Черниговские зарисовки

 

Купить в журнале за февраль 2016 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 1 час | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

– Танька?

– Почему – «Танька»? – спросила она.

– А разве нет? – Я спокойно смотрел на неё. – Разве не Танька?

– Ну, в принципе, конечно, Танька. Только я давно уже Татьяна Викторовна.

– Танька, – ласково протянул я. – Не узнала, значит.

Я отошёл, хотя чувствовал – она смотрит на меня, смотрит и пытается вспомнить. А вспомнить было что… Такая же красивая, такая же строгая. Но я знал её и не строгой… Такой же красивой, но ласковой, глупой, нервной. Но это только со мной. С другими, да и со мной, когда мы были не одни, она была такой, как сейчас. Сколько времени ушло… А сколько? Школу мы закончили в семьдесят седьмом… В десятом классе её старика перевели служить куда-то, и они уехали. «Старика»… Сколько им тогда было, «старикам» нашим? Лет по сорок. Младше нас, нынешних… Уехали они, и я с тех пор ни разу её не видел. Получается – лет тридцать. Немудрено не узнать. Меня. Её-то я сразу узнал. А она меня – нет. Хотя мы были очень близки. Не физически только, хотя это для нас тогда имело громадное значение. Мы были близки ещё как-то иначе... Духовно, сказали бы сейчас... Мы на многое смотрели одними глазами, оценивали – синхронно. Книги, фильмы, причёски, одежду, учителей, одноклассников.

И, что теперь? Ну не узнала, ну и что? Видимо, сильно изменился. Много пил, другие всякие излишества… Да мало ли чего… Но Танька! Какова! Татьяна Викторовна теперь! Хотя что удивляться? Она всегда была немного… Викторовна. В смысле, училась всегда на «отлично», была председателем каких-то отрядов, комитетов каких-то. Не узнала… Ну и что, ну и ладно, хотя осадок, горький осадок, остался. Мы не переписывались. Адрес мой она, конечно, знала, но ни одного письма я от неё не получил. Почему не получил – не знаю. Свой адрес не оставила – не знали толком, где жить будут. Звонков тоже не было, что меня страшно бесило. С год где-то. Потом… Потом забывать её я стал. Не совсем чтобы, но стал. И вот теперь… После стольких лет – снова Танька.

 

Я вышел на улицу, сошёл с крыльца, обернулся. Никто за мной не выбежал с криком: «Постой, постой!». В смысле – она не выбежала. А жаль! Слишком мощно накатились на меня воспоминания, слишком мощно накатилась на меня Танька. Заслонила всё. Как когда-то, когда я жил только ею, думал только о ней, во сне и наяву видел только её. Я тогда не задумывался, как она ко мне относится. Любила она меня или только позволяла любить себя? Не знаю, не помню. Она ровно, по-дружески, вела себя со всеми, но я всегда чувствовал: в моём присутствии, что бы она ни говорила другим людям, всегда ждала мою оценку сказанному. Оценку, высказанную потом, когда мы оставались одни. И я высказывал. Иногда она плакала, иногда благодарно целовала меня. В зависимости от моей оценки, да и моего настроения. Я часто нёс всякую чушь, чтобы только позлить её, и тогда она ничего не говорила, а только шипела на меня как кошка. В такие минуты она была невероятно красива, моя Танька…

Я смотрел на здание, из которого вышел. Раньше это был городской Дворец культуры; теперь названия не было, но функции остались, видимо, прежние. Нужно было уходить, торчать здесь – неудобно, да и не имело смысла. Я мог, конечно, дождаться её и назвать себя, но почему-то не хотел этого делать. Не хотел неосторожно разрушить этот болезненно-сладостный накат. Оттуда, со второй половины семидесятых. Нужно было уходить. А что дальше? Оставить всё как есть? Пусть думает-гадает, что за тип подходил к ней? А будет ли она гадать? Уже забыла, поди.

Я медленно пошел к остановке. Всё же я что-то делал не так, что-то не так… Я знал, что их группа будет в городе ещё несколько дней, так что время было. А может быть, она меня узнала? Не захотела просто обнаруживать своё знакомство со мной? Стильная штучка – и какой-то полубомжеватого вида тип. Не знаю. Нужно было собраться с мыслями. Всё-таки тридцать лет – срок громадный, как знать, какая она сейчас. Встретиться надо бы, поговорить, повспоминать. Или не надо? Обдумать всё нужно, чтобы не обезобразить.

 

Я перешёл дорогу, дождался троллейбуса и поехал домой. Жил я в кирпичной девятиэтажке, в однокомнатной, довольно просторной квартире. Жил один, и жил давно. И один давно, и вообще – давно. Жил тихо, пил, правда, иногда по нескольку дней. Потом столько же мучился похмельем. Денег, в основном, хватало, когда не хватало – занимал. С соседями здоровался. Вынося мусор, мог поговорить ни о чём с кем-нибудь из жильцов, иногда даже выпивал с некоторыми, хотя предпочитал и предпочитаю пить один. Такой вот я тип. Но жить я никому не мешал, и никому же до меня не было дела. И меня это устраивало. Почти всегда. Теперь вот – Танька… Внесла что-то новое, вернее, давно забытое старое в мою безалаберную, но, в общем-то, спокойную и размеренную жизнь.

Была суббота, людей во дворе было много, много было шумных, бегающих детей. Я люблю детей. Мой взрослый сын живёт на другом конце города, и видимся мы редко. Он женат, но детей у него пока нет. А у меня, соответственно, пока нет внуков. Возраст у меня – как раз для молодого деда, и отсутствие внука или внучки меня сильно тяготило. Впрочем, меня многое тяготило. Особенно – с похмелья, когда, казалось, не только мои, а беды всего мира терзали мою измученную душу. И чем глубже было похмелье, тем яростнее, тем беспощаднее наваливалась на меня безысходность.

Беспрерывно здороваясь, зачем-то стараясь казаться более озабоченным, чем был на самом деле, я проскользнул в подъезд, поднялся, почти не задыхаясь, на второй этаж, открыл дверь и оказался в своей родной прихожей. И сразу же зазвонил телефон. «Неужели Танька», – нахально подумал я. Звонила моя бывшая жена. Я терпеливо слушал жалобы на меня, на сына, на невестку, на весь белый свет, и мне действительно было её жаль. Но что я мог поделать? Я иногда приходил к ней, мы разговаривали, а бывало – и не только разговаривали, но жить я с ней не мог. Былая любовь ушла, осталась привязанность, жалость, чувство вины. Часто она старалась поскорее выпроводить меня, и, когда я собирался уходить, в её глазах читалось явное облегчение. Иногда напротив, старалась удержать меня, и уходя я видел злость, обиду, затравленность, обречённость какую-то во взгляде. Пойми их!

Я попрощался, положил трубку, переобулся в тапочки и пошёл в ванную. В зеркале я ничего хорошего не увидел: в меру помятая, выглядевшая явно старше своих лет физиономия, морщины, тусклый взгляд. Приняв душ и перекусив, валялся на диване, читал; терзая пульт, скакал по телеканалам. Я не скучал, я просто не умею скучать. Скука – удел идиотов, а я всё же считаю себя полуидиотом. О неудавшейся жизни я старался не думать. Ну какой в этом толк, если менять что-либо – поздно. Или нет? Для того чтобы что-то поменять, нужно что-то же предпринять, а этого не хотелось. Было лень. Я тогда задремал, вернее, не задремал даже, а впал в какое-то оцепенение. Воспоминания накатывались и откатывались, в реальные события ушедших лет вплетались фантастические вставки. Было хорошо. Потом я-таки уснул.

 

Воскресное утро началось с телефонного звонка. Моя бывшая жена в меру взволнованно сообщила, что приболела. Я успокоил её, и она успокоилась. Всё-таки, я по-своему любил её. Мы прожили вместе пятнадцать лет, а это не так уж и мало. Сына вырастили. Она была не зла и чистоплотна, а я всегда ценил и ценю в женщинах физическую чистоплотность и незлобивость – терпеть не могу злобных грязнуль. Мы ещё немного поговорили, я попрощался и положил трубку. И вспомнил о Таньке. Засосало под ложечкой, как перед визитом к зубному врачу. Нужно было что-то решать. Или пусть всё идет своим чередом? Город у нас не такой уж и большой, захочет – сама найдёт меня. Если молодость вспомнит, если меня вспомнит.

Во дворе было ещё пустынно. За столиком, у песочницы, похмелялись два интеллигентного вида мужика. Я уже несколько дней не курил, и, прядая ноздрями, ощущал сигаретный дым; из открытых окон – запахи готовящихся завтраков. Я любил воскресные летние утра. Не жарко, впереди целый свободный день. Можно было всласть почитать, поваляться у телевизора. Вообще, быть полностью предоставленным самому себе. А это я любил. Мне нравилось бродить по своему району, рассматривать людей, строить планы. Иногда я заходил в церковь и стоял там всю службу, заворожённый торжественной, медлительной красотой православного богослужения.

Я медленно пошёл вдоль своего дома, засунув руки в карманы брюк, глядя под ноги, и не сразу увидел её. Она таки узнала меня тогда. Не сразу, но узнала. По фамилии раздобыла адрес, и вот теперь стояла передо мной, пристально вглядываясь и немного напряжённо улыбаясь. На ней было лёгкое зелёное платье чуть выше колен, на плече – зелёная же сумочка. Она была очень красива; и я не пристрастен – два похмелявшихся интеллигента не сводили с неё глаз, забыв о «Хлебном даре». Я подходил к ней и пытался разобраться в своих чувствах. Понимал, что при любом раскладе в моей жизни грядут перемены, а я не любил перемен. Но передо мной стояла моя Танька, а значит – перемены таки будут. Я очень надеялся тогда, что это будут хорошие перемены. И я не ошибся.

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за февраль 2016 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение февраля 2016 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

Автор участвует в Программе получения гонораров
и получит половину от всех перечислений с этой страницы.