Мирошниченко Виктор.
Повесть «Мы не успели оглянуться…».
...Когда мне прежде приходила охота понять кого-нибудь или себя, то я принимал во внимание не поступки, в которых всё условно, а желания. Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты.
И теперь я экзаменую себя: чего я хочу?
Я хочу, чтобы наши жёны, дети, друзья, ученики любили в нас не имя, не бренд, не мысли, а обыкновенных людей. Ещё что? Я хотел бы иметь помощников и наследников. Ещё что? Хотел бы проснуться лет через сто и хоть одним глазом взглянуть, что будет с наукой. Хотел бы ещё пожить лет десять... Дальше что?
А дальше ничего. Я думаю, долго думаю и ничего не могу ещё придумать. И сколько бы я ни думал и куда бы ни разбрасывались мои мысли, для меня ясно, что в моих желаниях нет чего-то главного, чего-то очень важного.
В моём пристрастии к науке, в моём желании жить, в этом сидении на чужой кровати и в стремлении познать самого себя, во всех мыслях, чувствах и понятиях, какие я составляю обо всём, нет чего-то общего, что связывало бы всё это в одно целое. Каждое чувство и каждая мысль живут во мне особняком, и во всех моих суждениях о науке, искусстве, литературе, учениках и во всех картинках, которые рисует моё воображение, даже самый искусный аналитик не найдёт того, что называется общей связующей идеей, или богом живого человека. А только ли у меня одного так? В нашей стране тоже нет общей связующей идеи, поэтому у нас раскол в семьях, среди коллег в университете, в одноклассниках, одногруппниках, однокурсниках, во всех социальных средах и группах.
А ведь без этой идеи и не будет ничего путного. Чем грозит отсутствие такой идеи?
При такой духовной нищете, наступающей в отсутствие общей связующей идеи у отдельного человека, достаточно любого несерьёзного недуга, страха смерти, влияния обстоятельств и людей, чтобы всё то, что он прежде считал своим мировоззрением и в чём видел смысл и радость своей жизни, перевернулось вверх дном и разлетелось в клочья. То же самое касается и общества в целом: отсутствие такой идеи грозит развалом сначала семей и групп, а потом и государства.
Для меня нет ничего удивительного и печального в том, что последние месяцы своей жизни я омрачил мыслями и чувствами, достойными раба, что теперь я равнодушен и не замечаю рассвета. Когда в человеке нет того, что выше и сильнее всех внешних влияний, то, право, достаточно для него хорошего насморка, чтобы потерять равновесие и начать видеть в каждой птице сову, в каждом звуке слышать собачий вой. А вот то, что я не трачу последние дни жизни, чтобы помочь своей стране найти эту общую связующую идею – это крайне печально для меня как для учёного. Нет, я должен успеть её найти, пока живу!..
