Вычурный леопардовый мандарин

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за апрель 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 13 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Варенька, дурочка моя, красавица!

Этим разом беспокою Вас кратко. Два листа бумаги – всё, что у меня есть, чернила взяты в кредит, и кто знает, не придётся ли мне расплачиваться за свои слова единственной парой ботинок? Но всё это мелочи, ибо ответить молчанием на Ваше письмо я просто не мог. Это вышло бы преступлением, сволочью, самым настоящим предательством. Предательством Вас, предательством самого себя, предательством того самого смысла жизни, который мы постоянно тщимся отыскать в закоулках собственного сознания, вычитать в книгах, узреть в небесах, но который чаще всего оказывается заключён в людях, посланных нам судьбой в качестве близких, родных и любимых.

Потому ощущаю своим долгом  протянуть Вам руку помощи, а вместе с тем протянуть её и себе. Да-да, Варенька, именно себе. Ведь именно в этом заключается истинный смысл всякой помощи ближнему. Я нуждаюсь в Вашей помощи куда больше, чем Вы в моей. А если говорить совершенно откровенно (а именно так и полагается человеку, чьи башмаки выступают в роли основного капитала его совести), то я завишу от Вас совершенно, завишу в самой крайней и безысходной степени. Завишу настолько, что днями перечитываю Ваши письма, помню их наизусть, храню их как несметное сокровище и готов впиться зубами в горло всякому, кто только попытается отнять у меня эту последнюю радость – Ваши строки.

Помните, как Вы писали об отражении солнца в ручье у чертополохового русла? О надеждах, выглядывающих из тумана добрыми лошадиными глазами? О луне, которую Вы называли своим другом («Круглая, как жопа, но сколько в ней мудрости!» – писали Вы). Стоит ли удивляться, насколько смутило меня Ваше последнее послание, в котором я обнаружил столько разочарования, горечи, отчаяния и даже ненависти?

Вы пишете, что устали от лицемерия, что примеры изящества, достигшие наших берегов из глубокой древности, более не трогают Вашего сердца. Называете всё это мёртвой красотой. Высказываете уверенность, что этой красоте едва ли отыщется место в будущем, поскольку язык искусства – это мёртвый язык, а любая попытка говорить на нём уподобляет человека мертвецу. Ужасаетесь, что из зеркала на Вас смотрит такой же мертвец, чудом избежавший разложения, но не отыскавший в этом чуде оснований для собственной жизни.

Что ж, Варенька, не угадаю ли, если предположу, что ранее Вы брались за перо после чтения литературы, а последний раз – после просмотра новостных лент? Спешу предупредить: в мыслях моих нет намерения обидеть Вас или в чём-то упрекнуть. Привязанность к гаджетам нынче приобрела естественный характер, и негодовать по этому поводу так же глупо, как дуть в паруса шхуны, застрявшей посереди самого мёртвого штиля.

И всё же, барахтаясь в океане возможностей и информации, важно не забывать, что любое течение подчиняется своим законам и руслам, зависит от своих ветров, широт и рельефов. Именно поэтому, отправляясь в опасное плавание познания жизни, первым делом следует убедиться в надёжности своих ориентиров и компасов. Потому и спешу задать свой вопрос: отчего же конечным ориентиром Ваших мыслей вы принимаете будущее?

 Ведь именно в будущем (а не в прошлом, как полагают многие) растворяются очертания берегов, континентов и лиц. Растворяются мечты, растворяется совесть, растворяется даже сама надежда. Будущее скрыто от нас непроницаемым мраком, в угоду которому гениальность Шекспира сегодня легко заменяется фанатичностью шахида-террориста, а «Преступление и наказание» теряет статус классики и всё чаще встречается с хештегом «вечерние новости».

И тот, кто наивно заявляет, что смотрит в будущее с оптимизмом, на самом деле, плотно закрыв свои глаза, несётся навстречу самому жестокому и искушённому охотнику – самой смерти, чаще известной под своим вторым и самым главным именем «светлое завтра». Да, Варенька, из будущего все мы выглядим мертвецами. И с этим следует смириться.

Но сейчас, Варенька, мне не хотелось бы говорить о смерти. Слишком уж банально отождествлять будущее и смерть (хотя шнурки и ботинки обретают смысл полноценной обуви, только когда существуют не по отдельности). Сейчас мне хотелось бы поговорить именно об искусстве. О его положении в пространстве, во времени, в наших мыслях, в нас самих.

Я далёк от того, чтобы презирать современную моду, и знаю, насколько сложно нести крест одинокого философа, добровольно сошедшего на обочину жизни и с умиротворённой иронией наблюдающего течение чужих заблуждений. При нынешнем трафике гораздо выше вероятность в считаные годы превратиться в алкоголика или мизантропа (или алкоголика-мизантропа), что я не раз наблюдал в жизни, а некоторое время и сам примерял этот неблагодарный хомут собственного самомнения. 

Вот только и нырять с головой в омут моды, признавая достойным внимания лишь то, что едва увидело свет – это верх наивности.

Культурная педофилия, по моему мнению, вообще мало чем отличается от педофилии как таковой (прошу Вас не показывать это письмо вашей матушке – она наверняка решит, что я пытаюсь Вас соблазнить, и вышлет ко мне полицейских, у которых я и без того не на самом хорошем счету, ведь временами мне приходится подворовывать на рынке, но об этом, Варенька, давайте поговорим как-нибудь в другой раз).

Поэтому мне хотелось бы напомнить Вам: мёртвый язык становится мёртвым не потому, что оказывается неспособен передавать информацию, а лишь потому, что не остаётся человека, который умел бы этим языком пользоваться. Вот так же и мы разучились пользоваться искусством. Разучились видеть достойное в малом и пылаем желанием охватить своей душой и сердцем сразу всех и всё.

Именно вера в унификацию искусства порождает бесчисленное количество гермафродитов, падали, уродов, которые всеми силами стремятся поразить нас количеством голов, рук, хвостов и убедить, что равенством и терпимостью можно оправдать решительно всё, даже отсутствие самих равенства и терпимости.

А ведь настоящее искусство это нечто большее, чем умение сыграть Эйфелеву башню на балалайке или показать публике свой голый зад, забыв, что грань между наготой и искренностью пролегает вовсе не в области одежды.

Дело в том, Варенька, что у искусства слишком много языков, слишком много наречий и диалектов. Все они тяжелы для понимания, но при этом настолько близки по звучанию, что их долгое время действительно считали чем-то единым. Теперь же эта точка зрения приобрела в глазах большинства вид неоспоримой истины, на которую любой демагог готов смело опереть свои честь и достоинство (но на которую, я уверен, не рискнёт поставить свой банковский счёт).

Ей-богу, Варенька, несколько лет или десятилетий назад (о боже, как незаметно подкрадывается старость!) я так же склонялся к мнению, что финансовое красноречие – единственный язык, понятный человеку без всяких метафор.

В те времена у меня ещё был телефон, раз в месяц мой почтовый ящик выхаркивал квитанции на оплату коммунальных услуг, вокруг постоянно крутились жёны, дети, угрызения совести, желание напиться, неискоренимый футбол, а метод гадания о будущем по колоде банковских карт выглядел самым надёжным и прогрессивным.

Но знаете, Варенька, в жизни каждого человека обязательно наступает момент, когда из кошелька исчезают последние гроши, затем исчезает сам кошелёк, а после начинаешь исчезать и ты сам. И вот уже остаётся лишь одна свеча, освещающая рыдающих родственников (если кому-то посчастливилось обзавестись родственниками, способными рыдать) и тень, которая пляшет на стене свой скорбный и очень искренний танец.

Да, Варенька, я говорю сейчас о душе. О той самой твари, которая сидит в каждом из нас, очень похожа на нас внешне, но в то же время, отличается от нас буквально всем. Она часто обращается к нам, но её слова каждый раз растворяются в нашем иступлённом поиске внешнего решения своих внутренних проблем. Мы всё так же продолжаем верить в некий небесный палец, который поочерёдно укажет нам на любовь, счастье и всех виновных в наших неудачах.

Вот только палец этот каждый раз оказывается средним, и всегда указывает на нас самих. И удивляться этому не стоит. Ведь мы сами виноваты в наших проблемах. Мы сами виноваты в том, что разучились понимать язык собственных душ. Мы сами виноваты в том, что этот язык также следует признать мёртвым. Вот здесь, Варенька, и возникает жёсткий, но справедливый вопрос – кто способствовал его смерти? Как связана душа и искусство? Как на самом деле связано прошлое, настоящее и будущее?

Вся проблема, Варенька, в том, что вы, как и все, по уши увязли в искусстве, но до сих пор не определились с диалектом, на котором Вам следует с ним говорить. Это и не мудрено, ведь Вы одновременно являетесь и обывателем, который наблюдает полотна мастеров с безразличным недоумением, и критиком, измеряющим артефакты духа эталонами собственной пустоты, и торговцем, который не видит в искусстве ничего, кроме выгоды. Всё это – Вы, Варенька, именно Вы. И в этом нет ничего зазорного. Этого не следует стесняться. Для искусства важны все иероглифы человеческих судеб. Все без исключения. Для искусства важна подлость, важен хитрый расчёт, важно предательство. Главное не забывать, Варенька, что посреди всей этой вакханалии жизни Вы также являетесь и художником! Недаром Вас всегда интересовала живопись. И пусть на вершине своей стеснительности Вы всегда предпочитали называть это баловством, не сомневайтесь – внутри Вами движет всё та же звериная жажда прекрасного, сминающая полотна и континенты, повергающая в ужас гаражных автомехаников и наделяющая глубоким смыслом самые далёкие уголки отчаяния, позволяя жизни теплиться там, где всеми правами обладает только смерть.

Вот так же и я был близок к отчаянию, когда узнал, что Вы пытались при помощи бритвы перечеркнуть одно из прекраснейших творений мировой художественной культуры. Я имею в виду Вас, Варенька.

Как же неосмотрительно с Вашей стороны подвергать опасности этот шедевр, эту прекрасную вселенную, гениальное произведение, наполняющее эхом смысла все мостовые мироздания. Только представьте, что вместе с Вами перестали бы существовать все люди, перестали бы существовать ваши маменька и папенька, сёстры, перестал бы существовать я. Перестала бы существовать даже та дворняжка, которая угодила под колёса повозки и заставила нас с Вами остановиться, положив начало нашему знакомству (некоторое время назад я предпринял попытку разыскать её, но знаете, Варенька, отыскать нужную собаку в нынешние времена не легче, чем найти понимание в глазах окружающих).

Теперь Вы боитесь, что Вас уложат в клинику доктора Цейхбенгауза и тем самым перечеркнут вашу жизнь, Ваше честное имя и Ваше будущее. Но раз уж вопрос о будущем мне представляется решённым, позволю обратиться к Вам с советом из своего прошлого. Ведь я бывал в этой клинике, и даже не раз. Потому смею Вас заверить: это вполне приличное место, а сам доктор такой же сумасшедший, как и его пациенты (разве что за своё сумасшествие он получает деньги, но ведь это, согласитесь, тоже в своём роде искусство).

Поэтому я призываю, я умоляю, заклинаю Вас: не обращайте внимания на косые взгляды будущего. Улыбнитесь мертвецу своего отражения! Потребуйте от родственников отвезти Вас в дурдом немедленно! Обретите себя посереди тихих аллей прогулочного дворика. Задержите своё внимание на том, что происходит по ту сторону забора! Посмотрите, как прекрасна улица Феоклова, как исполнены сияющим смородиновым светом взгляды её прохожих, в большинстве своём потомственных жителей ближайших дворов и переулков.

Изведавшие людских страстей, они спокойны и терпеливы к своей судьбе. Их требования к ней завышены, ожидания необъятны, но в то же время они дорожат ей как сокровищем и едва ли горят желанием расстаться со своей жизнью добровольно. Именно у обывателя нужно учиться мёртвым языкам надежды и веры. Ведь многие из них владеют этими языками в совершенстве, общаются на них каждый день, записывают с их помощью рецепты солений, варений, женихов, невест, громогласно посылают друг друга на х*й или смиренно молятся, стоя на коленях перед образами. Они настолько далеки от искусства, что сами давно превратились в его произведения. Обратите внимание на то, как они изображены: одни прорисованы с удивительной проработкой деталей, другие – быстрыми, спазматическими мазками судьбы. Стили, техники, направления, все эпохи и культуры – всё это бурлит прямо рядом с нами и требует внимания, понимания, любви и денег.

Именно там можно увидеть, что сумасшествие и повседневность лежат друг от друга на расстоянии всего нескольких шагов и являются очень близкими диалектами искусства. Я уверен, вы без труда усвоите их.

И тут уж я вовсе не желаю слушать, что Вам не даются языки, и если к возрасту восемнадцати лет у человека не проявилась та самая искра таланта, то ожидать её в будущем глупо. Вам незачем пенять на свой возраст, Варенька. Ваш возраст прекрасен!

Восемнадцать – именно тот возраст, когда целомудрие расцветает розой, а любые грехи с надёжностью камня измеряют глубину приобретаемого опыта. В восемнадцать и богини, и проститутки находятся как никогда близко друг к другу, а к греху и святости ведёт одна и та же дорога. И если на первый взгляд это может показаться несправедливым (людям свойственно мечтать о том, что перед ними в любой ситуации лежат, как минимум, два пути), то я спешу Вас успокоить: выбор человека заключается вовсе не в количестве путей, а в том, следовать ли своим единственным путём или навсегда застыть на месте, превратившись в соляной столб (знаю, что в качестве вечернего чтения Вы предпочитаете Новый Завет, и потому спешу очередной раз напомнить, что сиквел всегда уступает оригиналу, хотя любители историй об инопланетных организмах могут со мной не согласиться).

И главная задача искусства заключается вовсе не в том, чтобы научить всех говорить на одном языке, а в том, чтобы... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

2021

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в апреле 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: