Записки Ивана Наумова

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за март 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 7 часов | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Я с 40-летним бородатым чувашиным Василием из Матвеевки зашёл в первый попавший дом, попросился обогреться и переночевать. Пожилой хозяин-татарин встретил нас радушно. Узнав, что мы «освободились с заключения», тут же распорядился, чтобы сноха сварила картошки, накормила нас. После ужина предложил залезть на печку спать, чему мы были бесконечно рады. Это была первая наша ночь, проведённая под крышей с тех пор, как мы вышли из Домбаровки.

Проснулся я поздно. Бородатый Василий уже сходил попрошайничать, принёс молока и варёной картошки. Рослый Варенков и Макаров тоже спали на печке, но в соседнем доме. Все отогрелись и хорошо отдохнули, поэтому бодро зашагали вперёд. Настроение было прекрасное – подшучивали над невысоким Макаровым, который, как гусь, вытягивал шею, чтобы не захлебнуться в воде со снегом. Так шли мы часов до двух, пока не устали и не проголодались. Вытряхнули мешки, не завалились ли где куски, но, увы, пришлось отдыхать натощак. Нашли в железнодорожной насыпи толстую трубу для отвода воды – внутри было сухо. С солнечной стороны пристроились в ней, и, пригревшись под лучами дневного светила, уснули. Разбудил нас сильный грохот от прошедшего товарного состава. Желудки у нас были пустые – понурившись, молча тронулись в путь.

К вечеру подул западный ветер, небо заволокло тучами, что нас очень обеспокоило – где в степи укроешься и переночуешь? На наше счастье, мы нашли пустовавшую железнодорожную будку, в этом гостеприимном крове и переночевали. Рано утром зашагали дальше. К часам восьми перед нами предстала деревня. Нашего бородатого друга-чувашина и Макарова послали собирать милостыню в пользу голодающих путешественников, а я с Варенковым остался поджидать их. Подаяние по военным временам оказалось довольно щедрым – хлеб, картошка, котелок молока. Поев, воспрянули духом. Но когда мы отправились дальше, обходя мост, по оврагу, нас ожидал неприятный сюрприз. Из-под моста вдруг вынырнул незнакомец, который начал допытываться, кто мы такие. Узнав, что у нас нет документов, сказал, что имеет право задержать нас.

– Мы ваши права не оспариваем, – чтобы не злить его, как можно мягче и приветливее ответил я. – Только хотелось бы знать, как вы нас задержите? Нас четверо, а вы один, послушно, как овцы, за вами не пойдём. Насильно у вас сил не хватит – давайте мирно расходиться.

Видимо, мои доводы оказались для него достаточно убедительными. Не сказав больше ни слова, он посторонился. Я подал команду своим, и мы торопливо удалились, боясь, что тот опередит нас и позвонит кому-нибудь по телефону, чтобы задержали нас. Отойдя на время от железной дороги, шли далеко стороной.

От утренней до вечерней зари колокольчиками звенели жаворонки. Земля покрылась свежей зеленью. На полях встречались работающие на посевной крестьяне. Бредя за товарищами, я вспоминал далёкое безмятежное детство со страстной любовью к природе, к которой, как мне казалось, люди относятся жестоко, не щадят её. Я убеждал приятелей не рвать попусту цветы, не портить берёз из-за сока. Мне казалось, что все растения и деревья чувствуют такую же боль, какую ощущаю я, получив рану. В раннем детстве я нередко проливал горькие слёзы при рубке леса взрослыми и в пору сенокоса при виде скошенного луга и помятых цветов. Погружённый в эти думы, я не заметил, как мы пересекли дорогу, по которой на тарантасе проезжал мужчина. Пока, повернув, он догонял нас, я придумывал, что ответить на его предполагаемые вопросы. Между нами была договорённость, что в непредвиденных ситуациях на расспросы отвечаю я. Узнав, что мы следуем из Домбаровки в Секретарский район, незнакомец посочувствовал, мол, далеко. В беседе наш доброжелательный собеседник, предположил, что мы идём голодные.

– Едим то, что люди добрые подадут, – ответил бородач Василий.

