За Саней пришли на девятый день.
Трое в серых костюмах.
Он стоял в дверях в домашнем халате, банных тапочках с помпонами, сжимал «ружьём» швабру, в ноги опустил, звякнув ручкой, эмалированное ведро с мыльной пеной.
Убирался.
Все эти девять дней убирался. Ходил за женой по квартире, мыл полы. Она шлёпала босиком, плакала, что ей больно. Оставляла на паркете и плитке уборной ржавые пятна.
Приходилось ходить. Убирать.
Громко тикали в пустой квартире часы. «Тик-так-тик-так...»
Капало из крана.
Жена хваталась за ручки. После неё было скользко открывать двери. Он спросил, где у неё стоят хозяйственные средства от пятен и для мытья кафеля, и тряпки. Она показала. Оказалось, в нижнем левом ящике стенки в большой комнате.
Пока он убирался, жену, чтобы больше не пачкала пол, пришлось запереть в шкаф, за шубы.
И она скреблась и стучала. Пока, видимо, не уснула.
В первый день он так устал убираться, что даже не стал ужинать. Повалился в маленькой комнате на тахту, натянул на голову одеяло и провалился.
Разбудил его телефон. Звонила тёща, спрашивала Наташу. Со сна он забыл, что уже убил Наташу, пошлёпал к шкафу, открыл, протянул жене трубку. Они с тёщей поговорили, а шкаф он закрыть забыл, и пока ходил вешать трубку, Наташа выбралась из шкафа и опять наследила.
Тёща звонила весь день. Волновалась. Говорила, что у неё неспокойно на сердце. Что у Наташи был какой-то не такой голос. Просила передать, чтобы позвонила, когда вернётся. Он передал. Даже сам набрал номер, чтобы Наташа не заляпала кнопки. Но этот последний разговор с дочерью тёще, видимо, окончательно не понравился, и она явилась сама. «Здрасте!»…
