Нерублевские судьбы

Завкафедрой у них был Дмитрий Николаевич, личность интересная и необычная для наших широт. Дело в том, что вырос он в семье русских эмигрантов, проживавших до войны в Париже. Посему французский был для него практически родным. Что пришлось ему перенести во время оккупации Франции, мы не можем рассказать. Известно нам только, что сидел он в тюрьме (по всей видимости, немецкой), откуда был вызволен советскими войсками. Он не стал возвращаться во Францию (или не смог этого сделать) и вернулся на родину предков с красавицей женой, бывшей по национальности немкой. Она была очень красива, не обладала выдающимися умственными способностями и не получила основательного образования (в Германии она работала цветочницей), но была чрезвычайно душевна и добра, что, в общем-то, и требуется для настоящей немецкой (да и не только немецкой) жены. Звали ее Каролиной. Ее муж был тоже весьма хорош собой. Так что в молодости это была очень красивая пара. Наверное, любовь, вспыхнувшая в их сердцах, была столь велика, что никакие препятствия не смогли помешать соединению двух столь разных людей.

Оба стали преподавать на институтском инязе этого областного центра. Он – на французской, она, разумеется, – на немецкой кафедре. Оба знали свои языки в совершенстве. Вот только она так и не смогла до конца изжить неизлечимый немецкий акцент. Поэтому по-русски говорила она примерно так, как Екатерина Великая, слегка пришепетывавшая и смягчавшая некоторые звуки на немецкий манер, но в совершенстве знавшая правила русского языка. По этому поводу на факультете немного иронизировали, но ввиду безобидности Каролины Михайловны и доброжелательности ее ко всем делали это в форме легкой иронии. Доверяли ей вести главным образом методику и фонетику.

У них было двое детей: старшим был сын, учившийся в энергоинституте, младшей – дочь, поступившая на иняз.

Дмитрий Николаевич к началу семидесятых превратился в лысовато-седоватого мужчину с солидным брюшком. Однако во всем его облике сквозило столь сильное французское начало, укоренившееся в нем с младых ногтей, что пользовался он всеобщим обожанием девочек до самой пенсии. Когда он говорил что-нибудь, то невольно подергивал коленом, и, несмотря на возраст, производил впечатление парижского мальчишки. Он мог на занятиях отпускать безобидные шутки по любому поводу. Впрочем, в уме и эрудиции ему было не отказать: ведь он в свое время окончил Сорбонну. Да и отругать кого-нибудь при случае он мог весьма натурально. Как истинный француз любил он застолья и хорошее вино, мог при случае приударить за девочками, особенно на выпускных вечеринках. Но зоркая жена редко предоставляла ему такую возможность.

Жила семья в четырехкомнатной квартире в центре города. К тому времени она разрослась: женился сын, вышла замуж дочь, у обоих родились дети. Сын женился на девице с иняза. Была она дочерью директора крупного и единственного конезавода в окрестностях города. Характером она обладала весьма решительным и носила в девичестве странную фамилию Плате. По ее инициативе и состоялся размен квартиры на две двухкомнатные. А поскольку вскорости она с мужем и ребенком собиралась уехать на ПМЖ в Германию, то была достигнута договоренность, что по отъезде квартира их отойдет семье Татьяны, дочери нашего героя. Однако накануне отъезда квартира эта была продана, и новые немцы оставили с носом старых русских. Короче, сын предал своего отца.

Так и оказалась семья Дмитрия Николаевича впятером в тесной двухкомнатной хрущобе. Татьяна работала в соседней школе, бывшей едва ли не лучшей в городе. Трудилась она самозабвенно, найдя свое призвание. У нее был лучший кабинет иностранного языка в городе, она принимала иностранные делегации, работала летом гидом. Муж ее был очень симпатичным молодым человеком, однако со временем заболел традиционной русской болезнью. Однажды он, будучи подшофе, попал под машину и погиб, едва достигнув сорока лет. Однако это не сломало Татьяну. У нее ведь оставался сын, которого надо было растить и воспитывать. Но, видимо, гены отца передались юноше. Тот стал наркоманом. Татьяна прилагала героические усилия для его излечения: пробовала отлучить от пагубной страсти в самых лучших клиниках и у местных светил медицинской науки. Подрабатывала уборщицей, чтобы найти деньги на его лечение. Но все было напрасным. В конце концов, он был определен в какой-то монашеский скит в далеких дремучих лесах.

Скоропостижно от сердечного приступа скончался отец. И у Татьяны осталась на руках старая полуслепая мать.

Но не будем столь печально заканчивать историю об этой семье. Думается нам, что хорошим людям должно когда-нибудь повезти. Не могут быть в жизни человека сплошные несчастья, и выглянет однажды солнце из-за гряды темных туч несчастий. Надо верить в лучшее, и рано или поздно придет оно.

Однако вернемся к нашим двум подругам. Мы оставили их в тот момент, когда они занялись своей научной практикой. Обе писали статьи, печатались в научных изданиях. Правда, наметилось между ними и некоторые различия. К началу семидесятых муж Ады Моисеевны стал доктором наук и получил профессорский пост. Он даже вступил в партию. То же самое сделала и его жена. Поэтому теперь на своих лекциях она обязательно цитировала мудрые высказывания классиков марксизма-ленинизма. Хотя, впрочем, делалось это с явно ощущаемой натугой. Однако партийная принадлежность позволила ей защитить кандидатскую и до некоторой степени повысить свой статус. Антонина же Николаевна проявляла безалаберную аполитичность. Более того, она изучала в своем кружке со студентами Евангелие, а потом и Библию. Демонстративно не держала она дома телевизор, предпочитая пустому ящику умные книги.

Между тем закончила школу дочь Ады Моисеевны, и на семейном совете решено было отправить ее учиться в ЛГУ, по стопам родителей. Поступила она без особых проблем, однако не захотела жить у дяди. Посему ей сняли отдельную квартиру для более плодотворной работы в творческом уединении. Однако в отличие от своих родителей ее привлекали не столько учеба, театры или выставки, сколько развлечения несколько иного плана. На ее квартире стали со временем собираться шумные кампании, где разговоры велись отнюдь не о новых книгах, музыкальных новинках или театральных премьерах. На дворе стояли совсем иные времена, чем в пору молодости ее родителей. В страну просочилась из-за рубежа злокачественная опухоль движения хиппи со всеми сопутствующими ему вредными элементами. Теперь золотая продвинутая молодежь в основном предпочитала следовать законам новой веры. На квартире у дочери образовалось нечто вроде коммуны «цветов жизни». Это продолжалось слишком долго, и дело зашло чересчур далеко.

Когда несчастные родители узнали об этой катастрофе, то срочно изъяли дочь из вредной среды, возвратив ее в родной город. Выход оставался только один: надо было срочно выдать ее замуж. Для этих целей были мобилизованы лучшие местные кадры, в числе коих был и упоминавшийся нами ранее Алексис (см. ВОЛЬДЕМАР). Операция прошла успешно, и на буйное чадо были надеты стремена спокойной семейной жизни.