– Вы, я вижу, из крестьян, – заметив на наших ногах лапти, догадался он и осведомился: – Наверно, и сеять вручную умеете?

– Да, я с 13 лет начал сеять, – не без гордости проговорил я.

Выяснилось, что сеять не умел только Макаров.

– Вот что, друзья, – обрадовавшись этому, обратился к нам обладатель тарантаса, как оказалось, председатель колхоза Гаврила Григорьевич, – предлагаю вам дня два задержаться у нас на посевной, а то в хозяйстве не хватает рабочих рук – запаздываем с севом. Я оплачу ваш труд. Согласны?

Конечно, мы с радостью согласились на это заманчивое предложение – люди должны помогать друг другу. Мы, как бары, расселись в тарантасе. Переехав через железную дорогу, торжественно въехали в большое село под названием Григорьевка. Остановились возле небольшого пятистенка, из которого вышел крепкий и строгий с виду старик, обутый, как и мы, в лапти.

– Дядя Спиридон, возьми людей на квартиру, – обратился к нему председатель, сойдя с тарантаса. – Я привезу на два дня продукты. Пусть тётка Матрёна истопит им баню за счёт трудодней. Завтра ребята будут вместе с тобой сеять.

После его отъезда, старик завёл нас в избу, хмуро стал расспрашивать, откуда, куда идём, за что были арестованы? Узнав из придуманной нами истории, что мы сидели в тюрьме, как «кулаки», подобрел. С сочувствием отнёсся и к рассказу о моём отце-священнике, арестованном в 1937 году по 58-й статье без права переписки, как позже выяснилось, расстрелянного. Это было лишним доказательством того, что народ не одобрял репрессии по отношению к крестьянам и священникам. Но в газетах, особенно в нашей, местной, в своё время было организовано немало заметок, приветствующих аресты «кулаков» и «попов».

Старуха тем временем истопила баню, а мы занялись стиркой и починкой одежды и обуви. Пока мылись, председатель привёз для нас печёный хлеб, картошку и сливочное масло. Хозяйка приготовила похлёбку – казалось, ничего вкуснее свежего пшеничного хлеба и этого варева мы не ели! Постелили нам в передней на полу, и мы уснули, как убитые. Проснулся я раньше других и, выйдя во двор, начал осматривать постройки, которые были саманными – леса поблизости не было, но земля, по рассказам хозяина, плодоносила хорошо. Даже в войну на трудодень в данном колхозе выдавали не меньше килограмма зерна. Вернулся Спиридон, который успел побывать в правление. Он вынул нам старые вёдра и лямки, чтобы повесить их на шею. Старуха, подоив корову, сварила нам картофельного супа с молоком и заправила его маслом. Помывшись, мы сели завтракать.

Макарова старик послал в конюшню запрягать лошадь, чтобы подвозить семена. А мы пешком направились в поле. Подводы с семенами здесь ещё не было, и мы присели на свежую, ароматную зелёнь на обочине массива. Я лёг на спину и глядел в небо, где по-весеннему ярко сияло солнце. Жаворонки, звеня, то поднимались ввысь, то падали вниз, переливаясь на солнце яркими пёстрыми комочками. Ястреба парили в воздухе, высматривая добычу. Я тяжело вздохнул, что не осталось без внимания Спиридона.

– Не вздыхай тяжело – не отдадим далеко! – пошутил он.

– Как не вздыхать, соскучился я по семье и домашней работе, – отозвался я. – Такая горячая пора, а мы вынуждены бродяжничать.

Наконец подвезли семена, подъехал и Гаврила Григорьевич в сапогах и тужурке. Я спросил про норму высева. Он пояснил, что на 30 гектаров надо положить 35 центнеров. Наполнив вёдра, мы начали сев. Я шёл вдоль межи, надеясь, что ни одно зерно не перелетит через неё. Вскоре товарищи, да и старик начали отставать от меня, видимо, первым не хватало опыта, а Спиридону – сил. Подвода ходила за нами: кончались семена, насыпали – шли дальше. Так проработали до обеда, пока стряпуха с девочкой-помощницей не принесла в ведре картофельного супа и молока. Поели и, пока возчик кормил лошадей, отдохнули на солнышке.

Сеяли по зяби, ноги не вязли, передвигались легко. Посеяли больше половины массива, затратив 18 центнеров. Гаврила Григорьевич был доволен, не было пересева или недосева. Спросил, чем уплатить за работу? Мы попросили печёного хлеба. Договорились, что каждому дадут по два каравая хлеба. На другой день сев окончили рано, но подъехавший председатель, мня кепку в руках, попросил нас остаться ещё денька на два. Пришлось отнекиваться, мол, мы военнообязанные, надо торопиться встать на воинский учёт.

Хлеб нам выдали в тот же день. Утром заботливая повариха сварила нам картошку в мундире, налила молока. Поблагодарив хозяев, после завтрака тронулись в путь. Бредя за товарищами, я впал в одолевающие меня невесёлые думы, как нам преодолеть огромное расстояние? Многокилометровый путь при скудном пайке становился всё тяжелее. Погода стояла тёплая, ночевать можно было где угодно, но продукты добывать трудно.

Без особых приключений мы шли два дня, на третий ни у кого из нас не осталось ни крошки хлеба, и Макаров с Василием пошли собирать куски в небольшой населённый пункт, расположенный неподалеку от нашей дороги. Бородатый чувашин принёс штук 6 картофелин и несколько кусков хлеба наполовину с лебедой, а у Макарова и этого не было, мол, народ сам голодает. Съев всё это, побрели дальше. Заходили ещё в несколько деревень, но, увы, бесполезно. На наше счастье, мы забрели на неубранный с осени пшеничный массив, который смолотили комбайном весной, – на земле осталось много колосьев. Мы их тёрли руками, ели, и по карманам насыпали про запас. Оглянувшись, я увидел верхового в седле, который скакал к нам. Я приказал всем молчать, говорить буду я. Догнав нас, спросил, кто мы и откуда? Я традиционно отвечал, что мы освободившиеся заключённые. Увидев жующего Макарова, чьи губы были почерневшими от земли, спросил:

– Небось, голодные?

– Да, – ответил я, запахивая помятый пиджак, с каждым днём становящийся всё просторнее, – похвалиться нечем.

– Скоро вам встретятся вороха зерна, кладите в котомки, только понемногу, чтобы незаметно было для посторонних, – пожалев нас, предложил незнакомец, как мне показалось, охранник.

Мы, растроганные, от души поблагодарили его, он, улыбнувшись, ускакал восвояси. Мы сделали, как он велел. С каждой кучи брали понемногу, набив вещмешки и карманы. Нагрузившись, зашагали веселее, любуясь местностью. Степную равнину сменили разбросанные причудливых форм горы и овраги. Добрались до очередной деревни, в конце которой увидели мельницу. Послали туда чувашина договориться поменять зерно на муку, на что он получил согласие. Высыпали пшеницу в один мешок, и Варенков, ловкий и сильный, взвалив на спину, поволок на мельницу. Взвесили – 40 килограммов. Столько же муки насыпал нам хозяин мельницы по вещмешкам, и мы отправились в молодой березняк, где решили переночевать. Набрали дров, развели огонь. Предусмотрительный чувашин вынул фанеру, которую выпросил у мельника. Макаров принёс воды с ручья. Высыпав на фанеру муку и налив воды в неё, Василий замесил пресное тесто, разделил на куски, придав им вид лепёшек. Дрова между тем прогорели. Бородач-пекарь разгрёб костёр, положив куски теста на горячую золу, накрыл их снова золой и углём. Когда запахло ароматом свежеиспечённого хлеба, перевернул лепёшки. Получились они румяные, пышные. Вздув с них золу, мы с жадностью накинулись на стряпню. Аппетитно похрустев выпечкой, вскипятили воду в котелке, напились травяного чая. Горячую золу и угли смели в другое место. С лесочка принесли сухих прошлогодних листьев и улеглись на тёплую землю. Ночь провели как на печке. Утром процедуру выпечки наш кормилец повторил – сытые тронулись в путь.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в марте 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: