Прометеевы Гари

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за декабрь 2024:

 

На чтение потребуется 2 часа 45 минут | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Бог подобен горизонту, ставящему предел нашему взгляду... заниматься поисками горизонта – значит искать миражи.

Эрих Фромм

 

Утюгов не видел Бога. Ни разу. Но он всегда знал и знает, что Бог есть. Сейчас Утюгов, член самоискалеченной партии коммунистов, идёт с Прометеевой Гари и, как и партия, прихрамывает: он отсидел ногу. Интересно, что ногу нельзя отстоять или отходить, но можно отсидеть. С Иваном-электриком о Боге они говорили впервые, и сейчас Утюгов непроизвольно додумывал некоторые разбуженные сумбурным диспутом мысли. В цех он не спешил, потому что был, собственно говоря, не на работе, да по заводу и не разбежишься. Утюгов останавливался на каждом углу и у каждого столба и всё вокруг рассматривал, как вернувшийся из длительной отлучки хозяин. Всё его устраивает. Но тогда зачем виденное не раз он заворожённо рассматривает?

Первое, что узнал о мире Утюгов и чётко выразил в себе словами, было то, что в мире, или над ним, есть Бог. А рядом, или под Богом – он, маленький Утюгов, и то, что вокруг: выдыхаемый зимой пар, сломанная Утюговым ветка, куст черёмухи на горизонте, куда он потом побежит с ребятами, родственники, чужие люди, лампочки, птицы, самолёты, облака, зеркало, карандаш.

Утром в Рождество Утюгов с ребятами ходил славить. Песне научила бабушка, ещё до школы. Разделив улицы и дома, ватажками человека по три, по морозу, по сугробам, часов в семь утра они перебегали от избы к избе, заглядывали друг к другу в мешки, хвастались, завидовали. Ворота были открыты, в избе на полатцах вдоль печи остывали на листах кральки и шаньги. В маленьком шкафчике под самым потолком, в так называемой косынке, славильщиков ждали пряники и конфеты. Перед стоящими на божнице иконами таинственно горела лампадка. В избах ощущалось незнакомое торжество, глаза лучились.

Петь нужно было правильно и хорошо, иначе одарят скупо. И вот пенье, торжественное, радостное, под шаньгами, кральками и пирогами, под хлебом насущным: «Рождество Твое, Христе Боже наш, воссияй миру, Свет Разума!..» Теперь Утюгов половину забыл. Небо было звездою лучащимся, Дева святая родила Сына, пастыри с волхвами славословили... Когда дело подвигалось ближе к шаньгам да конфетам, ватажка звонко заклинала, так что у хозяев шёл мороз по коже: «Наш Бог, роди-родися, вечный-превечный Бог!!!» Потом, летом, ребята пытались заглянуть на облака, как будто на полати, но Бог в это время, видимо, отдыхал далеко от края.

Потом Утюгов слушал сказки учителей, лекторов о том, что Бога нет. Правда, а что есть – об этом говорили невпопад и разное. Однозначность мира проявляется в том, что какой бы лектор ни пришёл к пытливому уму, он приходит, «чтобы невидящие прозрели, а видящие стали слепы», то есть чтобы, вопреки своим смутным намерениям, так или иначе подчеркнуть эти слова Иисуса Христа и подвигнуть людей к укреплению в вере, подобно тому как клубок лески при попытке его распутать запутывается всё больше и больше, плотнее, крепче.

Когда тебя учат, что долго подбрасываемая монета упадёт столько же раз на орла, сколько и на решку, или что можно проползти на карачках под лошадью, и лошадь не шевельнётся, в этом можно удостовериться, бросая монету месяц или года три, и хотя бы раз, насмелившись, взять и осторожно, не дыша проползти-таки под лошадью. Лошадь, не поворачивая головы, будет внимательно за вами следить, а у вас и в мыслях не будет, проползая, больно ущипнуть её за брюхо. А то, что Бога нет, осталось для Утюгова недоказанным и непроверенным. Такие доводы недостаточны или банальны, но у Утюгова для богопризнания имелись ещё некоторые неопровержимые основания, о которых он не распространялся.

Знание, что Бог есть, является значимым при условии, что здесь вообще уместно слово «знать» по отношению к тому, про что мы не знаем, что это такое. Но и «что это такое?» – вопрос для думающего человека детский, как «что такое бесконечность?». Представьте себе, что никакого конца нигде и ни в чём не бывает, а то, что видится как конец, вещь относительная, видимость: иным способом бесконечность не представить себе, и в этом её содержание. Если Бога тоже нельзя представить себе, то каково Его содержание? Он раскладывает по одну руку добро, по другую зло и предлагает это же делать человеку, расстелив перед ним ковёр с вытканным словом «мудрость». Слово это у человека редкое, почти забытое. Если бы человек был только животным, он быстро бы справился с задачей, по инстинкту. Но человек, говорят, личность: прежде думает, потом делает. И никто не сомневается, что личность имеет место быть. Человек в назидание себе изваял руками Огюста Родена скульптуру «Мыслитель». Но никто ещё не изваял изображение личности, поэтому Бога нельзя представить себе, можно только понять как Личность.

Богопризнание образует для человека только полдела: ведь нужно ещё поверить в Него как в Бога, Всемогущего, шагнуть в Его сторону, принять Его предложения. У Фёдора Михайловича – «верю, да не знаю, есть ли Он», а у Егора Утюгова – наоборот: знаю, что есть Он, да не верю, что может быть что-то лучше земных радостей, пусть и бед, и хуже земных бед; не верю, что смерти нет, а ждёт нас либо вечный Свет, либо вечная Тьма; не верю в его такую доброту и такую безжалостность... Утюгов был молод, поэтому, разумеется, страстно любил земную жизнь и просто любил: Любу, Лину... Это было камнем преткновения. Рассуждая с Иваном-электриком о Боге, он опять больно запнулся об этот камень и сейчас, идя с остановками к цеху, по горячим следам пытал себя риторическими вопросами.

Вот сейчас он подумал: «Зачем уверовать, если не от чего отказываться на земле?» – и продолжил: «Если я что-то ненавижу, значит, уже отказался от этого? Или нет? Если любовницу любишь именно ты, если тебе, а не кому-то ещё верна жена – это железно твоё. С какой стороны ни зайди, уверовние предполагает отказ от своего, от себя сегодняшнего. Иван считает, что это не страшно, потому что ты уже другой... »

Как видим, Егора занимали, по молодому делу, в основном вопросы земной любви. Он знал, что есть Божественная, всеобъемлющая любовь, но что это за Любовь такая, он, конечно, не знал, как многие и многие, но не все... «Всё дело в превратностях любви, – размышлял Утюгов. – Жена полюбила или влюбилась в другого, и муж её возненавидел, разлюбил тут же. Что же это за любовь?! Стало быть, большая, настоящая любовь нам ещё не по зубам... Наш механизм любви тоже разбалансирован, требует умного ремонта. Вот этот дисбаланс устранить бы! Может, для этого и живём на земле». Как не понять Утюгова! Через любовь лежит путь к Богу, но через неё же – соблазны и ревность...

Как мы любим себя сегодняшнего! Почему не полюбить также себя другого, завтрашнего?!.. Странно и даже кощунственно, что такой вопрос возникает. В итоге размышлений Утюгов согласился: Бог – не власть. Власть – ты. Быть на земле свободным можно, только по-настоящему доверившись Богу, отказавшись от пустых земных соблазнов, то есть, употребив свою власть... Так Утюгов дошёл до цеха, будучи пока сегодняшним, прикованным к пленяющей земной любви и ищущим на земле свою свободу.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» декабре 2024 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: