Укрощение санитаров

 

(лирическая комедия про одиночество)

 

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за август 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 27 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Cцена перегорожена: две половины представляют комнаты разных квартир. Он набирает номер; морщится, пытаясь вспомнить.

 

 

Он. Ох уж эти каникулы! Тоска! Никого, с кем поговорить. Коллеги, преподаватели или женаты, или разъехались по курортам. Одиночество – пытка! Профессиональная зависимость от разговора – наркотик. Невыносимо. Господи, уже говорю сам с собой! И вот ведь, долгожданное свободное время, но даже если слушать Шопена, словно теряется смысл любимой музыки, потому что слушать надо, подразумевая кого-то рядом! Нечем обозначить жизнь. Чем её обозначить? А что если набрать случайный номер телефона, хоть с кем-нибудь перемолвиться парочкой слов? (Набирает номер не глядя).

 

Она. Алло. Кто это? Аркаша, (радостней) Аркадий Николаевич?

 

Он (игриво). Так, стало быть, вы меня уже не узнаёте…

 

Она. Неужели Виктор! Боже! Сколько лет!

 

Он. Как же я бы желал оказаться этим Виктором или хотя бы Аркадием Николаевичем, чтобы мне так обрадовались в этой жизни. Скажите, чем они так блистают, какими качествами – я буду к ним стремиться весь остаток существования.

 

Она. Извините, я действительно…

 

Он. Не извиняйтесь; не узнаёте и не надо. У такой женщины наверняка множество знакомых мужчин; где уж тут…

 

Она. Не надо преувеличивать мою востребованность; я просто поменяла телефон и ещё не привыкла.

 

Он. Нисколько не осуждаю: женщины всегда стремятся всё менять – в этом их упрямый принцип постоянства. Или непостоянства.

 

Она. Не надо преувеличивать наше непостоянство.

 

Он. Хорошо. Уже пробую не преувеличивать. Но тогда я теряюсь в догадках: а что – надо?

 

Она. Не знаю, радоваться тому, что есть.

 

Он. Прямо так взять и радоваться? Вы настаиваете? Подождите секунду: дайте сообразить, что у меня есть, чтобы прямо радоваться? Что-то не соображу. Выходит, что я должен радоваться тому, что меня уже не узнают такие нежноголосые и, стало быть, такие бесконечно прелестные дамы?

 

Она. Ну, радоваться чему-нибудь другому.

 

Он. Другому? Это вы предлагаете радоваться чему-то второстепенному! Чему там радоваться! Похоже, жизнь производит на вас более благоприятное впечатление.

 

Она. Разное.

 

Он. Уходите от ответа. Вот чем жизнь впечатляет вас в данный, безусловно, редкий исторический момент? Зафиксируйте.

 

Она. Ну, если он исторический.

 

Он. Даже не сомневайтесь: у меня крупное предчувствие.

 

Она. Тогда мужской красотой вашего голоса.

 

Он. Моего? Красотой? Шутите. Впрочем, это не совсем мой голос.

 

Она. Как это, не совсем?

 

Он. Свой я недавно простудил.

 

Она. Подозреваю, вы простужаетесь специально, для шарма.

 

Он. Исключительно для больничного листа. Я хилый.

 

Она. Какой же вы?

 

Он. Так я вам сразу и сказал!

 

Она. Это вы что, трусите?

 

Он. Собираюсь с мыслями, от неожиданности. Всё-таки, серьёзный вопрос, требует ответственного ответа. А я давно так серьёзно не задумывался о себе. Не нуждался в информации внутреннего пользования. Нет, мне, конечно, уже задавали такой вопрос, но это было давно, и я теперь другой.

 

Она. Не тот, что прежде?

 

Он. Увы.

 

Она. Так, какой вы? Говорите, не нагнетайте интригу.

 

Он. А вы настаиваете на критической объективности?

 

Она. А зачем мне хвастливая ложь?

 

Он. Сейчас для точности взгляну в зеркало…. Так… абсолютно стандартный. То есть, маленький, толстый, лысый, тем не менее, серьёзный.

 

Она. Не смешите: мне нельзя смеяться.

 

Он. А что вас смешит? Какой пункт? Где и в чём нарушена гармония? Может, вам непривычно, но я человек вдумчивый. Я не просто так, чтобы чересчур…

 

Она. Да, всё довольно серьёзно. Сочувствую.

 

Он. Какому пункту сочувствуете? В чём мне подразумевать трагедию? Чего больше не воображать?

 

Она. Ни в коем случае ничего не воображайте, не портите стандарт идеала.

 

Он. Понимаю: таких, печальных, нет среди ваших знакомых.

 

Она. Почему печальных?

 

Он. Я же перечислил.

 

Она. Раз мне звоните, значит, ха-ха, есть. А с кем я, наконец, так мило беседую?

 

Он. Вот, теперь я в сомнениях: тоже не узнаю вас по голосу. Он необыкновенно красив. Возможно, я перепутал номер. Такой красоты тембра голоса нет среди известных мне земных женщин. А почему вам нельзя смеяться?

 

Она. Когда смеюсь, начинаю больше есть.

 

Он. Да, теперь женщины едят, чтобы худеть. Но я против. Я за лечебное переедание!

 

Она. У вас мощные лечебные методы. Говорю как медик.

 

Он. Человеческие. Жизнь-то одна. И то, даётся не сразу. А если ещё эту жизнь не кормить…

 

Она (озабоченно). Вам что-то не удалось?

 

Он. Но, скажем так: я рассчитывал на большее. Впрочем, исключительно, как все. Ведь все рассчитывают…

 

Она. Ой, как это печально, рассчитывать!

 

Он. Что вы, неудачи тоже достаточно интересны! Как принять. Потом, неудачи дают прекрасный аргумент расслабиться и наплевать на всё, на всё в своё удовольствие. Ну, как-то, примерно, так. То есть, неудачи, это такой триггер божественного безразличия. Нирваны.

 

Она. Нирваны?

 

Он. Понимаю, это трудно представить, если у вас всё исключительно хорошо.

 

Она (сочувственно). Разве у вас всё так плохо?

 

Он. Терпимо.

 

Она. Однако напоминаю: вы не представились.

 

Он. Я чего-то боюсь. Вы, чувствую, такая женщина!

 

Она. Какая?

 

Он. Интересуетесь?

 

Она. Конечно.

 

Он. Тогда, вы вроде царицы. То есть, женщина царственной красоты. Так подсказывает моя интуиция.

 

Она. Значит, боитесь красоты? Хотя ваша интуиция мне, конечно, льстит.

 

Он. Ну, боюсь.

 

Она. А чего, вообще, может бояться маленький, толстый, лысый?

 

Он. Действительно, как-то не сообразил; не оценил своё исходное преимущество.

 

Она. Так почему струсили?

 

Он. Почему я такой трус? Есть причина.

 

Она. Как выглядит причина?

 

Он. Как девочка.

 

Она. Девочка?

 

Он. В детстве меня укусила одна девочка, так с тех пор…

 

Она. С тех пор вас кусают девочки и вам страшно?

 

Он. Увы.

 

Она. Что значит, увы? Увы – кусают, или, увы – не кусают?

 

Он. Тогда это было в последний раз.

 

Она. Вы так печально сказали, что я не знаю, чем вам помочь.

 

Он. Логично было бы укусить. Так сказать, возобновить впечатление. Хотя должен вам сказать: подозреваю, что был укушен не потому, что понравился.

 

Она. Сожалею, у меня не очень кусачий возраст.

 

Он. А до какого возраста, по-вашему, есть смысл кого-нибудь кусать?

 

Она. Смотря чем руководствоваться: моральным кодексом, вкусом…

 

Он. Конечно, кому захочется кусать толстого, лысого. Мало шансов.

 

Она. У меня тоже сомнение в процедуре.

 

Он. Стало быть, этот аспект нашего разговора исчерпан? Вы окончательно решили меня не кусать?

 

Она. Я даже не собиралась это решать.

 

Он. Жаль. Это меня бы спасло.

 

Она. И что, это единственный способ спасения?

 

Он. Нет, но этот, скажем так, самый бюджетный.

 

Она. Рассчитываете, что вас спасут бесплатно? Вы жмот?

 

Он. Знаете, со спасением тоже можно переборщить. Так сказать, переспасти. Хотя недоспасти тоже нехорошо.

 

Она. Переспасти? Кажется, наши шутки подзатянулись. Извините…

 

Он. Шутки? Это у вас шутки. А я человек серьёзный, как и положено…

 

Она. Маленькому, толстому, лысому? Верю. А от чего можно спасти… укусом?

 

Он. Только от одного, но от самого главного.

 

Она. Спекулируете на загадочности?

 

Он. Чём ещё спекулировать толстому, лысому парню девятой молодости?

 

Она. Зачем, вообще, суетиться в девятой молодости?

 

Он. Так, рефлексы-то сохранились, и воздействуют.

 

Она. Я начинаю за вас переживать и требую конкретного ответа: от чего вас можно спасти укусом?

 

Он. А вы не догадываетесь?

 

Она. Не люблю гадать.

 

Он. Скажу, но только между нами…

 

Она. Я – никому! Говорите!

 

Он. Я не верю. Поклянитесь!

 

Она. Не смешите меня.

 

Он. Не собираюсь никого смешить, предупреждаю: у меня нет чувства юмора.

 

Она. Почему нет?

 

Он. Потому что глупо смеяться над отдельными недостатками, когда смешно всё. А я человек серьёзный.

 

Она. Так от чего можно спасти укусом человека, ещё и не простого, а исключительно серьёзного?

 

Он. От одиночества. Могли бы догадаться. От чего же ещё?

 

Она. Укусом?

 

Он. О! Если постараться…. То есть, проникновенно, с нежностью…

 

Она. Спасибо.

 

Он. Спасибо – это сразу отказ? Представили трудность задачи.

 

Она. Рассмешили.

 

Он. Что значит, рассмешил? Напоминаю, я человек серьёзный, я электродинамику преподаю, между прочим!

 

Она. Тогда всего хорошего!

 

Он. Вы против электродинамики?

 

Она. Мне больше нравится музыка.

 

Он. На вас трудно угодить. Вы первая женщина, которой не нравится электродинамика.

 

Она. Остальные в восторге?

 

Он. Практически, да.

 

Она. Интересно, почему? Чем их к вам манит электродинамика?

 

Он. Они считают, что это медицинская процедура для омоложения внешних признаков жизни.

 

Она. А разве не так?

 

Он. Ну, в какой-то степени…

 

Она. Неужели омолаживает?

 

Он. Да, но, скажем так: далеко не все входят в этот процент.

 

Она. Спасибо.

 

Он. За что?

 

Она. Развеселили. Меня ещё никто не пытался охмурить электродинамикой. Думаю, это редкий способ.

 

Он. Спасибо.

 

Она. За что?

 

Он. Тоже давно не смешился! Всё-таки, поймите, как непросто рассмешиться без чувства юмора.

 

Она. Тогда, всего хорошего.

 

Он. Вы так запросто…. порываете? Когда межу нами возникла связь!

 

Она. Какая ещё связь?

 

Он. Устная.

 

Она. Устная связь?

 

Он. Но это совсем не секс по телефону. Это выше!

 

Она. Что вас заставляет продолжать бессмысленный трёп?

 

Он. А вы, всё-таки, не поняли – отчаяние!

 

Она (сочувственно). Простите, но отчего отчаяние?

 

Он. Не знаю. Пытаюсь понять, но не могу. Уж такой момент. Возможно, от того, что вы ускользаете, как очарование.

 

Она. Не знаю, чем вам помочь.

 

Он. А хотели бы?

 

Она. Сочувствую, как медик.

 

Он. Это не то. Это сочувствие автоматическое: ко всем. Это не ко мне.

 

Она. Ну, я не знаю…

 

Он. Ну, был же вариант. Есть вещи, которые надо понимать только вдвоём.

 

Она. То есть, одному никак?

 

Он. Один я могу понять всё что угодно, но это не то. Гоните меня назад в одиночество.

 

Она. Я придерживаюсь правил.

 

Он. Всего!

 

Она. Всего?

 

Он. Я против правил. Правила надоели. Это клетка. Видите, как быстро разошлись наши дорожки.

 

Она. А разве они сходились?

 

Он. Казалось, был фантастический момент соприкосновения.

 

Она. Это когда?

 

Он. Не помню, у меня взволнована память.

 

Она. Взволнована память?

 

Он. Чему дивиться? Я ещё ни разу не разговаривал с такой женщиной. Всё, больше не могу: я чересчур полон чувств.

 

Он положил трубку. Она постояла с трубкой в руке, но только взглянула на определитель номера; кажется, ей захотелось ещё что-то сказать.

 

 

Прошло три дня. Зазвонил его телефон. Он поднял трубку.

 

 

Он. Чего же вы молчите?

 

Она. Думаю.

 

Он. Разве можно думать по телефону?

 

Она. А разве вы не думаете по телефону?

 

Он. Никогда. Это вы могли понять из предыдущего.

 

Она. А когда вы думаете?

 

Он. Никогда не думаю. В наше время это единственный способ сохранить адекватность.

 

Она. А мне показалась заманчивой ваша идея.

 

Он. Простите, какая у меня была идея?

 

Она. У вас склероз?

 

Он. Нет – перспективное расширение невнимательности.

 

Она. Уж сосредоточьтесь, не я первая позвонила.

 

Он. Сосредотачиваюсь. Но, видите ли, я был расстроен краткостью нашего разговора. Я отнёс это на счёт своих параметров. А раз вас не зацепил, то зачем помнить?

 

Она. Отнюдь. Я соблазнена вашим методом спасения укусом.

 

Он. Постойте, если вы звоните мне, значит, соблазн как-то связан со мной?

 

Она. Отсюда слышно, как вас распирает от гордости. Забыли, что вы маленький, толстый, лысый!

 

Он. Что вы, я перед зеркалом.

 

Она. Тогда не отвлекайтесь на созерцание, а скажите: уверены, что метод действует?

 

Он. За базар отвечаю!

 

Она. Скажите ещё: зуб даю!

 

Он. Нет, с зубами сложней; разве только искусственный: всё-таки, девятая молодость. Так, что хотели обсудить?

 

Она. Но теперь я сомневаюсь по поводу ваших зубопротезных возможностей. Видите ли, мне захотелось испытать идею. То есть попросить вас меня укусить.

 

Он. То есть, это я должен вас кусать!?

 

Она. А чего вы опять испугались?

 

Он. Достаточно неожиданно. Я никогда не кусал женщин.

 

Она. И не хотелось?

 

Он. Очевидно, не случилось, уж настолько аппетитных.

 

Она. Как? Вы даже не знаете, какие мы на вкус? Вы неотлагательно должны попробовать.

 

Он. А знаете, мне нравится это соревнование в сумасшествии.

 

Она. Входите во вкус.

 

Он. Начинаю представлять себе… оживать.

 

Она. Не отклоняйтесь в теорию. Давайте по-деловому: сколько возьмёте за один укус?

 

Он. А вы серьёзное создание! Почти как я.

 

Она. Ну, мы с вами, судя по всему, самые серьёзные экземпляры.

 

Он. Тогда, что на эту тему предлагает рынок? Какие расценки? Как бы не продешевить!

 

Она. Ну, вы и раньше намекали, что жадина.

 

Он. Хорошо, так и быть, уступлю, как первому клиенту.

 

Она. Уступите?

 

Он. Сделаю скидку. По-человечески.

 

Она. Это радует. Договорились?

 

Он. Договорились. Но мне надо к этому как-то подготовиться. Всё же, ответственность. Рассчитать силы.

 

Она. Почитать специальную литературу…

 

Он. Это не главное; главное вставить ещё один зуб. Для настоящего эффекта.

 

Она. Чувствую: вы стремитесь к совершенству. Это похвально.

 

Он. Но это вы толкаете меня к вершинам. До вас я считал достаточным количество зубов. То есть, мне их как-то хватало. Это теперь чувствую, что недостаточно совершенен.

 

Она. Я что-то запуталась.

 

Он. Я тоже. Я иногда тугодум. Я заметил, чем дольше человек думает, тем больше не понимает.

 

Она. Ладно, чувствую, попятились: трусите?

 

Он. Трушу. Но я, наконец-то, сообразил.

 

Она. Что за соображение?

 

Он. Несмотря на всё, до меня дошло, что вас тоже надо спасать. Я прав?

 

Она. Возможно. Так, что?

 

Он. Конечно, в телефоне каждый умней себя, – страха-то нет, но надо переходить к реальности. Так, когда теперь ждать вашего звонка?

 

Она. Позвоню, как только приду в себя, но теперь думаю, что это ещё не скоро.

 

Он. Минуточку! Так мне вставлять дополнительный зуб? Или я недопонял?

 

Она. Напрасно думаете, что я что-нибудь допоняла. А я даже не преподаю электродинамику.

 

Он. То есть, у нас тоже умственные затруднения? А мне раньше казалось, что всё понимаю. Прямо обидно за электродинамику.

 

Она. Стало быть, нам есть куда развиваться.

 

Он. Лучше бы вы сказали – для чего.

 

Она. Для чего? А разве развитие, само по себе ничего не стоит?

 

Он. О! Мы поднялись до философии!

 

Она. Но вы же преподаёте что-то серьёзное. У вас должно быть мнение на этот счёт.

 

Он. У меня, вообще, масса всяких мнений. Например, считаю, что философия, это, вообще, особый, умственный вид недомогания. Понимающий человек долго не думает. Размышление говорит о степени недопонимания вещей.

 

Она. Боже!

 

Он. Не прерывайте, я ещё не всё сказал. Теперь о развитии, вообще, и о последствиях сего в виде появления односторонности предпочтений.

 

Она. Постойте, пощадите, дайте отдышаться мозгу.

 

Он. Хорошо, дышите. Сколько надо времени мозгу?

 

Она. Не знаю, но на сегодня, полагаю, хватит. Будьте здоровы.

 

Он. Стойте, а как с укусом? Ставить ли мне дополнительный зуб?

 

Она. А сколько их всего?

 

Он. Ну, надёжных, два. Остальные, увы, предыдущие. И четыре из них я бы пока не считал.

 

Она. Тогда я должна ещё подумать.

 

Он. Видите, сколько у человека препятствий! Например, зубы.

 

Она. Как лирично вы это сказали!

 

Он. Ошибаетесь: я не столь печален, чтобы зря лиричить.

 

Она. Лиричить?

 

Он. Лирика опасная вещь.

 

Она. Чем вас пугает лирика?

 

Он. Она расширяет границы, в том числе, границы печали.

 

Она. Не радует?

 

Он. И то, и другое, но всё зависит от факта.

 

Она. Вы опять меня загнали в загадку.

 

Он. Тогда, будьте опять здоровы! Но буду рад следующему звонку.

 

Она. Подождите, не поняла: лирика – это хорошо или плохо?

 

Он. Лирика? Дайте подумать. Давно не встречалось такого слова.

 

Она. Думайте.

 

Он. Чёрт-те что! Получается, что лирика — это что-то вроде души.

 

Она. Боже, до чего мы договорились!

 

Он. Да, пожалуй, глубоко зачерпнули. И как теперь жить с таким словом?

 

Она. У меня ощущение, что вы меня озадачили.

 

Он. Сам теперь такой. Озадаченный. Ничего не пойму.

 

Она. Тогда прекратим ломать голову. Всего хорошего!

 

Он. Ну, и вам не хворать!

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в августе 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: