Что-то вроде исповеди?

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за май 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 7 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

На днях случилось такое малоприятное. – Я включил телевизор, а там старый фильм, отличный. Смотрю – слёзы льются сами собой. И не поймёшь, почему. – Я спросил себя: смог бы ты объяснить людям, почему у тебя льются слёзы? И, как часто со мной бывает при жёстком вопросе себе, что-то в глубине души отзывается – сейчас – то же. – Я заподозрил вдруг: а не писал ли я уже об этом фильме? – Так и оказалось – писал. – Этот фильм называется «Здравствуй и прощай». Я прочёл всю статью. В ней, конечно, было и объяснение моих слёз: ницшеанка главная героиня… и проходит, проходит, проходит навсегда молодость (и так уж не молоденькая – трое детей)… без любви. Даже хуже. Забрезжила любовь, да нельзя ж – она ж замужняя, мало, что муж почти бросил – ушёл из колхоза в город (что суметь надо, ибо паспортов у крестьян нет). – Никакой женской жизни… Птичница. Лучшая в колхозе… Род издевательства. Работизм на планете. Канадские украинцы такие же рабы обстоятельств. Бензоколонка у него в Канаде, понимаете ли. Потому-де он не может вернуться на родину, без которой ему в Канаде тошно жить. А Шуре на родине тошно жить. Всё у неё есть. А женского счастья нет. И его никогда и нигде нет. И не только женского, а и мужского. И жизнь проходит зря. И оттого и слёзы мои.

И моя – зря, сколько я ни понаписал. Вон, написал про фильм, а сам не помню, что написал. Там более – про парадокс. Я режиссёра в реалисты определил. Сумел вычитать, что лет через 10 после создания фильма шевельнулось в стране движение анархии (без центральной власти). Такое особенно плотной завесой облекалось советской властью, пуще всего боявшейся своего главного конкурента, которому никогда воли не давали – самоуправления. А в фильме у Шуры всё замашки инициативной особы. Не только женщина в ней пропадала. – Я и назвал режиссёра реалистом. Чуял, мол, то, что я выискал-вычитал…

Даже и ценная, вроде, мысль. И глубокая.

И сам же я не запомнил.

Одна пошутила, читая моего Чюрлёниса: собирай по две копейки за мысль – обогатишься. Я с тех пор таких ценностей наплодил столько, что не помню их.

А сколько ерунды я наплодил?

У меня есть тяга к догмам. Но я знаю и о нехарактерных произведениях. А может ли быть, чтоб нехарактерного было больше, чем характерного?

Вот эти слова Серова:

«Много позже, в ноябре 1911 года, прямо перед своей смертью, Серов вместе с Игорем Грабарём смотрел на это полотно [“Девушка, освещённая солнцем”] в Третьяковской галерее. “Он долго стоял перед ней, – вспоминает Грабарь, – пристально её рассматривая и не говоря ни слова. Потом махнул рукой и сказал, не столько мне, сколько в пространство: “Написал вот эту вещь, а потом всю жизнь, как ни пыжился, ничего уже не вышло, тут весь выдохся”», –

можно ли понимать либеральнее, что характерно-то Серову воспевание абы какой жизни? Но. Он срывался. Вот – иллюстрации, мол, на исторические темы:

«В 1899-м он был привлечён к изданию Н. И. Кутепова «Царская и императорская охота на Руси. Конец XVII и XVIII век». Заказ послужил поводом для создания не только иллюстраций, но и выдающихся станковых произведений: «Пётр II и цесаревна Елизавета Петровна на псовой охоте» (1900), «Екатерина II на соколиной охоте» (1902), «Пётр I на псовой охоте» (1902, все три – ГРМ). Обращение к новой теме, как и всегда у Серова, стало поводом к эксперименту над формой и техникой исполнения. Как писал А. Эфрос: “Надо просто перейти на какой-то другой материк, погрузиться в другую действительность, чтобы отсюда добраться до его исторических картин <...> Серов выколдовал некое «модерн-барокко»”» (Кривенко).

Это в ницшеанство он, что ли, ввергся?

Или слова Бенуа о тех же картинах:

«…ещё чисто русском, по-европейски замаскированном складе жизни», –

точнее, и могут быть сведены всё же к хвале абы какой жизни? Мол, настроение сердца, субъективная штука, рассмотренное со стороны, это настроение сердца может быть оценено как несчастье (несчастье, что с таким темпераментом и ментальностью эти безбашенные русские {см. тут}), но, мол, с третьей стороны – ничего: и так можно жить. И европейская нота – лишь для остранения.

Третья сторона тогда – этот всетерпеливый крестьянин, что ли? – Как в картине «Пётр II и цесаревна Елизавета на псовой охоте» (1900). – Столкновение русских всетерпеливости и безбашенности не дают ли катарсис, понимаемый как «хороша любая жизнь, и безбашенная»?..

И что получилось? Не срыв Серова от себя. Не «другой материк», как написал Эфрос.

Или рано итожить? И надо и оставшиеся две вещи разобрать?

 

  Серов. Екатерина II на соколиной охоте. 1902.

 

  Серов. Пётр I на псовой охоте. 1902.

 

И Пётр I, и Екатерина II государи величайшие в истории России. А какой момент взят для изображения? Даже не просто развлечение – охота. Аж в самой охоте – отвлечение от охоты. Пётр I ржёт, что упал с коня кто-то. А Екатерина II с интересом оглядывается на красавчика Зубова. Мелочь человеческая да будет! Животная же жизнь тем паче славна, что человечески низкое ей ценно.

«Как школьник избегал Валентин Серов этого заказа, а после его выполнения считал, что лучше всего получились милые его сердцу кони и борзые».

Эфрос вообще пишет, что Серов лишь по необходимости зарабатывать принимал заказы. И это легко объясняется подсознательным идеалом абы какой жизни. – Люди-то – жируют, раз заказывают ему картину. А найдёт ли он в теме, в натуре то, что соответствует его сокровенному? – Вопрос. И как быть, если не найдёт?

«Действительные Гиршманы и Морозовы Серова мало интересуют. Если они ему платят деньги за то, чтобы он ими помыкал, это их дело, – его же занимает игра с марионетками.

 

  Серов. Портрет М. А. Морозова. 1902.

 

Морозов стоит у него расставив ноги и уставившись перед собою, как бык у Тройона^[1];

 

  Серов. Портрет Гиршмана. 1911.

 

Гиршмана он заставляет навек застыть в движении лжебарина, запустившего пальцы в жилетный карман, чтобы извлечь мелкую монету на чай прислуге;

 

  Серов. Портрет Анны Цетлин. 1909.

 

перед старухой Цейтлин мы думаем: для чего отпортретировала себя эта жирная жаба?

 

  Серов. Портрет Иды Рубинштейн. 1910.

 

Всепарижскую каботинку^[2], «эту даму от искусства», Иду Рубинштейн, Серов раздел до изнанки, раздел, как раздевают куклу, с оскорбительным безразличием человека к игрушке, имитирующей человеческое существо, – не посадив даже, а приткнув её к дивану какими-то опорными точками проволок и кукольной массы;

 

  Серов. Портрет Горького. 1904.

 

в портрете Горького перед нами сидит мастеровой, выражающийся по-образованному;

 

  Серов. Портрет великого князя Михаила Николаевича в тужурке. 1900.

 

великий князь Михаил – это только красные отвороты генеральского мундира на старом человеческом тюфяке;

 

  Серов. Портрет К. С. Станиславского. 1911.

 

Станиславский – гениальный урод из семьи орангутангов, ошибка обезьяньей породы, обмолвившейся человеком…» (Эфрос).

Это Эфроса занесло в моду «русского декадентства 1904 – 1910 годов». На самом деле не такие уж тут все нравственные и физические уроды, какие потребны декадентству. Зато такие наблюдения очень хорошо работают на... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

18 октября 2019 г.

 

 

 

Автор и ведущий

рубрики «Художественный смысл» –

Соломон Воложин

 

 

 

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в мае 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: