Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Стояла глубокая беззвездная ночь. На небе сияла огромная серебряная луна. Ее мягкий свет нежно лился по кронам сонно застывших в саду финиковых пальм, и серебристой пылью сливался со стлавшимся по земле легким белесым туманом. Только журчание фонтанов, и изредка вскрик павлинов в саду, нарушало всеобщую тишину.

– Каким же я, однако, нытиком стала! И из-за кого? Из-за самовлюбленного и жеманного кривляки? Надменного хвастуна и двуличного предателя?! О! Но мне кажется, он и ведать не ведает, и знать не знает о том, кем является на самом деле. Что ж, мой святой долг открыть глаза этому кичливому гордецу! Посмотрим, так ли будет сиять после этого его довольное лицо. Не будет больше слез! И пойду-ка я лучше спать!

Но, увы, уснуть ей все равно не удалось.

Наступило утро. Дивдад завтракал, когда в его покои вошла невольница.

– Господин, какая-то женщина требует встречи с вами. И как ее ни гонит стража, она не отстает, но и не говорит, кто ее прислал и с каким поручением.

– Приведите ее сюда. Возможно, у нее есть причины скрывать от стражи имя своего хозяина.

– Слушаюсь и повинуюсь.

Спустя несколько минут в покои Абуль Садж Дивдада вошла молодая по виду девушка с подведенными сурьмой узкими глазами. Ее фигуру и лицо скрывала черная чадра. Абуль Садж вопросительно воззрился на нее и спросил, кто она и зачем пришла. И только тогда Закия тихим голосом назвала свое имя и имя своей госпожи. Дивдад на мгновение оторопел, а затем улыбнулся.

– Прекрасно, − плохо скрывая волнение сказал он. – Ты принесла мне письмо или юная ханум решила передать мне устно на словах?

Закия выпростала руку из-под чадры и с робким видом протянула юноше письмо.

Дивдад, стараясь не спешить, раскрыл его и начал читать. По-видимому, прочитанные им строки оказались не слишком приятными. Его лицо помрачнело, как небо перед грозой, а глаза заметали молнии.

– Аххаррха^[68]! − воскликнул в бешенстве юноша и швырнул письмо в лицо Закии, которая испуганно шарахнулась в сторону так, словно на нее глыба свалилась, а не комочек обыкновенной бумаги.

– О всемогущий Аллах, спаси и сохрани мою душу! Кажется, пришел мой последний час! Чувствовало мое сердце, чувствовало, что не к добру прислала меня сюда хозяйка. Ля иляха илля Ллах! Ашхаду энла илляха илля Ллах, ашхаду энна Мухамеддин расулю уллах! Аминь!^[69]

Дивдад словно не слышал причитаний рабыни. Он был разозлен не на шутку.

– Ступай и передай от меня своей хозяйке слово в слово все, что я сейчас скажу!

Закия со смертельным страхом следила за каждым его движением.

– Скажи ей, что если она так смела и бесстрашна, то пусть повторит все эти слова мне в лицо. Сегодня от имени моей старшей сестры ей пришлют приглашение и позовут в гости. И если госпожа Утруджа завтра не явится в условленное место, − на лице Дивдада появилось странное, пугающее выражение, – то, клянусь своей честью и могилой матушки, что сам тогда приду к ней, даже если поплачусь после этого своей жизнью! Твоя госпожа должна ответить за причиненное мне оскорбление. Ты все поняла, женщина?!

Закия вместо ответа часто-часто закивала головой, так как потеряла дар речи. Она не помнила, как выбралась из дворца Абуль Саджа. Очнулась девушка только в покоях госпожи Утруджи, где увидела себя распростертой на ковре в растрепанном и зареванном виде. Казалось, что Закия пробежала на одном духу весь путь до дома Ашинаса, так как выглядела обессиленной и умирала от жажды. Утруджа выслала вон из своих покой всех служанок, собственноручно напоила Закию водой и лишь после этого приказала ей рассказать до мельчайших деталей обо всем, что с ней произошло во дворце Абуль Саджа.

Закия рассказала. И на этот раз она ничего не прибавила и не приукрасила по привычке, и не пропустила ни одного из сказанного Дивдадом слов.

Закончив свой рассказ, рабыня подползла на коленях к Утрудже и поцеловала ее безвольно лежавшие на коленях руки.

– Моя повелительница! Не ходите в дом его сестры! − и она навзрыд зарыдала.– Клянусь своей душой, этот юноша само исчадие ада! Иблис выпустил его из огненной геенны нам на погибель!

– Замолчи. Уйди. Оставь меня одну. Мне надо подумать.

– Но, госпожа, о чем еще думать? Пожалуйтесь на него вашему отцу, выдумайте что-нибудь! Он вам поверит! И обязательно проучит этого проклятого Дивдада! Да будет ему пусто в жизни! Да станут…

– Я сказала, довольно!!!

Закия исчезла, словно ее и не было.

Долго размышляла Утруджа о том, как выйти ей из этой сложной ситуации, и не видела ни единого выхода.

«Решено. Будь что будет. Но дочь Ашинаса не станет прятаться подобно трусливой курице! Я выскажу ему в лицо все, что думаю о нем», − наконец решила она.

В тот же день один из слуг сестры Дивдада принес приглашение. Ашинас, к удивлению дочери, с удивительной легкостью разрешил ей отправиться в гости и похвально отозвался о роде Саджидов.

– Они тоже являются афшинами и имеют право на наследование Уструшаны. Мне пришлось по душе что ты дружишь с госпожой Ханифой. Но странно, что ты мне до сих пор не рассказывала о своем знакомстве с этой семьей. У госпожи Ханифы есть брат. Смелый и талантливый юноша. Он еще слишком молод, но уже командует войском наравне с матерыми и такими повидавшими жизнь волками как сам Афшин Хайдар ибн Кавус, Буга, Итах.

– О мой дорогой отец! Никому из них не сравниться с тобой ни умом, ни доблестью! Ведь недаром халиф аль Мутасим доверил именно тебе столько ответственных постов, − прильнув к Ашинасу и положив головку ему на грудь, сказала Утруджа.

Ашинас довольно рассмеялся и погладил свою единственную дочь по голове, даже не ведая о том, что она в это время в душе прощалась с ним и мысленно готовилась к самому худшему.

Весь следующий день Утруджа провела большей частью то за книгами, то за молитвами, в которых пыталась запрятать свой безудержный страх, нараставший все сильнее и сильнее, по мере того как постепенно приближался час рокового свидания, назначенного ей Абуль Садж Дивдадом. Ах, если бы можно было вернуть обратно прошлое! Она бы ни за что не написала бы той записки, где в самых едких выражениях обозвала юношу мелким интриганом, глупым ловеласом, негодяем, слепым глупцом и…и, многими другими бранными словечками. Но отступать уже было поздно. Но не станет же этот гордец вымещать свою злобу на женщине? В таком случае, Утруджа напомнит ему, что ее слова недалеки от истины. И приведет в пример Салиху. Да!