Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Разозленный Ашинас готов был уже собственными руками придушить этого наглеца и тем самым положить конец всему. И вдруг Гасан сказал:

– Я дам тебе согласие! Но прежде, поклянись, что безоговорочно примешь все мои условия. Дай мне слово мужчины, и тогда я поверю тебе.

Ашинасу не оставалось ничего иного, как согласиться.

– Клянусь тебе своей честью и достоинством, что приму все твои условия.

А сам подумал: «Все равно тебе отсюда живым не выйти. А если это и случится, то надеюсь до тех пор я перейду уже в иной мир и освобожусь от данного тебе слова».

– Во-первых, я разведусь с твоей дочерью в том случае, если ты согласишься выдать ее замуж за человека, которого я сам выберу ей в мужья. Естественно, этот брак будет поддельным. Во-вторых, ты обязан предоставить мне письменное обязательство, что отдашь мне Утруджу, как только «фальшивый муж» разведется с ней.

Хаджиб еле сдерживался от гнева. Этот мальчишка, у которого и молоко на губах еще не засохло, видимо решил потешиться над ним! Он заскрежетал зубами.

– И кто тот человек, которого ты прочишь в мужья своей жене? − язвительно спросил он.

Теперь пришла очередь Гасану заскрежетать зубами. Бранные слова нетерпеливо защекотали ему гортань, пытаясь вырваться наружу. Но тут юноша вспомнил о Утрудже и сдержался. Медленно, словно прислушиваясь к своим словам, он тихо произнес:

– Абуль Садж Дивдад. И я хочу, чтобы ты как можно скорее постарался привести его сюда. Но ни в коем случае не говори ему ни о чем, пока я с ним не встречусь. Если я пойму, что ты уже поведал ему о моем плане, то милосердия от меня можешь не ждать. У тебя нет иного выбора!

– Но над Саджем нависла та же угроза, что и над нашими головами. У судей есть некие улики, которые подвергают сомнению непричастность этого юноши к заговору, устроенного Афшином против халифа. Заклинаю тебя, назови другое имя! − не сдаваясь, воскликнул нервно Ашинас и вдруг замолчал. Хаджиб неожиданно вспомнил, как совсем недавно в его присутствии между Абу Дулафом и халифом зашел разговор о Абуль Садже. Повелитель интересовался, оправдались ли слухи о причастии этого юноши к заговору Афшина. И к удивлению Ашинаса, эмир абу Дулаф отозвался о Дивдаде в самых лестных выражениях. И попросил аль-Мутасима не слушать злых наветов. И халиф в ответ одобрительно кивнул головой, что несомненно означало его согласие со всеми сказанными абу Дулафом словами.

Главный хаджиб задумчиво воззрился на сына Афшина. А тот сердито закричал:

– Нет, нет и нет! Только Дивдад! Или же катитесь вы все в ад!

– Хорошо. Я даю тебе слово чести, что выполню все твои условия. Если ты исполнишь мои.

– Повтори еще раз, хаджиб, свою клятву! − вскричал Гасан.

– Клянусь чистым молоком вскормившей меня матери!

– Что ж, чудесно. Эй, стража! Уведите этого человека. Он мне уже надоел!

Ашинасу пришлось удалиться. В превосходном расположении духа. Он был человеком, сильно переживавшим по любым пустякам, но и быстро приходил в себя, если ему удавалось справиться с какой-либо тревожавшей его проблемой. Предложение Гасана вначала испугало, а затем воодушевило его к действию, показав нужный выход из сложившейся ситуации. Вернувшись домой, хаджиб велел позвать свою дочь. Вскоре она пришла, и отец со страданием отметил на ее осунувшемся, бледном личике следы незасохших слез. От его веселой и полной жизни дочурки, казалось, осталась лишь слабая тень.

– Что поделывает моя дочь? – ласково спросил он, привлекая к себе Утруджу. – Почему она так грустна и молчалива? О чем печалится ее душа?

Губы девушки нехотя раскрылись.

– Вам так кажется, отец. Со мной все хорошо, − и она попыталась даже улыбнуться.

– Раньше этот дворец был наполнен твоим искрящимся смехом, шутками, всевозможными забавами. Помнишь, как ты частенько рассказывала мне по вечерам всякие истории, прочитанные тобою из разных мудрых книг. Я же слушал и безмерно гордился тем, что обладаю несметным сокровищем по имени Утруджа. Дочь моя, скажи мне правду, причиной твоей печали является сын Афшина? Если так, то клянусь тебе святыми небесами, я вызволю его из тюрьмы! Лишь бы ты была счастлива, − Ашинас в эти минуты казался искренним.

Утруджа подняла глаза и бросила на отца долгий и печальный взгляд. Глаза ее были красны, вероятно, от бессонных ночей и поражали блеклостью век.

– Выдавая меня замуж за сына Афшина, вы ни один раз не спросили, хочу ли я этого или нет. Так зачем вам сейчас знать о моих желаниях? Вы сможете после этого повернуть время вспять? Или заставить меня забыть о… − тут девушка запнулась и, сделав невероятное усилие, чтобы не заплакать, встала и быстро отошла к окну.

Стояла глубокая ночь. Деревья дремали, спал и город. На небе не было видно ни месяца, ни звезд. Немного унылая, спокойная, ничем не примечательная ночь.

Ашинас вздохнул и погрузился в мрачное молчание. Так прошел час. Утруджа, так и не сказав больше ни слова, тихо ушла.

На следующий день, ближе к вечеру, когда уже сгущались сумерки над серым, затянутым белесыми облаками небом, ко дворцу Ашинаса приблизился некий всадник. Сказав что-то страже, охранявшей парадный вход во дворец, он верхом на коне въехал в мгновенно распахнутые перед ним ворота и спешился только во дворе. Лицо гостя было наполовину прикрыто концом его головного убора. Высыпавшие ему навстречу рабы почтительно пригласили его войти внутрь. Чувствовалось, что приход этого человека не был случайным и нежданным. Когда мужчина вошел во дворец, главный хаджиб встретил его в дверях.

– Мир тебе и милость Аллаха! − сердечно поприветствовал он прибывшего гостя.

Мужчина произнес ответное приветствие и открыл лицо.

– Надеюсь, вы объясните мне причину этой таинственности, − улыбаясь сказал Дивдад.

– Безусловно!