Наследник проклятого трона

Lənətlənmiş taxtın varisi

Heir of the cursed throne

Плохие вести доходят быстро. Намного быстрее, чем хорошие. Управляющий Гияс узнал о смерти будущего тестя еще до того, как веревка, на которой повесили купца, коснулась толстого сука старой чинары, угрюмо возвышавшейся неподалеку от караванной дороги. Юноша стоял у входа в лавку и с вдохновенной живостью расхваливал перед очередным покупателем нагроможденные на дощатые столы отрезы дешевого шелка, когда сломя голову прибежал его мальчик-подручный и, возбужденно жестикулируя, что-то испуганно затараторил. Гияс вначале нетерпеливо тряхнул головой, мол, не мешай, не видишь, я работаю, но через короткое мгновение застыл с открытым ртом и выражением неподдельного ужаса на полном, безбородом лице с гладкими, сытыми щеками. Легкая природная синева под его узкими глазами вмиг потемнела еще более и углубилась, а взгляд сильно помрачнел.

Недоброе предчувствие подобно песчаной буре вновь взметнулось в душе Гияса, смяв его обычное присутствие духа и повергнуло в замешательство и уныние.

– Эй, несчастный! Если я узнаю, что все тобой сказанное ложь и неправда, … – ухватившись цепкими пальцами за ухо мальчишки, зашипел молодой управляющий, – то придушу тебя собственными руками, а потом…– и тут он запнулся и оттолкнул слугу в сторону.

Ах, если бы и на самом деле принесенная мальчуганом злая весть оказалась «пустышкой»!

– Эй, сын моей тети! Хватит молоть языком! Покажи-ка лучше другой товар, если он у тебя имеется, а то эти отрезы мне не понравились. И продолжим торг, – проканючил недавний покупатель – тощий, надменного вида старик напыщенно разодетый в богато расшитую узорами джуббу.

Гияс открыл рот с намерением осыпать непонятливого глупца проклятиями и снова передумал. Он бросил быстрый, воровитый взгляд на прилепившиеся друг к другу неровные и длинные ряды соседних лавок. Несколько молодых любопытных торговцев, навострив уши и подняв кверху носы, подходили все ближе, стараясь подслушать их разговор, несмотря на стоявший вокруг гвалт и базарную толчею.

– Господин, прикупите товара в другом месте. Мы закрываемся, – будничным, бесцветным тоном ответил Гияс и, повернувшись к старику спиной, заорал во все горло:

– Мунзир! Ах ты, сын блудной собаки, чего глядишь на меня, как слепая курица?! Заноси тюки обратно в лавку! И позови остальных слуг на помощь!

А про себя в это время он уже лихорадочно строил планы и искал правильный и безопасный для себя лично выход из создавшейся непростой ситуации. Говорил же он купцу Саиду, чтоб не отправлялся тот в путь на глазах у всего честного народа! Ведь люди-то не слепы и не глухи. Давно уже все догадывались, что Саид перекочевывать собирается. Что дом выставил на продажу и все свое добро из города подтихую отсылал в Хорасан, да на житье-бытье трудное, да на эмира нового, кому ни попадя, жаловался. Словно себя теми словами успокаивал, чтобы вдруг не передумать и не остаться в Тебризе. А ведь хорошо знал, что эмир Минкиджавр падок до чужого добра и богатого купца в другую страну не отпустит. Живым. Теперь из-за тупоумия и мягкотелой глупости купца Саида Гияс лишится всего, чего он добивался почти полтора года. Ведь еще немного, и он стал бы мужем Бушры и обладателем богатого приданого! Безраздельным хозяином обещанной ее отцом новой лавки, сотни тюков отличной парчи и небольшого, но уютного домика в одном из самых спокойных и благоустроенных кварталов Хорасана!

Гияс с трудом подавил вырвавшийся из его груди стон отчаяния. Блуждающий взор приказчика невольно остановился на старых дощатых прилавках. И тут он вспомнил, как не раз просил скупого Саида заменить их новыми. Но каждый раз купец отнекивался и приводил десятки отговорок. А теперь Гияс смотрел на них с некой тоской и даже с нежностью. Так глядят на старых друзей, с которыми пришла пора расстаться навеки. Глядел и чувствовал, как из его жизни при этом навсегда исчезает то особое ощущение безмятежного спокойствия и мира, к которому он так привык за время проживания в семье купца Саида. Именно теперь, когда он наконец-то нашел свое место в жизни, обрел …семью! Да, как бы Гияс не старался себя обмануть, но и купец Саид, и его семья, и юная Бушра стали частью его самого. Сердце Гияса разрывалось на части. Черствость и эгоизм вступили в бой с любовью и состраданием. Юноша низко опустил голову и украдкой смахнул скупую слезу, навернувшуюся ему на глаза.

Не прошло и часа, как Гияс продал за бесценок и лавку, и весь остаток товара. Он отлично понимал, что наемники Минкиджавра долго ждать не будут и пожалуют и за ним, и за всем остальным добром. Проклиная все на свете, юноша уже ближе к вечеру тайно покинул Тебриз, спешно примкнув к одному из караванов, случайно встретившемуся ему по пути.

Никто в городе и не подозревал, что этот вежливый и учтивый юноша с красивым, улыбчивым ртом являлся тайным шпионом и одним из лучших доносчиков самого правителя Мавераннахра – могущественного Абдуллаха ибн Тахира. Что полтора года назад его, хорошо обученного мастерству шпионажа, заслали в Тебриз, приказав поселиться в городе и собирать сведения обо всех городских чиновниках, начиная с самого правителя и кончая мелким секретаришкой. Гияс обладал притягательным свойством быстро сближаться с людьми, и в короткое время он успел войти в доверие к состоятельному купцу Саиду, став его управляющим и женихом единственной дочери. Правда, небольшое письмецо от главы почтовой службы Хорасана и гладенький, ложный намек на родство с одним из его чиновников тоже возымело свое положительное действие на купца. Одним словом, все шло прекрасно. Гияс передавал в Хорасан добытые им ценные сведения через своих доверенных людей, взамен получал награды и, в то же время, готовился вкусить еще больших благ, заполучив себе в жены купеческую дочь. Все шло прекрасно – вплоть до сегодняшнего дня.

Обуреваемый чувством ярости и мести, бывший управляющий купца Саида ныне желал лишь одного – как можно скорее попасть в Хорасан и лично рассказать эмиру обо всех бесчинствах зарвавшегося Минкиджавра. А затем припасть к ногам повелителя и умолить того вызволить из лап эмира Минкиджавра его невесту Бушру. Поскольку, только женившись на ней, Гияс мог стать законным владельцем всего саидовского добра. А иначе, думал юноша, оно попадет в казну, и неважно в чью, но уж точно не в его карман.

За свою не слишком длинную и не очень радостную жизнь безродного сироты, этот юноша привык заботиться лишь о себе, мало думая и беспокоясь о других. Или беспокоясь, но только если это было выгодно ему на данный момент. И хотя Гиясу в глубине души было жаль своего бывшего покровителя Саида, он тушил в себе это чувство, повторяя, что купец сам виноват в собственной гибели, и самое главное для Гияса сейчас − это обустроить свои дела.

Было время, когда он подыхал от голода, копаясь вместе с бродячими собаками в гниющих помойных ямах, и побирался у мечетей, вымаливая у прохожих кусок сухого хлеба и частенько получая взамен одни лишь побои и унижения. Пока однажды необыкновенно счастливый случай не изменил навсегда его жизнь.