Мухи

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за ноябрь 2022:

 

На чтение потребуется 10 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

После работы Петров не пошёл домой. Решил немного пройтись, развеяться. Он направился в сторону центра. Шёл не спеша, заложив руки за спину, походкой гуляющего человека. Но лицо его оставалось хмурым, болезненно сосредоточенным.

Был час пик. Из открытых дверей проходящего трамвая свисали пассажиры. Даже сквозь трамвайный грохот Петров слышал ругань на подножке и угрюмо думал: «Как пауки в банке!».

У лотка толпились женщины. Видимо, выкинули^[1] модные тряпки. Старуха, похожая на муравья, с трудом тащила огромную сумку. Лицо её побелело и взмокло. «Что она несёт и зачем? Умрёт, но не отпустит!» – зло думал Петров.

А вечер был хорош на удивление. Давно не было таких вечеров: всё накрапывал дождь. Сегодня же небо чистое, высокое. Дневная жара спала. Слабый ветерок гладил лицо нежнее, чем влюблённая женщина.

Стройная девушка с миндалевидными глазами спросила Петрова, как пройти к почтамту. И хорошо улыбнулась полными, яркими губами, поблагодарив за разъяснение.

Она примерно возраста Инги… Что сейчас делает Инга? Наверное, пытается читать и поминутно смотрит на часы. Ждёт. Боится, что муж опять вернётся поздно… Ну, нет! Сегодня этого не будет: он обещал!

Вот и центр. Телеграф, музкомедия, кинотеатры. Винный раздел гастронома, где, наверняка, только коньяк да красное… Отсюда до дому – десять минут… Петров остановился, словно пришёл на свидание. И только подумал об этом, как ощутил на плече чью-то руку:

– Привет коллеге по буфетным стойкам!

Петров повернулся, пытаясь скрыть радость, и протянул руку немолодому, начавшему седеть человеку:

– Здравствуй-здравствуй, старый алкоголик!

Знакомый добродушно улыбался. Одет он был небрежно: брюки пузырились на коленках, на ботинках со стоптанными каблуками – присохшие кусочки грязи. От его лица несло спиртным.

– Ты что, Боря, уже? – спросил Петров, щёлкнув по кадыку.

– А ты ещё – нет? Зайдём! – знакомый показал на гастроном.

– Нет, не могу сегодня, – неуверенно проговорил Петров, – как-нибудь в другой раз.

– Ну смотри, Дима. «Столичную» выкинули. Она снята с производства. Видно, из старых запасов. Будь здоров… А то продадут.

Слово «Столичная» вызвало у Петрова глотательное движение. Он смотрел вслед уходящему знакомому так, словно тот уносил его пиджак. А от магазина шла женщина с сеткой, в которой, подрагивая, плыли бутылки с белыми головками.

«И правда «Столичная»! Выпить, что ли, стакан? И домой. Сразу, без продолжения», – подумал Петров и, сдержав желание побежать, быстро пошёл в гастроном.

Борькина очередь уже подходила.

– На, больше нет, – буркнул Петров, протягивая ему рубль.

– А! Надумал всё-таки! – обернулся тот. Но деньги не взял: – У меня как раз на бутылку. Купи бутербродов, и хорошо бы стакан раздобыть.

В сквере, где они сели, было немноголюдно. Скамейку скрывали кусты. Редкие прохожие не обращали на них никакого внимания. Борька копался с жестяной пробкой, ковыряя её ключом от квартиры. Петров вырвал у него бутылку и, сорвав пробку зубами, отдал обратно:

– Наливай!

Он достал из кармана пакет, развернул его, и на свет глянули четыре бутерброда с колбасой «Отдельная». На неё сразу сели две мухи. Третью Петров смахнул с носа и буркнул:

– Откуда они взялись? Вроде, помоек поблизости нет…

Борька сосредоточенно наливал водку в картонный стаканчик, взятый у мороженщицы. Справившись с этим, спросил:

– Ты всё в многотиражке? Давненько тебя не видал.

– Всё там – в ноговытиражке, – ответил Петров, принимая хлипкий стакан.

На миг он вспомнил заплаканное лицо жены и снова подумал: бутылку распиваем и – домой. Не заметит даже!

Водка Петрову показалась некрепкой. Прошла «не зацепившись». И минут через пять городские шумы стали приглушёнными, словно кто-то, как на радиоприёмнике, крутанул ручку громкости.

Злость и раздражение будто растворились. Пришло приятное ощущение, похожее на то, когда принимаешь тёплую ванну. Он глянул на муху, исследовавшую горлышко бутылки, и весело сказал:

– Цыц, проклятая птица! Самим мало… А ты, Боря, всё фотокором?

– Ага, – ответил тот через полный рот.

Он выпил с трудом, сморщась так, словно влил в себя нечто непотребное. Прожевав, спросил:

– Ты не знаешь, кому можно «Зенит» загнать? Новый аппарат. Я себе другой купил. А «Зенит» продать надо. Надоел он мне… Мой редактор говорит вчера: бросай пить, ведь ты же… Смотри, опять муха на бутылку села. Какая-то с алкогольным уклоном… Под уклон идёт жизнь, Дима, под уклон…

Боря захмелел и, как всегда, начал философствовать. Петров слушал его и не слушал. Он чувствовал себя блаженно. И это отразилось на лице. Недавно болезненно нервное, оно подобрело, разгладилось. Губы сложились в едва заметную улыбку.

– Давай допьём! – приказал Боря. Он нетвёрдо налил в стаканчик, плеснув себе на ботинок, и тут же выпил. Затем протянул бутылку Петрову:

– На. Сам наливай… Запьянел я что-то.

Под глазами у Бори резче обозначились мешки. Черты лица как бы оплыли, смазались. Он достал из кармана платок, который давно просился в стирку, и вытер лицо.

Вторая порция водки пошла Петрову против обыкновения хуже. Он яростно жевал бутерброд, стараясь перебить дух водки. Удалось. И опять стало хорошо. Глянул на часы: седьмой пошёл. Мелькнула мысль: в семь винные отделы закрывают.

К их скамейке стыдливо подбежала тощая собачонка и уставилась на остаток бутерброда.

– На, милая! – Петров бросил ей недоеденный кусок. Собачка, поймав его на лету, радостно затрусила дальше.

Борька полулежал на скамье и тупо смотрел в асфальт. Когда Петров повернулся к нему, сказал, поднимаясь с трудом, как раненый:

– Запьянел я что-то. Пойду. Домой пойду. К Светке…

– Ну, брат. Это моветон! – забеспокоился Петров, посмотрев на часы. – Ты взгляни – рань какая!

Но Борька уже повернулся к нему спиной и, осторожно ступая, словно боясь раздавить какие-то хрупкие существа, зашагал по скверу.

«Надо бы и мне – к Инге», – подумал Петров, вяло поднимаясь. Но вдруг энергично подался вперёд и радостно крикнул:

– Виктор!

Парень лет двадцати пяти, худой, стройный, длинноволосый, резко остановился и сказал, улыбаясь:

– Нельзя по городу пройти, чтобы не наступить на Петрова!

Они крепко пожали друг другу руки.

– А в гастрономе, что напротив, «Столичную» продают! – бодро сообщил Петров.

– А эта что, хуже, что ли? – усмехнулся Виктор, доставая из зелёного раздувшегося портфеля бутылку «Бенедиктина».

Петров, онемев, смотрел на неё, как на явление Жар-птицы. Далеко не каждому в городе дано достать этот сорокаградусный ликёр.

– Один заказчик уважил, – ответил Виктор на немой вопрос. – Открывай давай. Опять эта скверная привычка – пить в сквере!

Петров засуетился. Он снова пустил в ход свои крепкие зубы. И через пять минут на скамье между закадычными приятелями стояла наполовину опорожненная бутылка.

– Как движется «Всадник без коня»? – спросил Виктор, закуривая.

– А никак. Понимаешь, никак не движется! Пробка. Закрыт шлагбаум. Асфальт кончился… Но я напишу! Я его добью! – возбуждённо говорил Петров, сгоняя муху со щеки. – Это будет… Это повесть, которая, скромно говоря, обратит на себя внимание. Ты увидишь! Это не та повестушка, что я выдал три года назад…

– А тебе не кажется, что за три года не выдать ни одной вещи – это плохой симптом для литератора? – как бы между прочим спросил Виктор, разворачивая конфету.

– Брось ты, Витька, меня запугивать. Просто была стадия накопления. Лучше молчать, чем говорить банальности. Я не Липаев… Кстати, редактор сегодня снова ставил мне в пример этого щелкопёра. Мне – Липаева! Бездаря, который не знает вдохновения, этого радостного напряжения всех сил, когда только и возможно рождение живого произведения! Произведения, у которого бьётся пульс! Впрочем, что я тебе растолковываю!.. Ты пойми, я сейчас вижу намного дальше и глубже. Когда прочтёшь повесть, ты убедишься в этом.

– Брось, Димка. Писатель должен писать. Ну, иногда может и выпить. А ты в основном пьёшь и не пишешь. – Виктор на миг замолчал, глядя Петрову в глаза. – Скажу как друг: не верю в тебя, литератора. Как, впрочем, и в себя, художника. На прошлой неделе мы пили с тобой три дня. На позапрошлой, кажется, – четыре. И так постоянно. Когда работать? Какое тут «напряжение всех сил»? Надо не только иметь талант. Но и возможность реализовать его. Уж извини за тривиальность.

Петров закинул ногу на ногу и тут же поменял их положение.

– Не один ты не веришь в меня. Ладно. Так даже лучше. Интереснее. Я всё равно состоюсь!.. Мой путь необычен. Пусть! Потому что он мой. Мой, понимаешь!? – Петров махнул рукой, словно отгоняя сомнения, и в сердцах согнал очередную муху с горлышка бутылки.

На скамью напротив сели четыре волосатика в ярких, вызывающих одеждах. У двоих из них на шеях висели гитары. Они заиграли и негромко запели приятными голосами:

 

Высоко летает птица,

Но ей не достать до звёзд.

Никак не могу распрямиться

Во весь мне дарованный рост.

И путь к восхожденью не начат,

И нету удачи, хоть плачь.

Но что там мои неудачи

На фоне всеобщих удач?!

 

Петров слушал песню напряжённо. Он покачал головой, хотел что-то сказать, но Виктор опередил его. Он держал в руке стакан.

– Пью и бегу. У меня через пятнадцать минут рандеву. Остальное – тебе. Хотя лучше выплесни эту заразу. Я алкаш, но это мне не мешает. Приспособился. Вовремя понял, что Сальвадора Дали из меня не получится. И, как видишь, не повесился. Зарабатываю неплохо. На бутылку всегда хватит. На даму – тоже. А ты не хочешь взглянуть на себя в упор. Всё – через какую-то романтическую дымку… Может, выплеснем?

– Нет! – Петров зло вырвал бутылку у Виктора. – Я не алкаш. Захочу и брошу. Запросто! Вот допью это – и всё. Шабаш. Буду только по праздникам… В меня никто не верит. Даже жена. А она у меня хорошая девка. Правда, пацанка ещё. На десять лет младше… И ты, Брут…

– Ну ладно! – Виктор встал, отряхнул ловко сидящие брюки, поправил узел галстука – красно-чёрный на белой рубашке. – Я не Брут. Держи лапу. Извини. Бросаю тебя. Позвони завтра.

Почти тут же поднялись и ушли дворовые солисты, напевая что-то, а что – Петров разобрать не мог. Минуты три он сидел неподвижно, глядя на верхушки деревьев. Хотел продумать что-то важное, но мысли путались.

Сквер словно вымер. Ни одной живой души. Хоть бы снова та собака подошла!

Вылив ликёр в стакан, Петров начал жадно пить. Поперхнулся. Прокашлялся и упрямо допил остальное. Пустая бутылка глухо ударилась о траву. На неё сразу село несколько мух. «И откуда они здесь?» – снова подумал Петров. Он увидел, что одно из летучих насекомых залезло в бутылку и будто пристыло.

Петров поднял пустую поллитровку и начал внимательно рассматривать муху через стекло. Лапы мухи прочно приклеились к стенке бутылки. Насекомое билось, отчаянно жужжа.

– Дура. За сладким полезла? – сказал ей Петров и швырнул бутылку. Она жалобно звякнула, стукнувшись обо что-то твёрдое.

Он встал и, как ему казалось, твёрдо пошёл вперёд по газону, по чистой и мягкой траве.

– Вот лягу сейчас и полежу немного, – сказал сам себе и рухнул на траву.

Он лежал на спине, закрыв глаза. По его потному лицу на быстрых лапах, как на роликах, сновали мухи. Противно щекоча лицо, они замирали в уголках глаз и рта. Петров вертел головой, дул, но мухи, на миг взлетев, садились снова.

– Всадник без коня… Дура!.. Портфель, в котором «Зенит», утащила собака… Собачка, иди сюда! На! На! – пьяно бормотал Петров.

И вдруг к нему пришло... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

1972

 

 

 

 

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в ноябре 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: