Серая темень дня, тянущаяся, длящаяся, бесконечная в своём тоскливо-безнадёжном однообразии… Мириадами манящих огней вспыхивающая ночь. Сгущаются сумерки, загораются мои глаза, вены обжигает кровь, вскипающая пузыриками возбуждения. Как-то вдруг для самой себя я начинаю носиться взад-вперёд, взмывать по стенам, втемяшиваться в потолок, шкрябаться о картинки мятежной зыбко-ветреной мглы, квадратом окна маячащей поверх заставленного снедью стола. «Эта зверюга опять сходит с ума», – я слышу знакомые голоса, но не узнаю их, иной зов звучит в моём сердце. «На, моя девочка, на», – меня подманивают куском вонючего мяса, я гляжу затравленно и презрительно, моё нутро восстаёт против пищи, недра мои ворошит Оно, сверебящее во тьме и невыразимости тоски моей, бьющейся в прорези межреберья. Оно колючим комочком затаилось в душе, растопыренными иголками вонзилось в мягкую плоть меня, меня, наблюдаемую мною же – жестковато-отстранённой, пушисто-невозмутимой – той мною, которую я не выношу, как не выносят черноту собственной тени, от которой пытаюсь спрятаться вновь и вновь, как от безжалостного фонаря, направленного в глаза… Очевидность наличия инородной себя в себе, на себе, под собой, вне себя – я вне себя от переизбытка себя. Мне срочно необходимо наружу...
