Холивар

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за ноябрь 2022:

 

На чтение потребуется 6 часов 30 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Я пробиралась сквозь цветастую пернатую массу, которая слилась уже для меня в одно цельное полотно Кандинского.

«Блин, Кандинский… Кандинский… Он уже второй раз приходит мне на ум при восприятии нынешней реальности. Интересно, а он был здесь? Ну, невозможно его этюды для композиций передать без опыта нахождения за гранью…»

И тут мне вдруг, как град, на голову стали сыпаться-вспоминаться фамилии людей, которые, по-моему мнению, частично описывали уже эту реальность: Кандинский со своими цветными порывами – это ведь стопроцентная нынешняя площадь Сан-марко – Пелевин с его Киклопами, лисами – управляющими сознанием и аппаратами по обмену духовным опытом (блин, ну убейте меня, если он не побывал здесь до написания своей горы Фудзи), а Дали, он же стопроцентный пациент этой реальности, с этими его часами расплавленными и животными дырявыми. И только я попыталась вспомнить название картины с тигром, как выбралась из толпы.

А выбравшись, оказалась на площадке перед входом в, как мне показалось, кафе.

«И почему я подумала, что это кафе, может, была здесь когда-то?»

Я стояла на узкой красной дорожке, по бокам которой, отражая свет фонарей, поблескивали золотые столбики с красными канатами. Сама входная дверь цвета молочного шоколада была резная и массивная, рядом с ней располагалось окно в пол, затянутое французской шторой, в фестонах которой переливались редкие огни гирлянд.

Разделяли окно и дверь деревянные простенки, на которых светились (о, светились! Значит, все-таки день и ночь тут существуют) в ряд четыре больших старинных фонаря, а над всем этим деревянно-резным ансамблем нависала темно-красная тканевая маркиза с каракулевидной надписью «Maxim's».

«Блин, знакомое такое кафе, где ж я его видела? Но сто процентов это не итальянский стиль… Ладно, потом вспомню, пускай уже таким и будет вход в мою персональную реальность!»

С этими мыслями я потянула на себя золотую изогнутую и похожую на половинку сердца ручку двери, та, немного поразмыслив, все-таки подчинилась мне и открылась.

Я шагнула в темноту совсем без страха, с интересом.

«Странно. Ничего нет. Пусто и темно».

Меня окружало пространство, в котором не было совсем никаких запахов или звуков, и поэтому предположить, где я нахожусь, мне было трудно.

Страха все так же не было. Я, видимо, понемногу научилась доверять обстоятельствам, в которых оказываюсь.

– Стоп. А чего я жду? Я же уже в своей реальности, что тупить? Надо начинать создавать. Так, во-первых, свет! Много света! – с этими словами я для пущей красоты момента провела рукой по воздуху – ничего не произошло.

Я выдохнула. И просто подняла голову вверх в этом темном пространстве.

Свет появился везде и сразу. Очень яркий и пронзительный. Я на секунду зажмурила глаза, а когда открыла, передо мной переливался в лазоревой дымке горизонт моря.

«Да, блин, опять! Ну почему если рай, то что-то типа острова из рекламы моего детства про Баунти? Почему, владея неограниченными возможностями, я рисую себе в воображении гребанные Мальдивы? Будто кто-то запрещает мне мечтать. Блин, ну что за тупизм! Я могу оказаться где угодно! Создать что угодно! А выбираю всегда эту дебильную предсказуемость с придуманным даже не мною шаблоном рая. Думай, Эмма, думай! Нафиг этот пляж. Нафиг это море», – от злости я ударила ногой по песку. Крупинки разлетелись во все стороны песчаным веером. Легче не стало.

«Думай! Думай! Какой-нибудь дворец – не хочу, ну, может, из фильма декорации какие-нибудь – не идет! Да твою же мать. Ну что я за придурок? Вообще ничего в голову не приходит! Пусто! Ноль! Блин, белое пространство, в котором находились мы со снежной королевой и Ленноном – вот мой потолок! У меня атрофировалась фантазия!» – еще пару раз попинав песок и не получив удовлетворения от своих действий, я села на берег и вытянула ноги.

Тут же к ним подкралась мягкая морская волна и ласково обняла. Я взяла белый пушистый песок в ладонь и стала пересыпать его из одной руки в другую.

«О! Точно! Эйнштейн! Он так же делал в шатре, где мы с ним сидели. Сто процентов надо его позвать! Он же тут, типа, главный гений, пусть помогает с этими реальностями».

– Иду, Mein fraulein. Иду.

Я обернулась на знакомый голос. Невдалеке от меня босиком, в подвернутых серых штанах, белой рубашке с подкатанными до локтя рукавами и развивающейся на ветру шевелюрой Бетховена шел чокнутый, великий и давно умерший ученый Альберт Эйнштейн.

Я прям повеселела.

– Добрый день или доброй ночи, хрен поймешь в этом зазеркалье! – поднимаясь, сказала я и с улыбкой протянула руку своему тотему.

– Mein fraulein! – Эйнштейн расплылся в улыбке после бодрого рукопожатия. – Нужна моя помощь?

– Нужна, блин, нужна. Это просто кошмар какой-то! Мы так все боремся за свободу, а получив ее, не знаем, что с ней делать!

– Кто «мы»? – Эйнштейн подмигнул и жестом указал вперед, предлагая мне пройтись по берегу моря. Я приняла его предложение.

– Ну, кто? Люди. Все борются за свободу...

Эйнштейн прервал мой рассуждения:

– Да, люди. Но при чем здесь ты? Помощь-то нужна тебе, а не людям.

– А, вы в этом смысле, – я начала опять пинать песок при ходьбе. – Я просто хотела сказать, что что-то с моей фантазией не то, я понимаю, какими возможностями обладаю, но придумать ничего лучше, чем блуждать по песку на морском побережье, не могу.

– Это еще не самый худший вариант. Хорошо. Я правильно тебя понял, тебе нужен настрой?

– Ну, не то чтобы настрой, скорее, идея, свежая мысль! – ответила я.

Профессор задумался.

– Давай так. Вспомни и скажи мне, каким был твой переход из общей реальности в персональную?

– Переход? Ну я, когда вышла из толпы, уперлась в кафе какое-то и вроде через него зашла.

– А как оно называлось, не помнишь? – Эйнштейн немного понизил голос и с интересом посмотрел на меня.

– Называлось? Блин… Сейчас… Максим, кажется! Да, – и мне вспомнилась темно-красная маркиза с кривой надписью «Maxim's». – Да, точно, Максим.

– Хорошо, а что это за кафе, знаешь?

– Нет. Где-то видела, помню, что кафе, а не библиотека, но где видела – не помню.

– Не библиотека… – протянул Эйнштейн. – Отлично! Дальше!

– А что дальше? Зашла туда и попала на остров, вот и все.

– Хорошо. Ответь только, ты помнишь, о чем думала до входа в это кафе?

– Блин, да откуда ж я могу это помнить?! Столько мыслей проносится, я за ними слежу, что ли? – посмотрев мельком на ученого, я заметила, что мой ответ его слегка ошарашил. Я обратила внимание, что, когда вот так, небрежно, говорю о собственных мыслях, многие здесь впадают в ступор.

– Скоро поймешь почему, – добродушно ответил на непроизнесенное мною наблюдение Эйнштейн. – Позволь, я тебе немного напомню: Кандинский, Дали…

– А, ну да, про писателей и художников моего столетия я рассуждала. А вы-то откуда знаете? Я думала о том, что у многих в работах встречала отголоски этого будущего.

– Отлично! – Эйнштейн хоть и говорил со мной терпеливо, но все равно некое превосходство в его голосе я различала.

– Запомни эту мысль, про мое превосходство, мы позже к ней вернемся, а сейчас позволь закончить все-таки с историей про писателей и художников. Смотри, я тебе подскажу, если еще не сообразила, как это работает. Кафе «Максим» – знаменитое французское кафе…

– Ну и?

– В нем встречались писатели и художники начала 20 века.

Я непонимающе посмотрела на него.

И тут волна воспоминаний накрыла меня! Фильм Вуди Аллена «Ночь в Париже» или «Полночь в Париже», не помню точно название, вот откуда мое воображение взяло дверь для входа в персональную реальность! А именно это кафе, потому что я размышляла о возможности встречи в своей персональной реальности со знаменитыми людьми, а потом переключилась на этого Кандинском, Дали и Пелевина, и, видимо, объединила их всех под одной «крышей» для себя. Хотя, при чем тут Пелевин и Париж, непонятно.

– Все верно! – оживился мой ученый. – Создание реальности чем-то похоже на сон, только во сне ты не можешь контролировать все архетипичные образы, которые наполняют пространство сна, а здесь тебе это подвластно, но при условии отсутствия шаблонов. И в этом-то вся и проблема.

– В смысле?

– Я объясню, – спокойно ответил ученый, – только постарайся не перебивать меня. Ты задумалась о Кандинском, о его полотнах и их схожести с современной площадью Сан-Марко, но, скажи честно, из более чем 500 картин художника, сколько ты на самом деле видела?

Эйнштейн говорил медленно, без назидательности или упрека, хотя смысл слов, по-моему, все равно носил больше разоблачающий характер.

– Нет, это не разоблачение, воспринимай это как подсказку. Так вот, то же самое и с Пелевиным, и с Дали. Ты знакома очень поверхностно с их творчеством, телу реальности просто нечем было наполниться, поэтому и получился только фасад кафе, внутри которого темно и пусто. Ведь ты некоторое время находилась в пустой комнате. Верно? – ученый посмотрел, мягко улыбаясь, на меня.

Я ничего не ответила.

– Потом усилием воли ты все-таки выдавила из себя картинку рая. Но, поскольку желаемую реальность ты не дотянула, твой мозг, используя шаблон, вбитый тебе в голову с детства, что рай на земле – это остров из рекламы «Баунти», переключился на нее и тут же воссоздал. А дальше ты никуда не можешь двигаться, потому что это как точка чужой реальности, ты не знаешь куда она ведет. Шаблон – это всегда чье-то стойкое убеждение. Чье-то, но не твое, а потому, когда ты строишь реальность на основе чьих-то суждений, ты обречена на творческий кризис, в коем сейчас и прибываешь! Как считаешь, я понятно объясняю? – Эйнштейн тоже начал пинать песок при ходьбе.

– Понятно, понятно, но у меня тогда другой вопрос. Это что ж, надо быть прям экспертом во всех областях, о которых думаешь? Я что, как долбанная Википедия должна быть, прежде чем приступить к созданию реальности? – что-то подобное я уже спрашивала у врача-снежной королевы.

– Нет, конечно. Тебе сейчас важно понять сам процесс. Внимательно следи за своими мыслями, управляй желаниями, и у тебя все получится.

– Ну хорошо, а почему раньше я легко все создавала, ну, там рынок мидий, что еще… А, ну, стол из старого советского фильма. Это же тоже шаблоны, разве нет?

– Не совсем так. И прогулки по Венеции, и блюда из фильма, и мидии ты видела, а мозг так устроен, что способен запоминать и накапливать любую информацию, полученную когда-либо.

– Ну, так и картины я видела, и книги читала, – не унималась я. – Почему только фасад кафе я смогла нафантазировать, а внутри пусто?

– Потому что тебе не хватило знания, да и ни одну книгу Пелевина ты до конца не дочитала, – спокойно ответил Эйнштейн.

– Ладно, опять у меня от ваших историй голова заболела, давайте куда-нибудь сядем, что ли, – тут же я ощутила под ногами твердость керамической плитки, по залу поплыли звуки той нескончаемой симфонии, которую мы слышали в Венеции с Эйнштейном, а в глаза брызнул яркий свет хрустальных фужеров, коих было в несметном количестве за столом, за которым мы оказались.

– А где мы, кстати, оказались? – спросил Эйнштейн, расправляя кипенно-белую, кажется, шелковую салфетку у себя на коленях.

– Ну, я почему-то вспомнила зал из фильма «Титаник», когда персонаж Ди Каприо попал в общество первого класса.

– Отлично! Хочешь, на этом примере и потренируемся? У тебя же получилось создать сейчас эту обстановку! Ты только посмотри на мельчайшие детали интерьера!

Я огляделась по сторонам. И правда, обеденный зал блистал во всем своем великолепии. Стены ресторана, отделанные красным деревом и позолоченным декором, переливались на солнце. Витражные стекла и полуовальные окна тоже пропускали солнечный свет по всему пространству зала, нежно рассеивая на ковровом покрытии. Белые колонны, которые возвышались по периметру зала, были декорированы резным цветочным орнаментом, и я даже смогла рассмотреть мельчайшие листики и завитушки на них.

Я прошлась по территории корабля.

«Боже, и та самая парадная лестница в холле, место встречи Ди Каприо и Уинслет, была самая что ни на есть настоящая!»

Черные кованые балюстрады по всей ее длине, сопряженные с позолоченными элементами, изгибались в витиеватые орнаменты, резные часы на деревянном панно цвета светлого ореха отстукивали полдень, и даже статуя бронзового херувима у подножья лестницы была точь-в-точь как в культовом фильме. Мельчайшие детали, фактуры, полутона – все было безупречно и, что главное, воссоздано мною!

– Именно! Твоя память – это один из инструментов для создания реальностей, – добавил Эйнштейн, когда я вернулась к столу.

– Ну, хорошо. А в чем будет тренировка? – все еще рассматривая интерьер, спросила я.

– А вот попробуй, скажем, подойти вон к тому шкафу у стены и открыть его, – интригующе заговорил Эйнштейн.

Я обернулась и посмотрела на шкаф, на который указывал ученый. Громко выдохнула, затем встала и быстрыми шагами подошла к объекту моей тренировки.

«Ну и что тут трудного?» – с этими мыслями я резко дернула створки обеими руками и… замерла. Опять мне вспомнился какой-то фантастический фильм, в котором я подобное видела, но название, как всегда, не пришло быстро. В общем, за дверьми шкафа была пустота. Просто черное ничего. Когда открываешь настоящий шкаф и там пусто, ты видишь очертание внутренностей шкафа, полки и задние стенки, а тут было просто зияющее нечто, будто небрежно вырванный кусок пространства.

– Сингулярность! – вмешался Эйнштейн.

– Чего? – переспросила я.

– Сингулярность. Точка в пространстве… Хотя, если говорить простыми словами, это как раз то тело реальности, которому нечем пока наполниться.

Честно сказать, мне стало немного не по себе. Я посмотрела еще раз на черную дыру – именно так, пустота, а не темнота была за дверьми шкафа. Потом перевела взгляд на ученого, который улыбался во все тридцать два или сколько там у него осталось, и с грохотом закрыла дверцы и пошла обратно к столу.

– Не пугайся, Эмма, я тебе сейчас все объясню. Если, как ты говоришь, мы на великом Титанике, то это палуба Д, ресторан «a la carte», и в задумках Эндрюса никакого шкафа возле стены не было – это полностью моя фантазия, за которой ты, не подумав, последовала. Только я мог наполнить форму содержанием, для тебя же чужие иллюзии всегда обречены на черную дыру за дверью. Понимаешь?

– Да понимаю, понимаю, я это еще на этапе кафе вашего французского поняла, – ответила я, возвращаясь к столу.

– Отлично! То же самое и с шаблонами. Ничего не принимай на веру, все подвергай сомнению и анализу. Потому как чужие иллюзии могут завести тебя в необратимые реальности.

– Ну, это тоже понятно, – рассматривая красный флажок и надпись «White star line» на обратной стороне кофейного блюдца, сказала я.

– Если понятно, можешь попробовать создать свой рай теперь уже без использования шаблонов. Тут, наверное, ты и без меня справишься, – Эйнштейн переместил так и не пригодившуюся салфетку с колен на край стола и встал.

– Я же еще раз хочу выразить тебе свое почтение и радость оттого, что прохожу с тобой этот путь. Твое предназначение удивительно! Да, и, кстати, по поводу тона некого превосходства, который ты различила в моей речи. Эмма, любой человек, как бы банально это ни звучало, непознанная вселенная, и то, что ты увидела во мне, абсолютно твое. Мое же было, когда я смотрел на своих современников и пытался их оценивать. В этом нет ничего плохого, просто пока шаблоны, оценочные суждения и предрассудки будут частью твоей реальности, ты неизбежно будешь злиться, обижаться и спорить. Скоро, однако, ты сможешь это все отпустить и удивишься, насколько приятно станет тебе общаться с разными людьми, – с этими словами ученый пожал мне руку, улыбнулся и медленно пошел к парадной лестнице.

Звуки вальса утихли. Я смотрела на удаляющуюся фигуру профессора и понимала, что ничего, кроме очередных головоломок, он мне после себя не оставил. Я хотела его окрикнуть и расспросить о том, что мне рассказывал про него Илья-Вова, но, вспомнив, что в качестве моего тотема он присутствует без своего таланта ученого, решила, что пусть Эйнштейн идет, куда шел, разберусь сама.

Я сидела за столом в полном своем могуществе и дикой беспомощности.

«Создать свой рай без шаблонов – возможно ли это? Ведь и Эйнштейн, и примороженная не раз говорили, что реальности мы создаем из прошлого опыта, из своих знаний. Так не это ли шаблоны? Уйти от них – это, по-моему, шагнуть в неизвестное. А как тогда формировать это тело новой реальности? Ведь у меня опять получится зияющая пустота за створками шкафа. Блин, ну вот почему я не могу задавать вопросы в нужное время, когда этот тотем усатый рядом?»

– Где брать основу для незнакомой реальности, а? – крикнула я в пустоту.

Мой голос слабым эхом разнесся по всему залу и исчез. Я покрутила головой, ожидая, что кто-нибудь сейчас, как всегда, появится, но кругом было тихо и пусто.

«Ладно, Титаник Титаником, но двинусь-ка я дальше с этого корабля, а то ненароком затонет», – я с опаской отследила эту мысль в своей голове, уже зная, что и это сейчас могу воплотить.

Медленно встала и пошла к лестнице.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в ноябре 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: