Жакова Ольга. Рассказ «Петербургский сказ ».

Тук-тук! Была былью да стала сказкой Сенная площадь. И болью и радостью отзываются в душе каждого живущего близ нее гулкие удары ломиком по жалким остовам киосков. Кто не ходил по Сенной, кто не уносил с нее сумок с едой, тому не понять этих чувств, для того не заканчивается эпоха, тому не интересна моя история. Или, может, послушаете? Расскажу я вам сказку - про Сенную площадь.

Сенная площадь - негласный центр всего района. Она кипит и бурлит, там продают и покупают, там толпятся с утра до вечера. Сенная площадь притягивает - там можно выгодно купить и выгодно продать, поэтому все бегут в свободную минутку в кипящий водоворот ларьков и лотков, стремительно закручивающий вокруг себя подвижные людские массы. Сенная площадь с виду - сплошной хаос, но это лишь видимость. На самом деле (если присмотреться) там все в строгом порядке: купить! продать! самая вкусная, самая горячая сосиска в тесте, вкуснее-горячее не бывает, любую на выбор! О, какое богатство выбора! Какая свобода купить или продать! И какая абсолютная несвобода: купить - или продать. Сюда идут, чтобы отсюда уехать; но опять и опять сюда приезжают. Выклянчивающие рубль грязные мальчишки с желтыми от сигарет пальцами с визгливо-грубыми голосами и тихие пенсионеры, молча стоящие у ящиков с разложенными на них старыми вещами и пытающиеся сбыть эту свою последнюю рухлядь; крикливые бабы в замасленых передниках и строгие торжественные шкафы в табличках: “куплю золото - продам золото”; смуглые, вертлявые черноглазые шустрые мужички непонятной, но не менее чем кавказской национальности с открытыми тележками с апельсинами, лимонами, огурцами, виноградом, бананами, хурмой, сливами, черешнями, перцами болгарскими, помидорами - по сезону, - и все самое вкусное, самое сладкое, самое свежее - чего здесь только нет. Разве что спокойствия, честности, кротости, мудрости, душевности… Хотя подозреваю, что наши люди даже обворуют, обжулят, побьют, украдут, ограбят и убьют с душою и искренним к тебе расположением. Злыми на Сенной бывают только или нерусские, или дети.

 

Жакова Ольга. Рассказ «Блаженны нищие… ».

Смешно сказать, только стыдно стало, что я шарахнулся от безногого. Он ведь тоже человек, есть-пить хочет. Кто говорил, что когда умирает человек, умирает целая Вселенная? Не спрашивай, по ком звонит колокол…

Иногда интересно представить, как бы ты сидел на его месте. Взгляды с разных сторон баррикады. Ты – идешь, он – сидит, ты идешь и движешь за собой весь мир, вот он за тобой поспевает, шеренги домов маршируют тебе навстречу, салютуя, ты и людей вовлекаешь в движение по улице, продираясь сквозь заросли встречных Вселенных. А вот ты – сидишь. Ты – стекло, за которым их много, они одинаковы, малые бухарцы, урча, мечтают о лепешке, густо намазанной медом. У них нет глаз – спрятаны в карманы. Зеркала душ. Они – мимо. Мимо. Мимо… они чужие.

Я быстро шел, замедляя с усилием шаги, и заставлял себя думать о других вселенных. Хотя бы подойди, заговори с братом твоим человеком! Простое сочувствие, на одном месте, без движения, на ветру, такой сильный ветер, холодно – я сам поглубже втиснулся в шапку и воротник, пряча уши и гордый античный нос…

 

Жакова Ольга. Рассказ «Вологодский сплин».

Я вышел на балкон. Только что прошел дождь, и еще дрожат от опоздавших упасть капель листья на старых деревьях в бывшем детском саду. Их ветви в густом зеленом мхе листвы упираются в прутья балкона, пролезают сквозь, покачиваясь, торопясь стряхнуть следы дождя. Свежо, прохладно, но последние вечерние лучи еще перебегают с листка на листок и вязнут в прозрачных холодных каплях.

Пахнет свежепромытой зеленью, в которой почти исчез балкон, долгим и глубоким вздохом прохладная сырость колко наполняет ноздри, горло и грудь, до живота пробирает. Пахнет мокрыми досками, мокрым песком, мокрой глухой травой. Так густо пахнут только заброшенные углы где-нибудь за сараями. Где давно уж не было людей, где дикая трава буйно и радостно возросла по пояс и выше, где она пахнет не пылью, а травой, землей и сыростью забытости – сильно и свежо, как пахло в детстве, когда с друзьями продираешься сквозь эти заросли. И взрываются, раскидывая семечки, тугие стручки щелкунчика, и кудряшки его падают в листья, а крапива кидается на голые коленки, кусая, и они потом долго зудят и чешутся.

Такие углы сохранились еще в Вологде, прячась в укромных дворах деревянных домов, выцветших коричневых или желтых, не дряхлых, но уже в морщинах от возраста. Там попадаются пространства с невытоптанной зеленью и подзабытым запахом свежести, тайн и приключений.

Жакова Ольга. Миниатюра «Холодное лето ».

Бывают домовые. А у нас по городу водяных много да туманников, а уж дождевых и лужевых пруд пруди! И зачем такой мокрый город строили? Когда жарко, Исаакий стоит мертвый, единой глыбой неподвижного камня, как носорог мертвый, умершая гора. А как туман расползся вокруг, влагой сбрызнул да крест прикрыл – идешь мимо и не налюбуешься: так вот ты какой, красавец, сразу душа живая чувствуется, сразу духом пахнуло, до костей пробирает: стоит, как шевелится, поеживается, переступает, глазами поглядывает, вроде кокетничает. Да дух-то болотный, гнилой, вот и крест прикрывает, чтобы не стыдно. Вода да ветер в голых скалах – вот он, Город, столица без страны, зыбкое царство, тени среди памятников.

Жакова Ольга. Миниатюра «Басня Настроения ».

Настроение – самое главное в такой день. Вот взять, например, снег. Почему снег? А слишком назойливо лезет в глаза. Вот этот снег всю ночь трудился, трудился, по городу бегал, на амбразуры грудью ложился – и с утра все ноги завязли, все лица в белых веснушках, а солнца-то и нет, ветер со снегом его спрятали и разгуливают, нахальные, по улицам, прохожих задирают, холодными руками ощупывают – не укрылось ли где-нибудь теплое, трепетное, и хватают, вытаскивают, кидают в пляшущую улицу, а ей что, ей самой холодно, сама ежится и хочет свернуться в клубочек, да дома давят, распластывают под снегом и ветром… При чем здесь настроение? Так ведь вот я вас и спрашиваю – какое может быть настроение в такую погоду?!

Жакова Ольга. Миниатюра «Миниатюра снежного одиночества ».

Снег летает белый-белый, упруго отпрыгивая от ветра, а под ноги ложится серый, под колеса коричневый, измятый… Старички у меня на столе серые, а дракоша с собакой – коричневые, стоят, смотрят в разные стороны и со мной не разговаривают. Один серый насупился, сидит злой, а у другого борода ниже пояса и смотрит куда-то мимо меня, но так задумчиво, уголки глаз вниз съехали – все-таки жалеет. А я одна сижу, мысли ворошу, выискиваю – вдруг завалялась приличная или вдруг – веселая… Да нет, только в ушах далеко позванивает – то ли телефон, то ли еще что… Хорошо бы кто-нибудь позвонил, пришел, поговорил бы со мной, мы бы чаю вместе выпили… Но кто выйдет в такой снег? Летает он белый, а под ноги ложится серый, коричневый, измятый… Там еще и ветер, дли-инный ветер, упругими кольцами заполнил все пространство между домами и дышит – у-ух! у-ух! И стекло дрожит под напором его огромного скользкого тела… Может, если форточку открыть, он зайдет?..

Жакова Ольга. Миниатюра «Этюд №2. Прогулка по Петербургу ».

Голубой купол, рыжая румяная булочка, воздух прозрачен, сухая пыль блестит на асфальте, в домах кроется тайна – тайна времен? Обаяние литературной традиции? Скрытый демонизм? Действительно ли есть что-то в этих улицах и мостах или все придумали, а я только повторяю? Но вот ведь, огромный мост – р-р-раз! – в небо – и обратно тихо, пронзительно синее – это тоже кто-то придумал? Свистит ветер, носится со свистом, сердится, с-с-с, машины шумят, но их не слышно из-за шума ветра, "с" в шепоте слышнее всего, и чтобы не выдать себя, шепелявят разведчики там, шпионы, ребятня в темноте, а ветер уши отмораживает, даже когда тепло. Такая маленькая Петропавловка, низенькая, совсем несерьезная – зачем ее строили, неужели такая удержит врага? Такое пространство разве пушки простреливали, огромный Зимний и маленькая Петропавловка?.. Стрелку все ремонтируют, копают, кажется, уже второй раз делают то же место, никак не закончат, и ноги переломать можно. Биржевой – тугой – как пружина – ух! – подпрыгнул и скатился, как с горки, всем мостам мост. А Петропавловка грудь выпятила, стены развернула – где там Зимний – полоска на горизонте, смотреть и не видеть, голубое только и видно – Даль! Куда там Дали! Дома серые, пыльные, лепнина стерлась – где же красота? Что воспевали, в чем прелесть видели, почему, за что любили?

Жакова Ольга. Рассказ «Урод».

Поначалу я боялась называть его уродом: обычно люди сильно переживают из-за внешности. Но он любит повторять: "Я не человек". Сейчас я не могу назвать его иначе. Странно, как я смогла его разглядеть. Ведь люди видят только то, что ожидают увидеть. А чтобы увидеть такое, надо иметь болезненную манию мизантропии, что ли? Это он потом сказал - про ожидание. "Я невидимка, - сказал он. - Я так уродлив, что нельзя даже предположить возможность моего существования. Меня не видят, проходят мимо. Никто".

Я увидела его тогда, потому что он стоял спиной. Стоял у стола и читал мой дневник. Вообще довольно странно увидеть у себя в комнате чужого мужчину, которого в дом не пускала. За таким занятием! Да и сейчас он стоит у меня за спиной и посмеивается, читая скрюченные буквы под дрожащей рукой: они ему близки.

Когда я увидела его, читающего заветную тетрадь, я закричала. Он обернулся…