министерша не где-нибудь, а на филфаке Киевского госуниверситета, один из преподавателей которого – молодой, но уже громко тогда звучавший украинский поэт – якобы был влюблён в студентку – сокурсницу Министерши, по-свойски предупредившую подруг о месте и времени предполагаемого литературно-художественного объяснения.

Подслушивание, разумеется, проводилось не в мелочных, личных, а в широких, культурно-литературных, почти научных интересах.

 

Из уроков украинской литературы помнится один странный вопрос и удивительным образом прилепленный к нему ответ.

(Для удобства всё сказанное по-украински приводится здесь в переводе).

 

Итак, ВОПРОС.

Почему Шевченко является основоположником не только украинской литературы, но и языка, а Коцюбинский – только литературы?

 

Думаю, упомянутые классики украинской литературы сами не смогли бы правильно ответить на такой вопрос. Нам же только и оставалось, что запомнить неожиданный ответ, логика которого так и осталась для меня глубокой и непостижимой тайной, и который, как в школьном учебнике, находится в конце этого рассказа.

А пока – три коротких, запомнившихся мне эпизода с участием Министерши.

 

Классе в шестом, будучи вызван к доске, я никак не мог вспомнить какие-то важные правила грамматики. Пытался что-то сымпровизировать, но, видимо, не особо удачно. От расплаты было не спастись.

– Нет, Владимир, – заключила Министерша, – с такими знаниями, как у тебя, тройку поставить не могу.

– А четверку? – спросил я.

В итоге: смех в классе и единицы – в журнале и дневнике.

 

В другой раз мы получили задание: написать пять пословиц на тему труда и трудолюбия.

Украинских народных мудростей я не знал, но разные другие запросто перевелись на украинский.

Одна из них гласила: «Кто рано встаёт, тому Бог даёт».

Получив тетрадь после проверки, я увидел, что пословица подчёркнута красным, а ниже – сакраментальные вопросы: «Есть ли бог на свете? Что он тебе дал?».

 

Но конечно, самым сильным номером Министерши было пророчество о мешках с золотом. На одном из уроков, не слишком прислушиваясь к излагаемому материалу, я смешил свою соседку по парте. И – что немаловажно – она смеялась. Министерша сделала нам замечание, потом другое. В третий раз, прервав себя на полуслове, она подошла к нам и ,демонстративно обращаясь только к моей, ещё не успевшей сжевать улыбку соученице, выдала примерно следующее:

– Вот, Лена, ты смеёшься, и пропустишь важный материал, и в твоём образовании будет невосполнимый пробел. А ему, – она даже не кивнула в мою сторону, – никакого образования и не нужно. У таких всё равно потом мешки с золотом находят.

В тот день, едва дождавшись прихода с работы родителей, я рассказал им об обещанном мне золотом будущем. Папа очень смеялся и ещё годы спустя после спрашивал: «Ну как, не нашли ещё у тебя мешки с золотом?». – «Не волнуйся, папа, – отвечал я, – учительница вовремя меня предупредила, всё надежно спрятано.»

Психолога, наверно, могли бы заинтересовать истоки интереса супруги одного из самых крупных чиновников самого большого европейского государства к будущим мешкам с золотом заурядного школьника, сына рядовых инженеров.

В те далёкие годы Министерше было под пятьдесят, и я уже вряд ли смогу её огорчить – или обрадовать – сообщением об отсутствии у себя заветных мешков и о том, что мои авуары хранятся в более надёжных и вполне законных местах.

 

Однажды, в спокойные и благополучные брежневские времена, на чистой, милой улочке тихого престижного нагорного района города был построен трёхэтажный кирпичный дом.

Казалось бы – ну и что?

Тем более что дом был не частный, а многоквартирный. Точнее – шестиквартирный.

Дом скромно прятался за двухметровым каменным забором, за деревьями, в глубине большого двора. А в заборе была калитка, вернее, стальная дверь, перед которой прохаживался милиционер.

А в доме жили люди – шесть простых советских семей: первого секретаря обкома, секретаря горкома, секретаря облисполкома, начальника областного КГБ, директора ракетного завода и замминистра чёрной металлургии Украины, жена которого, не прибегая к услугам новенькой «Волги» с личным шофёром и затемнёнными стёклами, за пять неспешных минут проплывала от стальной двери в двухметровом заборе до школы, в которой настойчиво, но без особого успеха, обучала подростков украинскому языку и украинской литературе.

Я иногда видел, как она проплывала.

В таких случаях, даже рискуя опоздать, я сбавлял обороты – ровно настолько, чтобы не быть вынужденным лишний раз встретиться и обмениваться приветствиями с дорогой учительницей.

В те годы я о многом мечтал.

И чем менее ясны были контуры мечтаний, тем сильнее манили их вершины, рисуемые моим богатым воображением. Преступно приукрашая действительность, я мечтал о девочке из дома напротив (мы дружили: болтали на ступеньках её дома, ходили на пляж и в кино на «Пусть говорят» и, возможно, будь я немного практичней, мои мечтания могли бы осуществиться). Я мечтал играть на гитаре как Сантана или петь свои песни как Окуджава; мечтал о том, чтобы, накачавшись, отомстить паре обидчиков; мечтал о жизни там, где заветный чёрный винил со звуками любимой музыки будет доступен моему карману, где моя национальность не будет звучать диссонансом в общем потоке слов, и где я, может быть, смогу стать писателем.

В то же время, я не мечтал и – честное слово – не собирался мечтать о том, чтобы побывать в трёхэтажном кирпичном доме. Здесь моё полное безразличие и практическая невозможность приятно соседствовали.

Это было чужое, никак меня не касающееся.

Но вышеупомянутый Бог решил иначе.

 

Серым мартовским днём, выходя из школы, я был остановлен, вернее, схвачен Кротихой.

– Володя! Как хорошо, что ты ещё не ушёл!

– Я уже ушёл.

– Так, не козли. Ты обязан спасти положение!

– Международное?

– Почти. Мы сегодня идём проведывать Олесю Никаноровну. Ты же знаешь, она уже три недели болеет.

– И правильно делает.

– Так, помолчи. Восьмого марта её не поздравили, думали – скоро выйдет. А в субботу у неё день рождения. Короче, идём её проведывать. А заодно и поздравить.

– С болезнью?

– Так, прекрати. Ты идёшь с нами!

– Что – сегодня?

– Через пять лет. Чего бы я перед тобой выкаблучивалась?

– Может, влюбилась?

– Так, на глупости у меня времени нет.

– У меня – аналогично. И я по вашей клиентке не скучаю. Думаю, она по мне – тоже. И мой нос не канает к её интерьеру. Можете передать от меня привет.

– Так, слушай, говорю всё как есть. Только – между нами. Туда вообще всех подряд не пропускают – в этот дом. Нужно было заранее договориться. Мы договорились. Сказали, что нас будет пять-шесть, плюс учительницы. А теперь у каждого – что-то своё, один больной, другой ещё что-то.

– А я тут при чём?

– При том, что нас осталось только четыре, а вместе с географичкой – пять. И все – бабы.

– Фу, Кротова – как ни стыдно! Что за лексикон?!

– Хочешь – могу матом. Так, короче, идешь или нет?

– Если честно – облом.

– Кстати, у тебя никаких комсомольских поручений. Хоть бы в газете участвовал, честное слово. Короче, сейчас два двадцать. Ты можешь сходить домой, переодеться, всё такое …

– Накраситься…

– Так, всё, идешь с нами!

– Возьмите лучше Лёву. Он на площадке в футбол гоняет. Он точно согласится.

– Ну, ты придумал! Забыл, как она Лёву с урока выгнала? Он же вообще непредсказуемый. Каждый раз – что-то новое. Как ляпнет что-нибудь, красней потом за него. Короче, Вовик, я же редко тебя прошу – ты заметил? А сейчас – прошу. Зависаете с твоим дружком в отрыве от всех – ну и фиг с вами. Но тут действительно нужно, без балды. Из пяти оставшихся наверняка в последний момент ещё кто-нибудь закосит. Короче, выручай!

– Не хочу.

– Так, всё! Встречаемся без десяти пять у забора. Только не умничай, а скажи, что придёшь. Вовик, я прошу!

Конечно, я мог сказать, что занят или плохо себя чувствую. Тем более, что на двух последних уроках – наверно, после буфетской котлеты – меня и правда стало подташнивать, а потом как-то нехорошо булькать в животе.

Да и неважно, почему! Не могу прийти – и всё!

В конце концов, мы с Министершей, мягко говоря, не слишком друг по другу скучаем.

Но есть во мне какая-то гнилая слабина: не могу отказать. Особенно, когда не подготовлен заранее. И – когда смотрят на меня глазами, и не требуют, а просят, и чего-то от меня ждут. Понимаю, что сто лет оно мне не нужно, а отказать – не могу. Вернее, не мог – в те молодые, ещё не обтёртые жизнью годы.

– Ладно, буду в пять, под забором.

– Нет, ровно без десяти. Тебе же тут идти – всего ничего. Так что не опаздывай. Чтобы мы не ждали тебя под дождём.

Кротиха направилась в сторону учительской, но вдруг повернулась и, продолжая двигаться задним ходом, послала мне воздушный поцелуй и крикнула:

– Молодец, Вовик! Я знала, что ты не откажешь!

 

Несмотря на ноющий живот и на обиду на себя самого – «ну, какого было соглашаться?» – я всё же одел свой любимый свитер и парадные клетчатые брюки, и без пяти пять вышел в заданном направлении.

Всё равно прибыл к забору слишком рано: мы ещё ждали нашу основную отличницу. Которая так и не пришла.

К начавшемуся дождю скоро добавился противный, проникающий сквозь одежду ветер.

Нас оказалось пятеро: молодая, почти стёршаяся из памяти географичка, две подружки из какого-то девятого класса, ярко накрашенная Кротиха, прятавшая под курткой три драгоценных цветочка и празднично упакованную коробку конфет, и я.

Не дождавшись отличницы, мы просочились мимо безразличного милиционера в святая святых города и области. Я шёл последним и думал: как хорошо, что мой город ни с кем не воюет – врагам было бы куда целиться.

Замминистра размещался на первом этаже, и я так и не узнал – имеется ли в трёхэтажном строении лифт.

Нам открыла блондинка средних лет в спортивном костюме. Она кисло улыбнулась, бросила перед нами старое полотенце, предложила ещё раз вытереть ноги и кивнула в сторону гостиной.

Я знал, что у Министерши есть только один сын – студент университета. То есть открывшая нам дверь – не член семьи, а впервые в жизни встретившаяся мне семейная прислуга.

В общем, жилище замминистра не обмануло моих ожиданий: просторная прихожая, паркетный пол, высокий потолок, необычные матерчатые обои. В гостиной – огромный ковёр, классическая мебель, хрустальные люстры. Рядом с книжным шкафом – убранный рушником портрет Шевченко и огромный, в кожаном переплете фолиант – Кобзарь. Под ним, немного контрастируя со строгой обстановкой, красовался цветной телевизор «Электрон». Мы крутили головами, разглядывая респектабельный интерьер и не решаясь сесть.

Минуты едва текли, а мне уже серьёзно хотелось в туалет.

Наконец появилась хозяйка – бледная, непричёсанная, с мешками под глазами. Последовали возгласы и объятия.

Я скромно держался на заднем плане и как мог приветливо кивнул и улыбнулся в ответ на удивлённый взгляд Министерши. Хотя на самом деле мне было совсем не до улыбок. Я не знал, что делать: смыться в туалет или терпеть до конца визита.

Нужно сказать, что, в сравнении с сегодняшними, этические нормы тех лет были почти пуританскими. Иногда – до смешного. Например, посещение туалета считалось чем-то неприличным. Не было и речи о том, чтобы громко и конкретно объявить о моём намерении, тем более – в чисто женской компании.

Тем временем восторги стихли, наши цветочки оказались в хрустальной вазе, а мы сами погрузились в диваны и кресла.

Я предусмотрительно занял ближнюю к двери позицию. Начались школьные разговоры, а я выжидал момент, чтобы, сказав «извините», смыться в направлении туалета, который, наверно, ещё придётся искать в этих хоромах. Уже не надеясь на скорое окончание визита, я только решал, как сказать «извините» – громко, тихо, или только мысленно.

Министерша стала расспрашивать: что девочки читали в последнее время? Те замялись, и даже географичка скромно ушла в себя, а Кротиха не вовремя вспомнила обо мне:

– Это у нас Володя начитанный. Он и на переменах читает.

Все дружно уставились на меня.

А я чувствовал, что еще минута – и я просто лопну.

– Он и стихи сочиняет, – не унималась Кротиха.

Все сразу захотели услышать мои стихи, и даже Министерша благосклонно улыбалась. На моё счастье, появилась открывшая нам дверь блондинка. Перед собой она толкала тележку.

Министерша тронула её за плечо.

– Девочки, познакомьтесь: это – Танечка, моя помощница. У нас часто бывают гости, мне одной не справиться.

Таня кивнула, но все смотрели не на неё, а на тележку, на которой правильной горкой были сложены небольшие пиалки. В каждой лежал маленький бутербродик – с чёрной или красной икрой, или с лоснящимися розовыми кусочками, глядя на которые, я вспомнил татарское слово «балык». На нижней полке теснились стаканчики с кофе, чаем и лимонадом.

– Девочки, дорогие, угощайтесь, – пригласила Министерша. – У нас часто бывают гости, и мы всегда готовы к приёму. Пожалуйста, девочки, берите, не стесняйтесь.

Девочки, однако, скромно переглядывались, и Министерша стала сама раздавать им пиалки с бутербродиками.

Поскольку угощаться было предложено только девочкам, я воспользовался переключением внимания на угощения, молча покинул гостиную и, оказавшись в коридоре, сразу же заметил желаемую дверь. Но прежде чем я успел сделать шаг к заветной цели, послышался топот и мимо, чуть не сбив меня на бегу, пронёсся и хлопнул входной дверью здоровенный парень. Через минуту я уже был самым счастливым из людей и уже в этом качестве осматривал министерский сортир, удивляясь, что такая простая и актуальная вещь, как рукомойник в туалете, доступна только самым достойным советским гражданам. Впрочем, и рукомойник, и унитаз, и даже сливной бачок были голубыми и имели необычную изящную форму.

Но снова послышались шаги, и дверь попытались открыть, а потом дёрнули – раз, другой. Третий раз – очень сильно.

Я успел подумать, что все присутствующие дамы, конечно, догадались, куда я смылся, и вряд ли стали бы ломиться.

– Выходи быстро!! – услышал я явно неженский голос.

Мне стало страшно: какой-то неизвестно кто занял такое важное место в доме, а хозяин вынужден сдерживаться!

– Вовка, сука, быстро открой! – раздалось за дверью.

Я испугался ещё больше, но тут же понял, что обращаются не ко мне. Знать моё имя замминистра не мог – ну, никак!

– Открывай, сука, по-хорошему, пока я добрый.

Я слил воду, стал быстро приводить себя в порядок: вдруг он высадит дверь, а я сижу без штанов в позе мыслителя?

– Короче, так: или ты сейчас же отдаешь мне твою блядскую коноплю, или я звоню ректору, и через неделю ты – в армии! Учти, сукин сын, больше я тебя жалеть не собираюсь, понял?! Ты нас с матерью не жалеешь – ну так катись, бля, в армию!! Там тебе живо мозги вправят! Вернёшься, будешь как шелковый! Слышишь меня или нет?

Не зная, что делать, я издал нечленораздельный звук.

– Последний раз: вылезай по-хорошему или ломаю дверь!

Я упрямо молчал.

– Ну, сукин сын, я тебе покажу! – крикнули снаружи, и дверь сотряслась от первого удара.

Я прижался к стене, сбоку от возможного падения двери.

Дверь сотряслась второй раз, но осталась цела.

– Коля, стой, не надо! – услышал я голос Министерши. – Коля, подожди, это – не он!

– Как это – не он? А кто?

– Коля, тише! Володя только что ушёл.

Стало тихо.

Выждав несколько минут, я открыл дверь и, не встретив никого – ни в прихожей ни в коридоре, – вернулся в гостиную. Наши, разумеется, дружно уставились на меня, а я, разумеется, делал вид, что ничего этого не замечаю.

Не зная, слышала ли Министерша слова мужа, я чувствовал себя неловко и старался на неё не смотреть.

Разговор постепенно возобновился, но – натянуто и вяло. Все мажорные бутербродики были съедены, напитки – выпиты. Мне осталось довольствоваться стаканом лимонада.

Наконец девочки стали прощаться.

Уже за стальной дверью я был задержан Кротихой.

– Володя, только честно, что там было?

– Где?

– Сам знаешь, где. Колись, всё будет между нами.

– Понятия не имею.

– Так, Вовик, не гони. Зачем ты вообще выходил?

– Угадай.

– Ну, понятно. Но что там за шум и крики?

– Обычные семейные разборки. Я тут вообще ни при чём. Папаша думал, что за дверью его сынок, а это оказался я.

По дороге к дому я был накрыт настоящим ливнем и едва добежал до моего любимого гастронома.

Там уже пережидала непогоду одна из девятиклассниц.

– А где же Ира? – спросил я.

– Мою подругу зовут Юля, – улыбнулась она. – Ира – это я.

– Вот я и спрашиваю: где вы, Ира? – нашёлся я. – На какой планете, в каком измерении, под каким дождём или солнцем?

Ира снова улыбнулась.

– Прикольно, но не убедительно. Не узнали, так и скажите.

Я напрягся и произнёс примерно следующее:

– О, где ты, где ты? Ответь мне, Ира! Я жду ответ в пустоте эфира. Но не заметны на карте мира твои шаги и твоя квартира.

Ира выкатила глаза и даже чуть приоткрыла рот.

И то и другое показалось мне симпатичным. Как и улыбка.

– Так вы, правда, пишете стихи?

Я скромно пожал плечами:

– Ну, это – не стихи. Так, неудачный экспромт.

– Но у вас есть и настоящие?

– Не «у вас», а «у тебя», – поправил я.

Так начался мой первый серьёзный роман.

 

ОТВЕТ:

 

Потому что оба показывали тяжёлую жизнь простого народа, но к борьбе против существовавшего строя призывал только Шевченко.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2016 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению декабря 2016 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.