Галина Мамыко. Как бы?

 

 

 

– Наташа! – в дверь стучали. – Чего закрылась, не понимаю, иди, открой.

Подниматься не хотелось. Настойчивый голос сестры её раздражал. Наташа именно от неё и закрыла дверь на крючок.

– Чего тебе? – сказала с дивана.

Жанна подошла к открытой форточке:

– Иди, открой, говорю, у меня новость важная.

– У тебя всё важное, лишь бы человеку голову заморочить, – поднялась с неохотой, бросила взгляд на себя в зеркало шифоньера, вздохнула, жизнь уходит.

– От меня, что ли, закрываешься? – Жанна взглянула на заспанное лицо сестры. – Посторонись.

Она толкнула плечом сестру и прошла к дивану. Наташа с неудовольствием наблюдала.

– Вот чего ты уставилась. Сядь, – Жанна двинула ногой к сестре стул. – Ты спишь, а не знаешь, что Зойка бросила нашего Алёшу. Понятно?

– Как бросила? Чего несёшь?

– Сама видела. Ушла с чемоданом своим, и к нам не удосужилась заглянуть, попрощалась хотя б для приличия.

– Не может быть такого, – сказала после паузы Наташа.

В этом её «не может быть» слышалось то, что думали обе сестры в эту минуту: «Как это она бросила Алёшу. Ладно, он её, это ещё можно понять. А баба никак первой мужика, тем более нашего Алёшу, бросить не может, права такого у неё нет».

– А вдруг она в баню пошла, – сказала Наташа.

– Ага, как же.

Жанна торжествующе огляделась. Ей хотелось, чтобы вокруг было много людей, кому она могла бы говорить про «вшивую интеллигентку», предавшую их умного, доброго Алёшу, предавшую всех их, Кавунов, которые её кормили, поили, обували, одевали, отогревали. Всё то, что делал для неё Алёша, Жанна считала заслугой их всех, Кавунов, это они делали одолжение интеллигентке, чтобы могла жить здесь, это они приютили нищую, тощую профессоршу-гордячку. Наконец их брат убедится в том, кто она есть на самом деле. И поймёт, на что способна эта Зойка. А она, как теперь все убедились, способна бросить, предать, забыть, она не благодарная, она не оценила тех благ, что получила от него.

Зоя с первого дня воспринималась ими как тот человек, который способен причинить вред Алексею, завладеть им, отнять его у них, сделать его чужим для них. И тем более опасным они видели здесь наличие у Зои огромного преимущества перед Алексеем, и это преимущество заключалось, по их мнению, в высшем образовании, которое должна была получить. К неудовольствию семейства Кавунов выяснилось, что Зоя ещё и лучшая студентка мединститута, учится по всем предметам на «отлично», ею гордятся профессора и прочат ей будущее блестящего учёного. Такая новость вывела всех из равновесия, мрачные мысли о скверном будущем Алексея усилились.

И теперь, когда Зоя ушла, наступил, как того и желали в семействе Кавунов и как теперь им должно было казаться, счастливый день великого освобождения.

 

 

+

 

Первое, что пришло в голову, когда он вернулся с работы домой и увидел пустую, без Зои и без её вещей, квартиру, Зоя его бросила. Она уже пыталась уйти. Он вспомнил про свою оплошность с забытым в кармане списком недостатков жены. Но тогда она ушла, когда он был дома. То был шаг отчаяния, в порыве. Он не верил в серьёзность, под влиянием обиды, подобных действий, поэтому ждал, что она скоро вернётся, просто не сможет без него. Но он всё же был сильно тогда напуган, этим её протестом.

Они знали всё друг о друге, никто из них не терпел ни одной минуты незнания, кто куда ушёл, кто где находится. Между ними была негласная договорённость на этот счёт. Знали, когда кто должен вернуться, знали, в каком часу, и сегодня он знал точно, что она именно в этот час будет дома и будет ждать его. Никогда не было изменений в этих графиках встреч, никогда она не делала так, чтобы привести его в беспокойство. Она делала всё, чтобы он был спокоен. Она не могла просто так, без причины, в эту минуту, когда он пришёл с работы, а она должна быть дома, не могла взять и уйти, не предупредив. Она меня бросила, эта мысль мгновенно завладела им. Он не поверил этой мысли, и сказал себе: нет, она у Наташи.

Он бросил портфель, швырнул шляпу, и путаясь в распахнутом длинном плаще, запрыгал со ступенек, чуть не упал, споткнувшись.

Пока Алексей бежал по узкой тропинке короткий путь от своей двери к двери сестры, ему эти несколько секунд показались долгой дорогой в никуда, он ощущал холод и тяжесть того будущего, которое вдруг увидел, в этом будущем не было Зои. Он был уверен уже, что Зоя бросила его.

И когда он увидел сестёр, и когда они замолчали при его появлении, и когда увидел, что рядом с ними нет Зои, и когда понял, что спрашивать о Зое нет смысла, то растерянность овладела им. И как это бывает у людей в таком состоянии, когда человек знает всё то, чего не хочет знать, он сделал то, что не хотел сделать, задал тот вопрос, который уже стал не нужным, он спросил, здесь ли она? Он не назвал имени Зои, но было всем понятно, что только о ней и мог он говорить сейчас.

Он не понимал, откуда паника, откуда страх потерять Зою, и с чего он взял, что она его бросила. Он не хотел признаваться себе в том, что всё время, пока она жила с ним, он именно этого и боялся. Страх женитьбы боролся в нём со страхом потери Зои. Он не хотел знать того, что знал, а он знал, что любит её, но он как бы не хотел этого понимать, он боялся привязанности к женщине, а значит, как он полагал, зависимости от её желаний и требований. До встречи с Зоей он думал о себе, как о человеке самодостаточном, не способном попадать в зависимость к женщине. С тех пор, как от них уехал отец, а точнее, хай йому грець, ушёл с немцами, он много лет видел боль в глазах своей матери, и такую же боль ощущал в своей душе от разлуки с отцом.

«Никогда не дай женщине сесть на шею. Будь мужчиной всегда. Мужчина – это всё, а женщина – ничто», – почему так мать говорила ему, он не понимал. Он предполагал, мать обижена на отца, причину этой обиды она видит в себе, она корит себя за то, что была привязана к мужу, и после разлуки с ним испытывает боль. Она не хочет испытывать боль, не хочет любить того, кто её бросил, но продолжает любить. Любовь приносит страх, зависимость и страдания, вот что мать хочет донести до сына и дочерей. Она боится за своих детей, не хочет, чтобы и они привязались к кому-то, а потом испытывали от того боль. Так он думал, и когда он так думал, то понимал и другое, он понимал, что может ошибаться. Он понимал, что многого не ведает в отношениях между отцом и матерью. Он любил их обоих, и не хотел знать о противоречиях между ними.