HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Ю`Стус

Параклет

Обсудить

Роман

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 20.05.2008
Оглавление

16. Глава XV. Возвращение.
17. Глава XVI. О чем молчит Сфинкс.
18. Глава XVII. Терновый венец для китайской философии.

Глава XVI. О чем молчит Сфинкс.


 

 

 

Иллюстрация. Автор: Michael Parkes.

 

 

 

Вера очнулась в своей комнате на 10-ой линии в то самое время, как такси, доставившее пассажиров по назначению, с легким шорохом отъезжало от дома Ивана Демидова. Урчание мотора Веру и разбудило – под ее окнами во дворе тоже заводили машину. В тишине раннего утра шум запускаемого двигателя казался особенно противным и резким.

Вера открыла глаза и уставилась в потолок, соображая: где она и который час? Поняв, что она дома, в своей постели, девушка успокоилась. Сквозь плотные зеленые шторы в комнату проникал свет. Очерченный ярко, словно радуга, розовый луч надвое рассекал комнату. В его отражении медленно кружились разноцветные пылинки. Нечто удивительное, даже праздничное, было в этом кружении. Сердце Веры забилось, как бывает, когда что-то очень-очень хорошее происходит в жизни. Какой чудный ей снился сон! Вера вскочила с кровати, накинула на себя халат и побежала умываться. В доме было тихо – редкий случай для их коммунальной квартиры.

Вскипятив чайник, Вера вернулась в свою комнату. Луч был на месте, он только слегка сполз в сторону и стал как будто шире. Луч упирался в стену. Ту самую, к которой, повернутый внутренней стороной, прислонившись, стоял мольберт.

– Вот оно! – подумала Вера.

Ей сию же минуту захотелось вдруг выплеснуть на бумагу переполнявшее ее удивительное чувство радостно-тревожного ожидания свершившегося счастья. Да-да. Именно ожидания свершившегося. В этом не было никакого противоречия – так она себя ощущала.

Вера втащила мольберт на середину комнаты и раздвинула шторы. Широкая полоса света, в которую от этого движения превратился луч, ярко осветила белое полотно ватмана. Вера зажмурилась от удовольствия. Кисти, краски – все было под рукой, и Вера принялась за дело.

Она вовсе не писала что-то конкретное и определенное. Вера писала Настроение, выражая его цветом. Как удавалось ей найти такие немыслимые оттенки – для нее тоже так и осталось загадкой. Краски смешивались как бы сами собой, образуя нужный цвет полутонов, отражая состояние внутреннего духа художницы. Это было что-то радостное, воздушное, мучительно тревожное и глубокое, летящее в бездну и одновременно рвущееся наружу. Посередине всего этого безумства, в расплывающихся очертаниях угадывалась фигура девушки с длинными розовыми волосами в виде солнечных лучей, усеянных серебристыми точками космической пыли.

Заваренный чай, едва надпитый, стоял в оранжевой фарфоровой чашке давно и безнадежно остывший. Хозяйке было не до него. Время бежало, но ни голода, ни жажды Вера не ощущала. Равно как, стоя босиком на голом полу, она не чувствовала холода. Это было так неважно! Да и что такое обычная человеческая жажда с жаждой духа, занятого творчеством? Только такую жажду нужно утолять немедленно, пока она не разрослась до чудовищных размеров и не свела с ума своей мощью и натиском. Как счастлив тот, кто хоть раз испытал эту жажду и смог ее утолить!

Вверху, над самой головой девушки с картины, в радужном плену сияло солнце. Лимонно-желтого цвета, с темно-шафрановыми вкраплениями оно походило на зрачок гигантского глаза – внимательно и зорко смотрящего свысока. Этакая зеница всевидящего ока.

Но вот падающий из окна на картину свет начал тускнеть, растворяться, сливаясь с надвигающимся вечерним сумерком и, наконец, умер. Что ж, больше он был не нужен – работа закончена. Только теперь Вера почувствовала, как застыли и онемели от холода и длительной неподвижности ступни. Она подошла к шкафу, извлекла из нижнего ящика толстые шерстяные носки и, присев на кровать, надела их на ноги. Сразу стало уютней. Не поднимаясь, Вера какое-то время задумчиво смотрела на картину. Чего-то, кажется, не хватало. Секунду подумав, она вновь подошла к мольберту и, смешав краски в пронзительный иссиня-лиловый цвет тонкой кистью приписала в нижнем правом углу по-латински: SPIRITUS. Что означало дух, душа. Вот теперь – все.

Не отрывая взора от полотна, Вера рукой нащупала чашку и с удовольствием выпила холодный чай. Сумерки уже так прочно обосновались в комнате, что пришлось зажечь свет. Вспыхнувшие под потолком лампы отразились в золоченой рамке на столе. Той самой, в тиски которой была заперта стодолларовая купюра. Метнув на нее быстрый взгляд, Вера усмехнулась: деньги больше не волновали ее. Смотреть на картину в этом искусственном освещении тоже почему-то не хотелось, и Вера отвернула мольберт к стене. Убрав картину с глаз, она почувствовала вдруг страшную усталость и пустоту – все, что было в ее душе вышло не оставив после себя ни сил, ни чувств, ни эмоций…

Целый месяц Вера не подходила к своему творению, ни разу на него не взглянув. Она страшилась картины. Боялась в ней разочароваться, увидеть вместо запечатленного духа банальность, обыденность или того хуже – бездарную пошлость.

Однажды в комнату к Вере за каким-то пустяком зашла Люся.

– А это, что у тебя за доска? – спросила она, увидев обращенный к стене мольберт.

– Да, так, – отмахнулась Вера.

– Мольберт? – догадалась соседка и неожиданно вспомнила: – Ты ведь, кажется, на художника собиралась учиться? Ну и как? Не передумала? Может, решила в медицинский?

– Нет уж, – испугалась Вера, – медицина – это точно не для меня.

– Тогда почему ничего не рисуешь? – поинтересовалась Люся.

Вера пожала плечами и вдруг решилась – подошла к мольберту и развернула его. Едва взглянув на картину, Вера испытала чувство невероятного облегчения – картина была живой: ее душа оказалась на месте. Вера вопросительно посмотрела на Люсю: ну как? Та стояла молча, недоверчиво рассматривая полотно.

– Это что? Твое? – спросила она, наконец.

– Да.

– Потрясающе!

Вера смутилась:

– Вы так считаете? – спросила она и, смущаясь еще больше, поинтересовалась: – Что вы чувствуете?

Устремив вперед указательный палец, Люся ткнула им в направление желтого ока:

– Этот глаз, – сказала она. – Он тянет энергию.

– Как это? – не поняла Вера.

– Он смотрит! – тихо проговорила Люся. – Как живой. Удивительно!

– Правда?

Вера вдруг решила, что все это Люся говорит ей из вежливости, чтобы не обидеть, поэтому, вздохнув, заметила:

– Вы ведь не специалист. Но за поддержку – спасибо.

– Специалист! – фыркнула Люся. – А зачем специалист? Тоже мне, придумали. Я так понимаю про живопись, музыку и все такое прочее: если трогает сердце, значит, вещь стоящая. А, ежели нет… Извините.

– А это – трогает сердце? – указала на картину Вера.

– Трогает. – заверила Веру Люся. – Во всяком случае, мое. Душу выворачивает этот глаз. Ты правильно делаешь, что отворачиваешь его к стене. А то и ночью будет на тебя смотреть. Кстати!

Внезапно о чем-то вспомнив, соседка выбежала из комнаты. Вера, решив, что та забыла выключить плиту или утюг, подумав, отвернула картину обратно к стене. Но Люся вернулась.

– Вот! – в руках она держала какую-то газету. – И как я сразу не сообразила. Конкурс!

Развернув газету, Люся указала на скромное объявление о конкурсе художественных рисунков на тему «Человек и Вселенная». Пробежав глазами заметку, Вера удивилась:

– Странно, что вы вообще это читали…

– А, – махнула рукой Люся, – я, когда на дежурстве, а спать нельзя все подряд читаю. И рекламу, и объявления… Ты снеси туда этот свой глаз, – посоветовала она.

– Думаете, подойдет? – засомневалась Вера.

– А почему, нет? Заодно узнаешь, что думают твои специалисты. Хотя я бы на твоем месте не специалистам, а к простым людям прислушивалась.

– Для профессионала важно мнение других профессионалов, – заметила Вера. – Иначе ничего не выйдет.

– Ты Пикассо видела? – спросила Люся.

– Ну, конечно.

– Вот и я как-то видела… «Вопящие женщины» называется. До сих пор не понимаю: что там такого уж гениального?

– Да вы что! – поразилась такому кощунству Вера.

– Ну, объясни мне, – сказала Люся, но тут же передумала, махнув рукой: – хотя, не трудись. Экскурсовод без тебя объяснял, но я все равно ничего не поняла. Душа не приняла и все тут. Сердце не обманешь. Вот так-то.

Три дня после этого разговора Вера не находила себе места. Часами смотрела она на свою картину и никак не могла понять: нравится она ей или нет? То ей казалось, что картина и впрямь хороша – просто великолепна: в ней столько энергии и внутренней силы. То вдруг, наоборот, подступало едва ли не отвращение – до такой степени написанное выглядело подражательным и жалким.

– Нет, так с ума можно сойти. В конце концов, я ничего не потеряю, если поучаствую в этом конкурсе. – решила Вера.

На следующий день она отнесла картину в приемную комиссию конкурса «Человек и Вселенная». Итоги были опубликованы уже через две недели: среди лауреатов конкурса фамилии Веры не было. Особенно по этому поводу Вера не расстроилась – может быть, потому что с самого начала не очень-то верила в успех.

Вечером, за чаем, она рассказала об этом Люсе.

– Ничего не понимаю, – ответила та. – А ты другие работы видела? В принципе кто-то мог, конечно, и лучше нарисовать. Допустим. Но у тебя…

– Да ладно, не смертельно, – перебила ее Вера. – Жаль, только, что работы не рецензируют и нигде не выставляют – было бы с чем сравнить и чему поучиться.

– Ну, ты не расстраивайся, – утешила Люся, – и все равно не бросай это дело, раз оно тебе нравится. Да и получается у тебя.

В это время в кухню вошел Иван Иванович Чудов, занимавший в их квартире комнату, соседнюю с Вериной.

– Детка, – обратился он к Вере, – у тебя ведь фамилия Магдалина?

– Да, Иван Иванович. А что? – отозвалась Вера.

– Да вот письмо тебе. Надысь днем курьер был. Я сказал, что передам тебе.

– Какой курьер?

– Так этот… Тут вот написано: – Иван Иванович перетащил очки со лба на нос и прочитал, тщательно проговаривая каждое слово: – Академия художеств, кафедра такая-то, академик Н. Н. Кузнецов.

Чудов вновь водрузил очки на лоб и вопросительно посмотрел на Веру. Вера с Люсей молча уставились друг на друга.

– Ну, так давай сюда письмо, – Люся первой пришла в себя.

Иван Иванович протянул Вере большой белый конверт. Та взяла письмо из рук Чудова и осторожно, чтобы не повредить строки обратного адреса, распечатала. Внутри был тонкий лист с отбитым на нем коротким тестом: академик Кузнецов Н.Н. приглашал Магдалину В.Н. пожаловать к нему на кафедру для беседы.

– Двадцать пятого? – заглянув в бумагу Вере через плечо уточнила Люся. – Так ведь это сегодня! В 17-00.

– О! – расстроилась Вера. – Уже почти восемь вечера. Как же так…

– Иваныч, ну что же ты! – набросилась на старика-соседа Люся.

– Дак это… Не было ее дома! – отбивался тот.

– Как это не было? Она в три часа сменяется – у ней сегодня первая смена.

Чудов досадливо крякнул, потер виновато на впалой щеке отросшую седую щетину:

– Ну, забыл я. Забыл… – разводя руками, раздражаясь на собственную беспамятность, стал оправдываться сосед.

– Ладно, Иван Иванович, не расстраивайтесь, – успокоила старика Вера. – Спасибо.

Чудов махнул рукой и, шаркая туфлями по коридору, удалился к себе.

– Иди завтра, – решительно настроилась Люся.

– Неудобно как-то…

– А вообще никак не ответить – неприлично, – парировала Люся. – Разыщешь этого Кузнецова, объяснишь, что была на работе. Зато узнаешь, что ему было нужно.

– Вот не везет…

– Глупости! Ничего страшного не произошло – это жизнь: кто-то куда-то не успевает, кто-то куда-то опаздывает…

– Ну, хорошо, убедили, – засмеялась Вера. – Пойду прямо с утра, завтра мне во вторую смену.

Всю ночь она ворочалась в постели – уснуть мешали мысли: «Кузнецов. Кузнецов. – думала Вера. – Неужели тот самый знаменитый Кузнецов? Член Союза художников, признанный эксперт в кругу современной живописи? Нет, не может быть, чтобы это был он… Что ему нужно?..»

Утром Вера оделась и, не завтракая, сразу же отправилась в Академию.

«Будь что будет, – по дороге думала Вера. – Если не застану этого Н. Н. Кузнецова – ни за что больше не вернусь».

Ей повезло: Николай Николаевич Кузнецов не только оказался на месте, но и, что гораздо более важно – был не особенно занят.

– Извините, – коротко постучав в дверь, заглянула на кафедру Вера. – Как мне найти академика Кузнецова?

Высокой, и, не смотря на полноту, довольно стройный человек, стоявший лицом к окну, обернулся. На вид ему было лет около пятидесяти пяти. Темные волосы, довольно густые, тщательно зачесаны. Черты лица – крупные, слегка грубоватые, будто их ваял скульптор. Карие, заметно на выкате глаза глядели так, словно изучали мир под микроскопом – внимательно и напряженно. В целом же, человек производил впечатление благоприятное, к себе располагающее.

– К вашим услугам, – ответил человек. – Что вы хотели?

– Вы – Кузнецов? – уточнила Вера.

– А что? Не похож? – человек прищурился и хитро посмотрел на Веру.

– Да нет, я вообще… – Вера хотела сказать, что вообще не знает, как выглядит Н.Н. Кузнецов, но, решив, что это будет бестактно, замолчала не договорив.

– Проходите, прошу вас, – не обращая внимания на смущение девушки, пригласил человек. – Кузнецов Николай Николаевич – это действительно я.

Вера молча протянула ему полученное накануне письмо.

– Ну-с… Что тут у вас? – Кузнецов натянул на нос очки с выпуклыми стеклами в тонкой золоченой оправе.

Изящно сидящие на крупном мясистом носу очки придали знаменитому эксперту в области современной живописи вид неуклюжий и слегка кокетливый. Вера невольно улыбнулась такому несоответствию.

– А-а, – протянул Кузнецов, снимая очки и вновь обретая свой обычный вид, – Вера Николаевна Магдалина. Что же вы не пришли вчера? – академик посмотрел на Веру неожиданно строго.

– Извините, – сказала Вера, оправдываясь. – Мне только вечером отдали письмо. Было уже поздно.

– Что? – вскинулся академик. – Курьер?

– Нет-нет, – поспешно успокоила его Вера, – курьер не виноват. Просто я… была на дежурстве.

– Вы где-то работаете? – серьезно спросил Кузнецов.

– Санитаркой в больнице.

– М-да, – задумчиво протянул академик, с интересом разглядывая Веру.

– Это временно, – быстро проговорила та, испугавшись, что это обстоятельство на счет ее работы не понравилось академику. – В этом году я хотела поступать к вам, но…

Она стушевалась и замолчала.

– Не прошли по конкурсу? – заинтересованно спросил Кузнецов. – Что-то я вас не припомню.

– Нет. Я не успела сдать документы.

– М-да, – снова сказал академик. – Вы всегда так не успеваете?

– Я заболела, – просто ответила Вера.

– Простите, – коротко бросил Кузнецов и предложил: – Оставим это. Скажите лучше: на будущий год вы собираетесь к нам поступать?

– Н-не знаю, – замялась Вера. – Хотелось бы, но…

– Опять «но», – неожиданно рассердился Кузнецов, глаза его при этом еще больше вылезли из орбит.

Он подошел к большому шкафу, стоявшему в углу, и стал в нем что-то искать.

– Это ваше? – Кузнецов извлек из недр шкафа ту самую картину, что Вера посылала на конкурс «Человек и Вселенная».

– Да. Откуда она у вас? – удивилась Вера и обрадовалась: – Я могу ее забрать?

– Вообще-то работы мы не возвращаем, – сухо ответил Кузнецов. – Но раз уж я все равно ее забрал… пожалуйста, я вам ее верну. Это вы сами писали?

– Конечно. – Вера покраснела.

– Хм. Такая юная… – протянул академик. После чего тоном едва ли не укоризненным бросил: – Поздравляю вас.

– С чем? – удивилась Вера, не понимая, говорит ли Кузнецов серьезно или иронизирует. – Я же не заняла никакого места.

– Места, – презрительно фыркнул академик, – Вы и не могли занять там никакого места. Я о другом. Вы поразительно чувствуете цвет и умеете вложить в изображение энергетику. Технике, понятно, нужно учиться.

– Спасибо, – растерянно и, сама не зная за что, поблагодарила его Вера.

– На здоровье, – усмехнулся академик Кузнецов и снова вполне серьезно спросил: – На подготовительное отделение, почему не пошли?

– Не знаю.

– Тоже опоздали уже. – констатируя факт, укоризненно покачал головой Кузнецов.

Вера молчала.

– Согласны походить ко мне на вольные слушания? – спросил вдруг академик.

– Я? – задохнулась Вера. – А это возможно?

– Возможно, раз я вам предлагаю, – академик Кузнецов стал что-то быстро писать на листке бумаги. – Вам выпишут пропуск и дадут расписание занятий, которые вы сможете посещать.

Закончив писать, он протянул листок Вере:

– Отдадите это в канцелярии, уладите там формальности... – и далее, безо всякого перехода спросил: – Вам знакома теория аналитического искусства Филонова?

– Нет, к сожалению…

– Почитайте это, – из-под груды бумаг на столе Кузнецов достал какую-то книгу и протянул ее Вере. – Жду вас завтра. Всего хорошего.

– До свидания, – попрощалась ошеломленная Вера.

Все это было так неожиданно и так чудесно, что она боялась поверить в свое счастье. В тот день Вера еле дождалась окончания дежурства в больнице – ей не терпелось прочитать книгу, что дал ей академик Кузнецов.

Вечером, наскоро поужинав, Вера, наконец, могла заняться книгой. Это был сборник статей, посвященных особому направлению живописи ХХ века названному его основоположником Павлом Филоновым «аналитическим искусством». Суть его, по мнению Филонова, в том, что человек обладает двумя формами зрения – «глазом видящим» и «глазом знающим». Видящий глаз воспринимает и отражает внешнюю сторону мира – цвет, форму и тому подобное. А глаз «знающий» – внутреннюю сущность вещей, скрытое движение атомов. Мир – не застывшая материя, он находится в движении и развитии. Именно это движение и развитие и должен уметь показать художник.

Вера разглядывала помещенную тут же репродукцию картины Филонова «Крестьянская семья» («Святое семейство» 1914г.). Крупные, грубовато выписанные фигуры главных персонажей – мужчины, женщины и младенца (равно как фигуры зверей и птиц, их окружавших) казались Вере живыми. Ей чудилось, что наряду с вьющимся фоном декоративного пейзажа должны воскреснуть и сами герои: пальцы рук и ног главы святого семейства вот-вот придут в движение и, разрастаясь как ветви, окутают собой пространство, окончательно слившись с природой. И тогда все: растения, животные и люди станут одним неразрывно связанным целым.

Средствами живописи художник не только создавал свое философское видение мира, но и делился этим знанием с другими. Движение чувствовалось во всем. Оно зарождалось где-то очень-очень глубоко и изнутри выплескивалось наружу – на полотно картины, чуть вызывающе яркое, но притягательное и завораживающее.

Вера захлопнула книгу. Да, это то, что ей нужно, и со временем может стать понятным. И как это Кузнецов смог угадать то, чего она и сама пока не знала? О чем лишь догадывалась – смутно и неуверенно. Позже она задавала этот вопрос академику Кузнецову.

– Иногда бывает достаточно и одного взгляда на одну картину, – ответил он Вере и не стал более ничего объяснять.

Теория аналитического искусства целиком захватила Веру. Теперь ей мало было только интуиции, хотелось полного осмысления того, что она пишет. Ведь живопись это – не просто рисунки. Это способ сказать то, что невозможно передать словами. Разговор души с миром без помощи языка.

«Кто ясно мыслит, тот ясно излагает», – вспомнила Вера категоричное изречение. Может быть. Но, чтобы ясно изложить то, что ты чувствуешь, слов хватает не всегда. Порой они только мешают, все портят и не говорят истину. Вопросов было больше, чем ответов, и Вера принялась изучать философию. Как много, оказывается, она не знала! Перед нею открылся новый, чудный мир, одновременно питающий и разум, и душу – мир познания.

Жизнь закружила Веру с удвоенной силой – понеслась стремительно и безудержно: занятия в академии – дежурство в клинике – чтение книг – академия и снова – дежурство. Дни летели быстрее, чем переворачивались листки календаря. Все, что за это время накапливалось в душе, требовало и находило свой выход – Вера много, как никогда раньше, рисовала. Пейзаж, портрет, натюрморт, абстракция – она перепробовала все. Но то единственное, свое, никак не могла найти.

Однажды, промозглым апрельским днем, выйдя из академии, Вера обратила внимания на Сфинксов – тех самых, что царственно расположились на Университетской набережной. Она вспомнила, что как-то уже пыталась найти у одного из них ответы на свои вопросы. Тогда ей это не удалось. И вот теперь судьба вновь их сводила: юную девушку и гранитное изваяние. Вере захотелось нарисовать Сфинкса – воплощение древней мудрости и таинственного, не ведомого никому знания.

День был абсолютно неподходящим для работы, но Веру это не остановило: вытащив блокнот и карандаш, она принялась делать наброски. Тело льва, сильные, когтистые лапы, голова и грудь человека – это далось легко, но было не главным. Тайну скрывали глаза: миндалевидные, полуприкрытые прямоугольными веками, они не собирались со своей тайной расставаться. Как ни старалась Вера – ничего не выходило: Сфинкс был похож, но он был мертвым. Рисунок не впечатлял и не нес никакой энергетики. Это был просто набросок и не более того. Вера попыталась изобразить одни только глаза Сфинкса, но, испортив полтора десятка листков в своем блокноте, оставила эту затею. Ветер усиливался, пальцы рук окоченели так, что стало невозможно держать карандаш. Вдобавок ко всему, размазывая рисунок, повалил мокрый липкий снег. Ничего другого, как вернуться домой Вере не оставалось.

С того дня это стало ее навязчивой идеей – Вера рисовала только Сфинкса. Она перечитала кучу мифов и легенд об этом сказочном существе, пытаясь понять скрытый в нем смысл. Сфинкса, украшавшего одну из египетских пирамид в Гизе, арабы называли Отцом Ужаса. Вера пробовала добавить в глаза Сфинкса ужаса, но выходило еще хуже – карикатурно и неправдоподобно. Необходима была все-таки мудрость, но как раз ее-то изобразить и не получалось. Когда выдавались погожие дни, Вера вытаскивала на набережную мольберт, прикрепляла к нему ватман и вновь и вновь рисовала упрямое, неподдающееся ни карандашу, ни кисти существо.

Люди, прогуливающиеся по Университетской набережной, беспечно и весело сливались с весной. Им не было дела до вконец отчаявшейся Веры, которая, по сути, и сама-то, вместе со своим мольбертом, была лишь частью большого общего пейзажа, который буйными красками рисовала природа.

– Мне кажется, вы делаете одну существенную ошибку, – услышала Вера.

Увлеченная работой, она не заметила, что за спиной кто-то остановился и пристально разглядывает ее рисунок.

– Какую же? – не оборачиваясь, равнодушно спросила Вера. Ей было абсолютно неинтересно мнение стороннего зеваки.

– Сфинкс – женщина, – прозвучал неожиданно серьезный ответ. – По тому, что вы изобразили этого не видно.

Вера быстро и удивленно обернулась:

– Почему вы решили, что Сфинкс – женщина?

– Это не я решил, это – факт, – засмеялся стоявший перед ней мужчина. – Сфинкс – существо с головой и грудью женщины, телом льва и крыльями птицы. Кстати, крылья вы тоже не написали.

– Рисунок не окончен, – заметила уязвленная Вера.

Мужчина пожал плечами:

– А вы… – он начал говорить и осекся. Потом спросил: – Мы с вами знакомы?

– Не думаю, – ответила Вера, хоть и ее охватило какое-то смутное ощущение того, что этого человека она где-то встречала.

– Вас зовут Вера?

– Да, – поразилась девушка, – откуда вы знаете?

– Угадал, – уклончиво ответил мужчина.

Это было не совсем так – он ее узнал. Несмотря на то, что белокурые волосы девушки больше не раскиданы по плечам, как тогда, а стянуты сзади в строгий пучок. Девушка, которую прошлой осенью он видел то ли во сне, то ли на яву. Он все помнил, но не рассказывать же теперь эту непостижимую историю про кафе неудачников и страусов!

– Меня зовут Иван, – представился мужчина Вере. Это имя ей также показалось смутно знакомым, как и его хозяин.

– Очень приятно, – сказала Вера и, чтобы прервать установившуюся неловкую паузу, спросила:

– Так что там на счет Сфинкса?

– В общем-то, ничего. Извините, что вмешался, я...

– Нет-нет, – поспешно перебила Ивана Вера. – Вы правы – у меня ничего не получается! Я пытаюсь нарисовать его уже второй месяц. И все время выходит что-то не то. Женщина? Может быть… Но, видите ли, я хочу уловить его душу, а душа, как известно, беспола.

– Хм, – мужчина задумался. – У вас не простая задача!

– Вот именно, – вздохнула Вера и пожаловалась: – Этот Сфинкс меня буквально преследует. Не могу просто так его забросить. Ох!

Вера взглянула на часы:

– Почти два! Мне пора.

Она стала собирать мольберт и, видя вопросительный взгляд Ивана, улыбнувшись, объяснила:

– Мне на дежурство.

– Вам помочь донести? Вы где живете?

– Ой, нет, – почему-то испугалась Вера, – мне не далеко, и он не тяжелый. Я привыкла – почти каждый день здесь. До свидания!

– Вы будете здесь завтра? – спросил мужчина. – Можно я приду?

– Не знаю, – замялась Вера и, видя как он расстроился, пообещала: – Если погода позволит, то буду. Только не с утра, как сегодня – не раньше четырех.

Ночью он ей приснился, и Вера его узнала – тот самый офицер из ее школьного сна про Петербург. Ее охватило чувство необычайного покоя и защищенности:

«Иван Дмитриевич поможет тебе. Он обещал», – так говорила ей в том сне сестра.

Так будет и теперь. Потому что была еще одна встреча – где-то далеко-далеко, в другом мире, раскрашенном удивительными розовыми красками. Мире, где живет Мудрость и все счастливы.

На следующий день Вера еле дождалась встречи с ним. Она вовсе не была уверена, что он придет. Накрапывал мелкий дождик, так что о работе не могло быть и речи – Вера даже не стала брать с собой мольберт.

«Ничего, – говорила она себе, – прогуляюсь. Проведаю Сфинкса: интересно, как он себя чувствует в такую погоду?»

Сфинкс равнодушно смотрел перед собой. Он заметно потемнел от дождя, но ни своего величия, ни презрительной таинственности не утратил. «Какая мелочь, этот ваш дождь!» – говорил он всем своим видом.

Вера, стоя под зонтом, с которого струями лилась вода, смотрела на Сфинкса.

«А, может, и нет в нем ничего? – вдруг подумалось ей. – Никакой загадки, никакого смысла?»

«Может, и нет», – равнодушно согласился Сфинкс.

Вера вздрогнула – ответ Сфинкса она «услышала», почувствовала так явственно, что все сомнения на его счет вмиг развеялись:

«Ты можешь не открывать мне своих тайн, но обмануть меня тебе не удастся! – мысленно сказала ему Вера и пообещала: – Я еще вернусь, не сомневайся!»

Сфинкс не удостоил ее ответом. Вера побрела вдоль набережной. Сизый туман поднимался над Большой Невой, легкой дымкой окутывая противоположный ее берег. Откуда-то из-за крыш вынырнуло вдруг солнце – тусклое, робкое оно не добавило света, но от одного его присутствия на сердце у Веры стало теплее. К тому же внезапно, будто бы оборвавшись, кончился дождь.

– Вера!

Кто-то назвал ее имя или ей это показалось? Она остановилась, боясь обернуться и увидеть за собой пустоту.

– Вера! Ну что же вы?

Это был Иван. Сердце Веры забилось – он все таки пришел! Но почему, почему ее это так обрадовало?

Он обогнал девушку и остановился, чуть запыхавшись от быстрой ходьбы. Волосы его намокли, лицо было влажным и от этого выглядело особенно свежим и молодым.

– Я не застал вас у Сфинкса, – весело и чуть укоризненно сказал Иван.

Вера подняла вверх голову и, многозначительно посмотрев на небо, ответила:

– Погода…

– Замечательная! – отозвался Иван.

– Почему? – изумилась Вера.

– Потому, что вы не сможете работать, но все равно пришли.

– Я пришла… – начала было Вера, но он прервал ее:

– Это не важно. Важно, что вы здесь. У вас нет с собой мольберта, а погода – смотрите: она сжалилась над нами.

Вера ничего не ответила. Какое-то время они шли молча. Солнце, обрадовавшись, что наконец-то может быть кому-то полезным, теперь уже сияло вовсю, а ветер быстро разгонял тучи.

– В самом деле, – сказала Вера, – как внезапно и резко дождь сменяется солнцем. Никак не могу к этому привыкнуть.

– Петербург! – одним словом ответил Иван, после чего спросил: – Наверное, вы здесь недавно?

– Да. Меньше года. Вообще-то я из Ростова. А вы?

– Я здесь родился. И очень люблю этот город…

– А он вас?

– Что? – не понял Вериного вопроса Иван.

– Город вас любит?

– Хм. Я как-то об этом не думал.

– А я думаю. Все время думаю, – призналась Вера. – И, знаете, порой мне кажется, что он меня ненавидит.

– Такого просто не может быть, – серьезно ответил Иван. – Он на это не способен.

– Правда? – обрадовалась Вера.

– Ну, конечно, – заверил ее Иван. – Города мудрее, чем люди. А наш – особенно.

Они не заметили, как дошли до Стрелки Васильевского острова и, обогнув ее, свернули на набережную Макарова, вдоль которой теперь уже Малая Нева, так же как и Большая, неторопливо катила свои волны. Спешить реке было некуда – впереди у нее целая вечность.

– Как быстро строится город! – заметил Иван.

С левой стороны набережной открывался вид на большую стройку – огромный комплекс жилых и общественных зданий вырастал между Волховским и Биржевым переулками. Комплекс еще не был построен, но уже сейчас угадывалось: это будет нечто грандиозное и по-настоящему современное.

«Господи! Это же тот самый комплекс «У Ростральных колонн», – с восхищением подумала Вера. – Как заметно он продвинулся. Вот это мощь!».

Странно, но ей ничуть не было жаль того, что не доведется здесь жить. Вера давно уже смирилась с этим и сейчас мысленно, абсолютно искренне, пожелала: «Пусть другие люди живут в этих прекрасных домах счастливо!»

Иван смотрел на Веру, на ее чистое, одухотворенное и такое счастливое лицо и понимал: без нее он просто не сможет жить дальше. Что теперь с этим делать? Он намного старше ее. У него двое детей – дочь, которая живет не с ним, и Гаврик, которого он собирается усыновить. Примет ли она это? Примет ли его самого – с грузом тяжелого прошлого и неопределенного будущего?

Вера же чувствовала себя рядом с Иваном так уверенно и защищено, как не чувствовала никогда и не с кем. Она видела, что он не молод, но именно это придавало ему надежности. Но что она о нем знала? Быть может, он женат и счастлив в своей семье? Тогда, почему он здесь, с ней?

– О чем ты думаешь? – заметив легкую тень на лице Веры спросил ее Иван.

– О тебе, – серьезно глядя ему в глаза и тоже переходя на «ты», ответила Вера.

– А я – о тебе. – ответил он и тут же осторожно поправил: – О нас.

Вера смутилась. Он тоже. Ни говоря больше друг другу ни слова, взявшись за руки, они пошли прочь от этого тревожно-волнующего, возбуждающего мечты и надежды места.

С этого дня они стали встречаться часто. Иван познакомил Веру с Гавриком, и она приняла его просто, как часть самого Ивана, часть его прошлой жизни, на которую он имел полное право и за которую ни перед кем не обязан был отчитываться.

Вера по-прежнему каждый день приходила на Университетскую набережную рисовать Сфинкса. Иван и Гаврик обычно ей не мешали, понимая, что для нее это важно. Они шли туда позже, забирали Веру, и все вместе отправлялись куда-нибудь обедать или ужинать, в зависимости от того, какое это было время.

Поначалу Вера хотела бросить эту свою затею со Сфинксом. В самом деле, чего она к нему привязалась? Но именно тогда, когда Вера это решила, Сфинкс дрогнул – в очертаниях каменного идола еле заметно обозначились признаки жизни: мускулистое тело обмякло, широкое, скуластое лицо утратило мертвую неподвижность, а в уголках раскосых глаз наметились едва уловимые черты осмысленности. Идол не собирался отпускать художницу.

Сфинкс на ее рисунке совсем не походил на того, что сидел на гранитном постаменте Университетской набережной, но он получался! Получался таким, каким Вера хотела его видеть – загадочно приоткрывающим свою тайну людям. Тайну – за которой спасение, вечный мир покоя и счастья.

Вера пристально, не отрываясь, вглядывалась в глаза Сфинкса, силой духа вытягивая из него, то особое, мистическое знание, которое он в себе прятал. И Сфинкс поддавался.

Вера посмотрела на часы: скоро должен прийти Иван. Пора собираться. И это сейчас, когда у нее наконец-то стал выходить рисунок! Иван. Вера подумала о нем с нежностью. Сердце забилось волнительно и радостно. Какой может быть Сфинкс, когда вот-вот появится он – Иван! Вера вдруг поняла, что любит его. Он – самое важное в ее жизни. То, ради чего можно пожертвовать всем. Вера любила Ивана всей душой. Душой! Вот, что главное.

Такая любовь не похожа на ту чувственную, романтическую, пламенно страстную и эротически притягательную любовь, что так вдохновляет писателей и поэтов. Ведь чувственная любовь, по сути, прозаична своей реальностью, приземленностью и столь очевидной конкретностью.

Но есть и другая любовь – нестяжательная, непреложно подчиненная духу, связанная со своим предметом теснее и безусловнее, чем первая. Это любовь внутренняя, одаряющая, не подчиняющаяся никаким условностям. Та самая, о которой говорят, что она «выходит за пределы отношений нетребовательной, безопасной, гарантированной взаимности». Любовь, соединяющая души в одну, неразрывно связанную всем лучшим, что есть на земле и в мире. Такая любовь – подарок судьбы, принять который способен далеко не каждый.

Именно такая любовь жила в сердце Веры. Осознав и приняв ее, она вдруг увидела то, что так тщетно силилась изобразить все это время – неуловимый «глазом видящим» образ. Его созерцание сродни прозрению, доступному только в особом состоянии. Далеком от реальности и не понятном тому, кто никогда его не испытывал. Вера видела женщину и откуда-то знала, как ее зовут – София Премудрость Божия. Ее тело молодой львицы было гибким и сильным, красивое лицо преисполнено истины и добра, голову женщины венчала прямоугольная корона, а за спиной были крылья. Вот оно что! Вера, питаемая Надеждой и окрыленная Любовью, рождают Софию-Мудрость. В этом загадка Сфинкса – обретя Мудрость через познание истинной Веры, Надежды и Любви, человек обретет Вечность. Сколь угодно можно повторять про себя эту формулу – это будут просто слова. Познать ее не пережив, не пройдя все до единого этапы роста духовного – невозможно. Именно это посредством доступного ей искусства может и должна передать людям Вера-художник. Какое же это счастье!

В мгновение ока Вера набросала на листе тот образ, что явился ей так внезапно и так просто. Позже она добавит ему красок, и работа будет окончена. Теперь уже это не составит для нее особого труда...

 

 

 


Оглавление

16. Глава XV. Возвращение.
17. Глава XVI. О чем молчит Сфинкс.
18. Глава XVII. Терновый венец для китайской философии.
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!