Прометеевы Гари

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за декабрь 2024:

 

На чтение потребуется 2 часа 45 минут | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

А в километрах сорока находился большенький город Эмск. Дело было накануне пополудни, и всё походило на преамбулу в прозе к фронтовой песенке о батальонном разведчике и изменнице Клаве.

Итак, на перроне Курского... простите, Эмского вокзала стоял мужчина. Под левым глазом у него была черная отметина, правый рукав порван в локте. Под ногами лежала фанерка с надписью «Не кантовать!». В руках у него была подержанная гитара, и он пел... Как он пел! Лучше бы он совсем не пел... «Ах, Клава, любимая Клава, неужто судьбой суждено...» – это неслышно напевал Утюгов, наш главный герой. Он не знал, что песенка переделана из романса девятнадцатого века о титулярном советнике и генеральской дочери. Много таких песенок-переделок: так мы переделываем себя. Он увидел мелькнувшую у киоска Лину, буфетчицу из их городишка, и теперь искал её глазами, чтобы окликнуть и поехать вместе. За полтора года знакомства Утюгов впервые видел Лину не в халате и шапочке, а в лёгком платье, с щекочущими голые плечи волосами, спешащую по июльской теплоте. До этого яркого дня Лина была только за прилавком, вселяя в Утюгова приятную раздвоенность: два уха (ему нравилось больше левое), серые глаза (у его Любы чёрные), плечи, две руки с щепетильным пальчиками, две груди, ниже весы-гуси с двумя алюминиевыми чашками, а ещё ниже... в общем, там был уже прилавок до самого пола. Всё. А сейчас Лина в лёгком платье... Она нравилась ему. И жена Люба, конечно, тоже.

Пойти и разыскать симпатичную Лину Утюгов не мог, так как едва дотащил гитару до перрона. Гитара представляла собой занозистый ящик с отпадающим дном, наполненный комплектом так называемых сменных шестерён, прикрытых старым чертежом. В описаниях станков это так и называется: гитара. В самом деле, меняя шестерни, меняем передаточное отношение, то есть получаем другой аккорд – чем не гитара? Но это интересно только специалистам. Правда, даже им не всегда интересно носить такую гитару в руках.

Шестерёнки были в довольно приличном состоянии. Утюгов получил их в одной шараге в обмен на дефицит: на кусок хромоникелевой стали. Ах, Лина, симпатичная Лина, где ты?..  Он хотел опустить тяжёлую ношу возле валявшейся таблички «Не кантовать!», как вдруг перед ним возник... его шеф, главный механик.

– Утюгов?!..

Они стояли, как два встречных поезда на однопутном мосту.

– Что вы смотрите, как будто я – это я? – язвительно спросил Утюгов.

– Это... в продолжение утреннего бреда у пресса? – начальственно спросил шеф, имея в виду недавнюю массовую сцену, когда Утюгов не решился объяснить скопившемуся начальству, что дисбаланс и его причина – от дурака. Шеф продолжил: – И почему ты в Эмске? Что у тебя за ящик?

Осердившись на три вопроса и устав держать ящик, Утюгов задиристо бросил:

– А вы не видите?!.. Это гитара!

– Гитара?..  Что всё это значит?! – тут шеф оглянулся по сторонам: – То у него пресс абсолютно исправен, но неисправен, а теперь ящик стал гитарой. Ты всегда и всех так дуришь?..  А это что? – показал шеф на фанерку у ног Утюгова.

– Читайте. Может, ещё ноты вам переворачивать? Мусор в Эмске – не моё дело.

– Почему ты не на работе? – продолжил допрос заинтригованный шеф. – Что за вид! Что у тебя под глазом?

– Синяк из мазута.

– Из мазута?..  Что это? – опять показал шеф на ящик.

– Ги-та-ра, – почти по-приятельски повторил Утюгов: – Загляните в отделе в паспорт любого токарного станка...

Шеф сомкнул губы: видимо, это действительно гитара. Что внутри ящика – спросить не решился. Егор тем временем окинул взглядом перрон: Лины не видно. И тут он заметил, что на главмехе новые индийские плетёные туфли, мечта Утюгова! Для Егора вторая пара обуви была невозможной роскошью, всюду – и по городу, и по отделам, и по цехам – он ходил в тяжёлых полуботинках на микропоре фабрики «Скороход». «А этому можно! – мысленно огрызнулся Егор. – В другой город за ними прокатился! А после меня одни мазутные следы... Вкалываю, в туалет даже не сбегать».

– Подержите-ка! – вдруг подал он ящик шефу. – Мне...

В этот момент дно ящика наконец-то отпало: грязные, в солидоле, кое-как обернутые в обрывки чертежей шестерёнки посыпались прямо на новые туфли.

– Что?!.. Да что же это такое! – вскипел шеф, отталкивая ящик ногами.

– Готов извиниться, – с удовольствием посочувствовал Утюгов. – Я думал, вы возьмёте за дно...

Егор приладил дно и стал небрежно бросать шестерёнки в ящик: после утренней суматохи у пресса любое шевеление, связанное с производством, раздражало. Шеф куском чертежа отирал носки новых туфель. Он был взбешён, но на удивление сдержан. Оставим их на минуту.

Находиться рядом этим людям было непросто, потому что шеф элементарно подставил Утюгова. Их сегодняшние, текущие интересы неприятно столкнулись, никто не хотел уйти с ринга первым. Но их коренные интересы совпадали. Такова диалектика. При столкновении текущих интересов, как в физическом процессе, высвобождается некоторое количество энергии, иногда до драки. Это взаимные претензии. Так как энергия не исчезает бесследно, в нашем случае часть ее поглощается, как свинцом, коренными интересами. Другая часть (исходя из квантовой механики) возвращается на свои или утяжеляет чужие орбиты: в результате текущий, горячий интерес ослабевает или наоборот! И так до нового столкновения. А поскольку о сфере коренных интересов никто ничего не знает (не считая мнения, что они главные), постольку энергия исчезает там бесследно. Это хорошо. Хорошо также то, что энергию претензий можно посылать почтой, выговаривать вслух и мысленно: для высвобождения энергии подходит всё. Мысленно освобождаться от претензий удобно, когда стоишь глаза в глаза. Есть, правда, особо моральные люди, для которых любые претензии стыдны. Утюгов и его шеф не таковы и сейчас продуктивно использовали устный и мысленный варианты.

– Идиот! – бурчал в себе шеф, омывая взглядом индийские туфли.

– Сволочь! – шевелил губами Утюгов, вспоминая производственные стычки с главмехом, особенно, конечно, утреннюю.

Далее шеф мысленно назвал Егора монахом в халате, а сам стал электробожком. Поскольку судьба шефа, по мнению Утюгова, была предрешена, Егор едко подумал:

– Конденсатор пробитый!

По мнению же главмеха, на место был поставлен как раз его подчинённый Утюгов, и начальник безжалостно отреагировал:

– Шпонка срезанная!

Извне главмеха не уничижить. Надо смутить изнутри, и Утюгов сказал вслух:

– Вы давеча бред у пресса помянули. Очень странно, что помните, потому что там не бредил только я. Но утром я не всё сказал...

– Что-то осталось? – шеф демонстративно посмотрел на лоб Утюгова.

– Да, и я сейчас поделюсь, – Утюгов почти коснулся лба начальника. – Ещё до вашего пришествия на завод случилась беда: утром все грузовики зачихали и глохли – и за проходной, и на территории. Столяр из стройцеха спас, у него нюх чуткий: пришёл по делу в гараж и наругал, что соляркой пахнет. Выяснилось: бензиновые машины заправлены солярой: какой-то – слушайте внимательно! – дурак цистерны перепутал.

– Это всё?

– Умному достаточно. Такие неисправности называются «от дурака!» Дисбаланс на дисках – это тоже «от дурака». Уверен из опыта и знаю, что в считанные часы «дурак» обнаруживается. Но для этого надо сидеть на прессе, включать, выключать его, спрашивать о чём-нибудь коллег, работяг, пьяниц, слушать анекдоты... и «дурак» выскочит! Чьё-то словцо или даже жест наведут на мысль, и так далее. А вы уже отключили пресс и сняли с фундамента! Посмотрю я на вас, когда пресс затрясёт на новом фундаменте с новыми анкерами и, главное, через три дня продлённого вами простоя. Вами! И я вовсе не блефую. Есть кое-что ещё, но пока помолчу.

Ожидаемого смятения на лице шефа не проступило, потому что он пришёл на завод всерьёз и надолго. А в долгой перспективе то, что Утюгов считал очевидной потерей, могло стать приобретением. Разве опыт неудачи не попадает к нам в актив? Никто не знает, какие потери каким приобретением обернутся, и наоборот. Шеф смотрел на всё и на Утюгова, как лаборант на анализ. Перепалка продолжилась. В неё были втянуты авторитеты.

«Тоже мне, Черепанов!» – мысленно оценил шеф откровения начальника участка.

«Вольт!» – чуть не воскликнул Утюгов и спросил:

– Молчание означает согласие?

– Сказано много и даже убедительно, – невозмутимо ответил шеф. – Но не твои ли слова, что пресс исправен?..  И что за дураки могут шляться по цехам?..

– Ничего вы не поняли. Ну, подождём...

– Утюгов! Если ты замыслил подстроить что-то на прессе – не советую!

– А, вон куда! Так уже подстроено... Если бы вы знали, как правы: именно подстроено! Всеми, кроме меня. Подстроено именно вам, но совсем не мной! Скоро, скоро вы сделаете много открытий...

Электричка опаздывала. Опять замолчали, подтягивая резервы.

«Лопата!» – не мог унять свои мысли Утюгов и этим подчеркнул, что главная работа электрика любого ранга – копка ям для опор.

«Кувалда!» – тем же ответил шеф.

– А хорошо, что электричка опаздывает! – поделился настроением Егор.

Действительно, хорошо. Лето, перрон, два взрослых мужика, ящик, табличка «Не кантовать!», Лина за киоском, фонтанирует энергия и частью уходит через асфальт в коренные интересы, ходят виноватые и правые люди, ещё не столкнувшись... В пункте бэ стоя спит пресс, как лошадь; опаздывает поезд... Как хорошо!

– Не хорошо, – отозвался шеф, поглядывая на часы. – У директора совещание...

Не упасть в грязь перед дирекцией, сладить с подчинённым!.. Вопросы, вопросы... В глазах подчинённого тоже озабоченность: у этого шустряка неплохо бы получилось работать главным, да забыли при его сборке поставить какую-то мизерную, но очень нужную деталь. Сейчас подошла бы Лина да сказала: «Мне бы ваши заботы!».

«Сталь по стали!» – мысленно поморщился Утюгов, как будто в главмехе что-то на чём-то вращалось без бронзовой втулки, гоня стружку.

«Медь с алюминием!» – констатировал главмех, имея в виду, что Утюгов – устаревший контакт с неминуемым окислением в этой гальванопаре, то есть уже и не контакт.

Потом шеф стал бесконечным сопротивлением, а подчинённый – блуждающим током. Оба перешли на электрические понятия. Едва Утюгов подумал, а не подумать ли, что его начальник – это маленький ничтожный сельсин, главмех спросил:

– Ты знаешь даже, что такое сельсин?

– Да, и получше вас. В армии, в тайге, вот этой рукой полтора года вращал я этот щупленький сельсинчик, а на эстакаде поворачивался многотонный локатор...

– Гм, гм, – неопределённо пробурчал шеф. – Ты, поди, ещё и сержантом был? – и продолжил мысленно, потому что интонация была непроизносима: – Сержа-ант!..

– Генерал! – недолго думал Утюгов.

Они продолжали в уме костерить один другого, поглядывая на убегающий рельсовый путь, по которому должна прибежать электричка. Шеф позволил себе очень грязное, почти нецензурное ругательство: «Строитель коммунизма». И в ход с обеих сторон пошли все остальные ругательства: «перерасход электроэнергии», «опытный образец», «массовое производство», «завышенная расценка»... Наконец прекратили и оба удивились, что в народнохозяйственном комплексе так много ругательных слов. Как только он не развалится?! А может, брани много у самих людей. Вообще, у нас почти все слова ругательные. Пока герои отдыхают, посмотрим, как они выглядят.

Если Утюгову было под тридцать, то главмеху уже за сорок. Ростом оба чуть выше среднего, какими и бывают обычно механики. Главмех поплотнее и посветлее, в костюме. Егор в безрукавке, в кармашке – пучок заводских бумажек, а кончик указательного пальца на правой руке пожелтел от никотина. По лицу главмеха было видно, что он через определённые промежутки времени – и днём, и ночью – хмыкает: «хм», потому что постоянно готов сказать что-то заготовленное. А лицо Утюгова, напротив, всегда было готово слушать (может, в силу ещё молодых лет). Должность обязывала слушать о поломках, о необходимости отремонтировать в кратчайший срок, слушать свои мысли об этом, а также слушать анекдоты, заводские амурные истории, а теперь вот случайного, главмеха. Главмех не ожидал так невыгодно встретиться с подчинённым и говорить без подготовки, отчего выглядел демократичнее, нежели обычно. А Утюгов, наоборот, – деспотичнее, потому что знал, что слушать тут нечего. Они стояли друг против друга и были похожи на весы-гуси со стрелками-клювиками нос к носу. Собственно говоря, ни главмех, ни Утюгов и не сомневались, что перед тем и другим стоит гусь. Несмотря на бурный торг, весы пока сохраняли равновесие. Казалось бы, одинаковая партпринадлежность должна была давно их сплотить, ан нет:

– Коммунист! – издевательски шевельнул губами главмех.

– Член партии! – покачал головой Утюгов, глядя в глаза примазавшемуся.

– Гегемон! – буркнул себе под нос шеф, продолжая издеваться и над Утюговым, и над партией.

«Балласт, что с него возьмешь?» – на этот раз просто подумал Утюгов и решил говорить прямо в уши, как учит Устав, чтобы отомстить за «гегемона» и поставить интеллигентскую прослойку на место:

– Вас в партию приняли, конечно, чисто арифметически, после приёма четверых работяг?..  Соблюдая соотношение для безопасности... Умный фильтр!

– Из этого вытекает, – мгновенно нашёлся шеф, – что один инженер заменяет, то есть высвобождает четверых рабочих. Таковы уж структура и функция...

Объявили прибытие электрички через пять минут. Утюгов слышал что-то про такое высвобождение рабочих. Что сказать?

– М-да, любопытно. Главное, что тут что-то именно вытекает куда-то... В партию тут совершенно ничего не притекает. Справедливо, значит, и обратное: четверо работяг заменяют одного инженера?

– А где их взять? Или ты не в курсе? Нехватка кадров!..

«Верно, верно, – вздохнул Егор и бросил ревнивый взгляд на плетёные индийские туфли шефа, перенёсся мысленно в цех, где скандально простаивал пресс. – Да при чём тут твоя нехватка кадров?!» В мыслях Утюгов шефу вовсе не выкал. А нехватку может вызвать присутствие одного лишнего.

– Раз нехватка рук, то это уже не проблема, а условия, – принялся рассуждать Утюгов. – Как мы любим проблемы! Под их решение можно заняться любой ерундой. А вот условия просто имеют в виду, продолжая заниматься делом. Если уж говорить о проблемах, так проблема в том, где взять инженера! М-да... Настоящий механик – это хороший ремонтник. А просто механик, хоть и инженер, способен только изобретать вечный двигатель...

– Если бы не пытались изобрести перпетуум мобиле, то не создали бы и другие двигатели, – оживился главмех, так как сказать это он был давно подготовлен.

Он смерил Утюгова взглядом, захватив и табличку «Не кантовать!», и со всей искренностью спросил:

– Что ты хочешь опровергнуть, Утюгов?..  Или защитить?..

После того как только что стояла ругань народнохозяйственными терминами, нельзя было ни опровергать что-либо, ни защищать. Утюгов переспросил:

– Так опровергнуть или защитить?

– Выбери сам. Одно связано с другим: защищая, опровергаем. И наоборот.

– Ладно, защищу ремесло: для меня найти быстро и точно неисправность или развенчать псевдомеханика – одно и то же. Помните, как начальник цеха смеялся?..  А вот опровергнуть... Вовсе не хочу нагрубить, но скажу прямо (мы ведь коммунисты?): чтобы нейтрализовать пагубную деятельность таких, как вы, действительно надо четыре человека, а может, четыреста. А вы про «высвобождает»... Вот и опровержение.

Главмех устало вздохнул и даже чуть не зевнул. Ему скучно:

– «Справедливо и обратное», «нейтрализовать»... По-твоему, на весах всегда должно быть мёртвое равновесие, этакий штиль?..

Послышался шум подходящей электрички. Главмех закончил мысль:

– Тогда бы мы совсем не дождались поезда.

Это была уже сложная натурфилософия, которая, однако, не могла отменить жизненные скандалы, и Утюгов не готов был безоговорочно принять такую позицию шефа о животворящем неравновесии на весах:

– Главное, не забывайте, что из-за вас простаивает ползавода. Ползавода! И что толку, что подошла электричка?..  И что она понесётся как сумасшедшая...

Электричка и вправду зачем-то подошла. Утюгов втащился с гитарой в ближайшую дверь, главмех – в соседнюю. Чаши весов, устав от пустого равновесия, разошлись. Лина тоже вошла в какой-то вагон. Весы-гуси – это по её профессии.

На опустевшем перроне осталась фанерка с надписью «Не кантовать!». Работяга или даже инженер – кто-нибудь отопнёт её на рельсы, и этот запрет будет раздавлен. Плетёные индийские туфли едут отдельно от шестерёнок, и это нормально. В этой истории они ещё сыграют свою яркую второстепенную роль.

Электричка неслась.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» декабре 2024 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: