Рассказ неофита

 

Купить в журнале за март 2019 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 7 часов | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Сначала я пошёл в протестантскую церковь, что было вполне оправдано традициями моей семьи. Внутренность протестантской церкви, её богослужения, как и религиозные идеи её основателей напоминали мне представления, связанные с деланием пророков. Как и всех интеллектуалов меня привлекали в преданиях о пророках их исключительные отношения с Богом, идея избранности, стояние над толпой. Вообще в протестантской идее было для меня что-то фаустовское, но только такое фаустовское, которое строило свои отношения не с Мефистофелем, а с самим Богом. Человек ищет, борется и сомневается, ведёт себя часто по отношению к Богу, как неразумный и упрямый ребёнок, но полон убеждения, что Богу это угодно, и что Бог заинтересован в том, чтобы человек приходил ко всему своим человеческим познанием. Было несомненно, что для человека, хотящего построить свои отношения с Богом как можно скорее и свободно, то есть по собственному усмотрению и напрямую, протестантизм представал в самом привлекательном виде. Идея по сути личного Бога была привлекательна тем, что позволяла оценивать все свои поступки критериями собственной совести, которая основывалась на самостоятельной интерпретации Слова Божьего. Это было чрезвычайно удобно и придавало приятную значительность. И отношение к половой любви у большинства в современном протестантизме было вполне свободным, так что лучшего христианства мне было трудно себе и представить.

Был, правда, один момент, который смущал меня в протестантском богослужении и на котором оно было целиком построено, а именно, великолепные, теологически вышколенные проповеди, когда моё внимание устремлялось за интеллектуальными ходами пастора, зажигавшими в уме риторический огонь, но не говорившими моему сердцу ничего, что волновало бы его. Казалось, что священник был профессором, читающим лекцию, а прихожане добросовестными студентами, пытающимися унести с собой частичку религиозного знания. Когда я говорил об этом со своими знакомыми протестантами, они не могли понять меня и немного чуждались меня за эти высказывания.

В проповедях постоянно звучали призывы к добру и к любви к ближнему, но что мне было нужно делать, чтобы научиться добру и любви, они мне не говорили. Во мне утвердилось подозрение, что и сами пасторы не знали, как этому научиться, не знали других путей к Богу, кроме как интеллектуальных.

Католическая церковь произвела на меня несколько двусмысленное впечатление. Хотя католическое богослужение и отличалось от протестантского более пластическими формами, а верующие почитали Богоматерь и держались за церковные таинства, атмосфера во время богослужения чем-то неуловимым напоминала всё те же протестантские богослужения, может быть потому, что и здесь, как казалось мне, отсутствовал глубинный, трагический порыв к Богу. Как я ни старался, но во мне не устаивалось ощущение породнённости с этим богослужением, как будто что-то удерживало меня стать одним из этих людей, аккуратно сидящих на скамьях с опущенными в сосредоточенности головами.

 

Когда мне предоставилась возможность взять отпуск, я предпринял поездку во Францию. Я узнал, где недалеко от Парижа находится русская православная церковь, зарубежная – мне совершенно не хотелось идти в какую-нибудь другую – и приложил немалые усилия, чтобы найти её. Но найдя её, сразу же попал на богослужение. В возбуждённо-торжественном состоянии я слушал церковнославянские напевы, раздражаясь оттого, что плохо понимаю их, и в то же время чувствуя радость и растерянность от встречи с родным. Люди в этой церкви производили на меня совсем другое впечатление, чем в западных церквах: простоватое и приниженное. Женщины в платках и множество бородатых мужчин сильно отличались от западных людей, по-видимому, из любопытства, как и я, пришедших на богослужение, хотя среди прихожан и попадались на глаза несколько элегантных особ. Бабульки, при виде которых мне почудилось, что я никуда и не уезжал из России, бросались ниц перед иконами, и это меня неприятно задевало. Но особенно меня покоробило, когда какой-то молодой человек сделал то же самое: настолько он показался мне забитым, что я уже было обобщил всех верующих как душевно сломанных, почти что ненормальных людей. Мне даже подумалось, а нужны ли Богу такие верующие.

Богослужение тянулось нестерпимо долго. Я не знал службы и не имел понятия, когда она должна была закончиться. Проповедь священника показалась мне лишённой всякой интеллектуальной претензии, хотя до этого я страдал от интеллектуализма протестантов. Вобщем, меня постигло разочарование, как будто от посещения православной церкви я ожидал чего-то большего. Единственно, что как-то скрасило мою горечь, было знакомство после богослужения за чаепитием с одним человеком, с высоким, худощавым брюнетом, произведшим на меня самое приятное впечатление. Во время богослужения я не замечал его, а теперь обрадовался, что встретился с другим типом верующего, как я это понимал.

Нужно сказать, что я попал за рубеж как раз в то время, когда туда стали прибывать первые «перестроичные» советские граждане, к которым многие из числа старой антикоммунистической эмиграции относились довольно настороженно. Это было и понятно, так как, начиная с послевоенного времени, в Советской России успело народиться новое поколение людей, впитавшее в себя с молоком матери многие стереотипы советского мышления и поэтому в общем и целом лояльно относившееся к советской власти. К тому же приезжать стали даже не какие-то «кухонные диссиденты», а самые обыкновенные обыватели, так что было отчего отнестись к ним с предубеждением. И хотя мой новый знакомый, Евгений, и сам приехал во Францию со своей женой, у которой здесь объявились пропавшие во время войны родственники, довольно недавно, он испытывал к своим «соэмигрантам» даже ещё большее недоверие, чем «старая гвардия». Но, как он потом признавался, что-то в моей внешности расположило его ко мне, и во время послеслужебного чаепития он решил вступить со мной в разговор. Хотя я и отвечал довольно скомканно, производя комическое впечатление человека, как бы не находящего слов для выражения особенной глубины своей мысли, было видно, что Евгению понравилось общаться со мной.

В течение жизни я успел убедиться в том, как трудно найти человека, с которым можно было бы поделиться внутренними переживаниями и которого действительно бы интересовали вопросы, приведшие к ним. Нужна была родственность душ, которая, я уже знал это, являлась чрезвычайно редким подарком судьбы. А из своих отношений с Мишей я также вынес убеждение, что предполагаемая родственность душ чревата тем, что может привести к инстинктивному злоупотреблению основанной на ней дружбой, когда начинаешь слышать и видеть только себя, не обращая внимание на другого человека.

Евгений имел в себе все признаки родственной мне души, но мне было сложно открыться перед ним, так как я опасался, что мои сомнения покажутся Евгению глупыми измышлениями и даже как-то уронят моё достоинство в его глазах. И тем не менее непосредственная манера Евгения называть вещи своими именами, не лицемерить и не скрывать противоречий, окончательно привлекла моё сердце к нему. По старой русской привычке мы сразу стали делиться с ним довольно откровенными личными подробностями, и, как это часто бывает среди молодых мужчин, наш разговор коснулся прекрасного пола. Я намекнул Евгению на постигшее меня любовное разочарование, он сказал мне несколько ободряющих слов, а затем почему-то перевёл разговор на свою жену. В жене, по его словам, его в первую очередь привлекала нравственная чистота. «Она у меня не красавица вовсе», – говорил он, – «но есть в ней возвышенное благородство, которое я не встречал в других женщинах. Этим она меня и взяла... Она была бы прекрасной матерью, но пока нам Бог детей не дал..». Мне было с одной стороны несколько неловко за Евгения, что он отрицательно отзывается о внешности своей жены, а с другой стороны пугало какое-то безразличие к женской красоте, проскальзывающее в его словах. Привлекательная внешность моей будущей жены была важна для меня – неужели христиане должны быть так безразличны к женским прелестям? Потом я подумал, что, может быть, такое отношение зависит от возраста, ведь Евгений был на девять лет старше меня и уже шесть лет как женат . «А как же любовь, та, обычная?.». – несколько невнятно пробормотал я. Евгений понял, усмехнулся и произнёс: «Наркотик это, твоя любовь». Я немного замялся, мне очень захотелось спросить: «И какая польза от добродетелей женщины в любовных делах?» – но постеснялся.

 

С Евгением я провёл весь оставшийся день: мы бродили по светлому городку, заглядывая в различные кафе, и долго беседовали на многие темы. Евгений оказался большим приверженцем Русской Зарубежной Церкви и от него я узнал о ней многое для себя нового. Особенно горячо, с публицистическим запалом (он и в самом деле был журналистом), Евгений рассуждал о бескомпромиссности Зарубежной Церкви по отношению к бывшей богоборческой власти в России и о её роли в потенциальном христианском возрождении русского народа, при этом всячески подчёркивал радение Зарубежной Церкви о чистоте православия. Меня сильно впечатлила та убеждённость, с которой Евгений высказывал свои мысли, и всё же рассуждения Евгения о чистоте православия несколько коробили меня – в них мне слышались какие-то фальшивые нотки, проявлявшиеся в делении православных христиан на истинных и на не истинных только по причине их принадлежности к определённой церковной традиции.

Среди прочего мы говорили также о сочетании глубинных желаний души с содержанием христианской веры. Я предполагал, что такое сочетание возможно, но мне всё никак не удавалось обнаружить его. Евгения эта тема, по-видимому, тоже интересовала, хотя он и производил впечатление человека, для которого не существовало неразрешённых вопросов в этой области. Но с ним, наверное, произошло то, что бывает с нами, когда кто-то другой начинает высказывать сомнения по, казалось бы, давно для нас решённому вопросу, и притом не голословные, а укоренённые через личные переживания, и тут давно забытое нами оживляется и мы вновь начинаем всё передумывать заново.

Этот первый продолжительный разговор с Евгением запал мне в душу и, хотя и не доставил мне окончательной ясности, ещё долгое время продолжал исподволь оказывать на меня влияние. Вот о чём мы говорили:

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2019 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению марта 2019 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.