Записки Ивана Наумова

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за март 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 7 часов | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Наступил сенокос, травы уродилось много. Мне было 12 лет, когда отец наладил косу и взял меня в липовый овраг косить сено. Дол в то время назывался барсучьим, так как этот зверь водился там в норах и даже поедал продукты, которые косцы брали с собой. Я быстро освоился с косьбой – ряд гнал не плохой, но за отцом не успевал. Отец не торопил меня. Когда замечал шмелиное гнездо в своём ряду, заставлял выбрать мёд, а детву обратно класть в гнездо. Однако косить ковыль или щётку отец не брал с собой – считал, что эти травы мне ещё не по зубам. Мне и так доставалось, особенно когда возили сено, а потом я кидал его наверх деревянными вилами. Отец, как полагалось, был на омёте, завершал его, принимал и укладывал сено.

До завтрака мы дважды с отцом успевали съездить за сеном. Однажды мать собрала на стол, сели завтракать. Тут вдоль посёлка с шумом и тарахтением на лошадях с колымагой пронёсся сын дяди Семёна Иван. С левой стороны у него за оглоблю была привязана распряжённая лошадь, и она, забегая вперёд, не дала свернуть в ворота. На всех парах лошади понеслись дальше и с грохотом полетели под обрыв. Я схватил нож, думал, лошади запутались, могут удавиться, и понёсся к месту катастрофы. Когда я подбежал, Иван уже вылез из-под колымаги, бледный, как мертвец. Лошадь, привязанная сбоку, оборвала повод, стояла в стороне, виновато поглядывая на людей. А та, что была в упряжке, каким-то образом очутилась головой к колымаге, что всех нас изрядно удивило. Слава богу, обошлось без изъяна и больших ушибов.

Лошади у дяди Семёна были исключительно сумасшедшие. Когда зимой домочадцы ездили на них в монастырь молиться Богу, оттуда шли друг за другом пешие. Лошадь по кличке Карго с высоты оврага зажмурит глаза и понесётся что есть духу. Сидящих на санях растрясёт по раскатам, расшвыряет – к воротам дома савраска подбегает одна, без людей. Вторая лошадь по кличке Сухая лягалась и кусалась. Однажды двоюродной незамужней сестре Степаниде сшили новую фасонистую шубку, в которой она пошла к дяде Семёну. Сухая, стоявшая у ворот, схватила девушку за рукав шубы и вырвала его. В другой раз подъехал татарин, чтобы купить лошадь. А насмешница Агафья повела показывать эту кусачую. Покупатель, ничего не подозревая, начал подходить к Сухой, а та прижала уши, открыла пасть до предела и бросилась на него. Покупщик, уронив тюбетейку, еле спасся бегством.

– Ай, аллах, так дай эту лошадь – не возьму! Это не лошадь, а шайтан!

Опасения его не были напрасными, потому что этот буцефал чуть не расплющил голову Ивана, когда тот перед тем, как отпустить пастись на лугу, начал путать ему ноги. Открыв пасть, он схватил Иванову голову. Парень от боли закричал благим матом, что и спасло его. Коняга, испугавшись крика, отпустил голову жертвы, но на лбу парня так и осталась вмятина.

Был конец июня. Но голод всё ещё держал в своих тисках народ. Для многих пища была одна – пареные листья конского щавеля, отчего лица и тела людей зеленели. Но работу, на которую не хватало сил, никто не отменял. Однажды дядя Семён принёс ведро варёной картошки для сыновей Прокофия и Ивана, что косили неподалеку от нас. Новая картошка была уже крупной, но не дозревшей, – это не остановило оголодавших мужиков – они её всю съели. Сам дядя Семён, весь седой и одряхлевший, «тайно» питался у нас, ежедневно приходя в дом, когда наша семья, кроме престарелой крёстной, уходила на работу в поле, и просил Ефросинью дать что-нибудь поесть. Сестра ворчала, но кормила, чем бог послал. А вечером рассказывала об этом отцу, тот за это никогда не ругал её. Все мы с нетерпением ждали нового урожая. Неожиданным подарком природы, покончившим с голодовкой, стала самородная рожь. Но всё по порядку…

Согласно преданию в Зубаревке бывшим николаевским солдатам сердобольный царь велел выделить дарственные земли, и вот их внуки якобы стали населять отведённые им участки. Когда съехались, как при Вавилонском столпотворении, они не понимали друг друга, потому что были разных национальностей. Отведённые земли были хорошими, но выгонов для скота здесь не было. Зубаревцы через брод в реке выводили лошадей на наши пастбища, что было до боли обидно старикам, ведь мы жили на купчей земле, а пользуются выгонами чужаки. Разделили между собой жители Волчовки землю под выгонами, распахали, начав ежегодно сеять здесь рожь. А в 1922-м, урожайном году, там взошла падалица, выросшая выше человеческого роста. По густоте она тоже не уступала сеяной ржи. Все от души радовались дару судьбы после голодного года. Рожь-самород созрел раньше, чем сеяные культуры. Люди дружно вышли на жатву – кто воз привёз, а кто-то два, обмолотили, съездили на мельницу, и кончилась незабываемая голодовка.

Сеяная рожь на солому была не густая, но зерном наливная, да и остальные культуры – пшеница, овёс, просо тоже были на удивление хорошие. Пшеничный колос, как и ржаной, налитой, с румяной соломой; сожнёшь сноп, свяжешь, еле поднимешь его. Тогда не нужно было заставлять крестьян соревноваться. Каждый стремился выехать раньше других и бесшумно, чтобы не проснулся сосед. Всё убрали серпами, только поздние посевы проса были скошены косами. Большинство сельчан ели просяной хлеб, так как не все имели другие семена. Но мои родители, несмотря на голод, терпели, сумели сберечь семена, в результате семья оказалась с хлебом. Из скотины у нас остались пять овец, две коровы и столько же лошадей. У некоторых осталось по одной лошади и корове, а овец мало, так как люди в голодный год держались в основном за счёт мяса. Собак в Волчовке перетаскали волки, но у нас остался Мальчик.

В тот год приехали к нам с Новодомосейкино сватать Домну. По заведённому обычаю положено было со стороны невесты одаривать жениховых родных, но негде было купить подарки. Даже подвенечное платье перешивали с другого платья. Хотя крестьяне быстро оправились, встали на ноги после Гражданской войны, но промышленность ещё бездействовала, не было в магазинах ни мануфактуры, ни чая, ни сахара, даже соль негде было приобрести. Чтобы разбудить частный интерес в целях вложения капиталов в восстановление народного хозяйства, была объявлена Новая экономическая политика. Многие на эту удочку клюнули, особенно торговцы и арендаторы. С полной отдачей работали и крестьяне, получившие на каждую живую душу землю. Рачительные и трудолюбивые хозяева позже, во время коллективизации, получат прозвища кулаков и подкулачников, будут репрессированы, мой отец в том числе.

Мне пришлось изрядно попотеть, готовя для Домниной свадьбы самогон. Всё прошло хорошо. Но когда после свадьбы пригласили зятя с родными в гости, случилось несчастье. Кто-то из приглашённых не хотел пить – это рассердило отца. Опрокинув самогон в себя, хозяин стаканом так по столу ударил, что стекло врезалось ему в руку, перерезав сухожилие среднего пальца. Насилу жгутом остановили кровь, но работоспособность отец надолго потерял. Я, подросток, один остался вместо мужика в доме – нужно было готовиться к зиме. Пришлось съездить в Солалейку за дядей Романом, который и раньше помогал нам в делах, и договориться, чтобы он поработал у нас месяца два, пока не заживёт отцова рука. Дядя Роман был очень работящим и добрым, говорил с улыбкой на устах – я его никогда не видел сердитым и грустным. Жена же его была ленивая и неопрятная. Во время Гражданской войны, пока он был на фронте, лошадь его пала, и он никак не мог приобрести новую. Детей было много, но маленькие, и помощников, чтобы выбраться из нужды, у него не было.

За месяц мы навозили с дядей Романом много дров с Балбошинского леса – он почти не охранялся. Однажды, в сильный туман, заблудились, по ошибке спустившись в татарскую Суллу. Уже светало, когда приехали домой. Отец беспокоился, что долго нас нет, – не лесник ли задержал? Когда навалило много снега, заготавливать и возить дрова стало труднее. Едучи из леса с большими возами, мы застряли в одном овражке. Лошади никак не могли одолеть снежную переправу, сломали три дуги, пока выбирались, вытаскивая из снега возы.

На следующий день отец поручил нам набрать шесть мешков семечек и ехать на мельницу обдирать их. А ядра подсолнечника вести на маслёнку в Камышлинку, чтобы сбить на масло и рассчитаться за работу с дядей Романом. Побывав на мельнице, поехали в Солалейку. К дому дяди Романа подъехали уже в сумерки. Нас вышли встречать две сестрицы-сиротки Дарья и Поля, мои ровесницы, которые помогали хозяйке по дому, – носили воду, нянчили детей. Я уже был в том возрасте, когда подростки проявляют интерес к противоположному полу. Обе они, миловидные и приветливые, каждая по-своему, понравились мне, и мы бойко и интересно пообщались.

Переночевав у дяди Романа, утром поехали с ним на маслёнку в Камышлинку. Стоял декабрь, но погода была тёплая, безветренная.

– Езжайте ко мне на гумно, – осмотрев в мешках ядра, посоветовал крутолобый и скуластый хозяин маслёнки, – пропустите через веялку, иначе жмых получится некачественный, много шелухи. Да и выход масла будет меньше.

Когда мы сделали, как велел масленщик, он сказал, что теперь другое дело, можно бить масло. Мы высыпали часть ядер в большой котёл, где они варились. Железный якорь, вращавшийся в котле, не давал ядрам прогорать. От двух закладок мы набили литров тридцать масла, часть я оставил дяде Роману плюс жмых для ребятишек. Его и так можно есть, хорош он и на пироги с картошкой или капустой. Так как рука у отца ещё не зажила, а управляться мне одному со скотиной с увеличением поголовья было не просто, дядя Роман нашёл мне в помощники 13-летнего Андрея, сына своей сестры. Договорился с ней об оплате. С Андреем мне стало легче, появилось свободное время, и я по воскресеньям ходил на улицу в Новодомосейкино, где подружился с тамошними девчатами и ребятами.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в марте 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: