Домашнее кино

Весна

И снова запах свежей штукатурки
напоминает, что настало время,
когда ремонт идет по всей вселенной,
и известь осыпается со стен.
Когда маляр похож на хлебопека,
а дворник – на неряху-маляра.
Когда уборщиц стройные колонны,
стирая грязь с великих пьедесталов,
о девушках-красавицах поют…

                            1988 г.

* * *

Листок закрученный прилип
к стеклу подобьем папироски.
В беседе престарелых лиц
кухонных баек отголоски.
Над молодящейся Москвой,
неприбранной, полуодетой,
воспоминая то и это,
они судачат день-деньской.
О, коммунальный спёртый быт,
кольца Садового объятья,
где реют тени Маргарит,
о крыши изорвавших платья,
где умирают Мастера,
ума лишившись по доносу,
где их выносят со двора
так, словно извлекли занозу
из пальца, – с тихим матерком.
Но не пустеет общий дом:
одни умрут – других поселят…
Там – кровь вчерашнего борща,
там власть ругают сообща,
и жизнь на частности не делят.

                            1988 г.

* * *

От нафталинового духа
Квартира светлая мрачна,
И задыхается старуха
В пути от двери до окна.
Всегда одна…
                        Ни дочки-внучки,
Ни кошки-мышки – ни души!
Лишь ходики вздохнут скрипуче
Да кран расплачется в тиши.
Да вдруг – звонок!
                        Она в испуге:
Какое лихо на порог?
И отомкнуть боятся руки
Сто лет не чиненный замок.

                            1988 г.

* * *

Ну вот ты и уходишь, и дома
Смыкаются, как занавес в финале.
Но в зале свет, а в подворотне – тьма
И фонари у улицы в опале.

Дрянная пьеса – автор глуповат:
Любить ежевечерне за зарплату!
Так затянулся наш последний акт,
Что на костюмах вытерлись заплаты.

Твоих шагов стареющий галоп –
Пристойная мелодия кончины…
Луна. Окно. К стеклу прижатый лоб:
Ну, оглянись! А, впрочем, нет причины.

                            1989 г.

* * *

Подъезд в пятиэтажном доме,
Где запах кошек круглый год,
Где темень в лестничном проеме,
Звонки – мышиный писк в соломе,
И всем открыт подвальный вход.

По стоякам его истертым,
Вскипая сточною водой,
Больная жизнь людской когорты
Стекает в вены и аорты
Корявой плоти городской.

Мы в этом городе – изгои.
Здесь ненавидят до седин,
Здесь страх таскают за собою,
Здесь предпочтут подножку – бою,
И каждый пришлый – господин.

                            1989 г.

* * *

Что наша жизнь? Течет беседа
И час, и два, и двадцать лет.
Безудержно влюблен в соседа
Ему внимающий сосед.
Подняться бы – отяжелела
От разговоров голова…
Но слово – помысел и дело,
И все дальнейшее – слова.

                            1989 г.

* * *

Безумья позднего герой,
Самоуверенный мальчишка!
Какой волшебною игрой
Увлечены мы, даже слишком.
Не соблюдаем политес,
Не прячемся от взглядов колких.
И наш взаимный интерес
Расцвечивают кривотолки.
Но в забытьи коротких встреч,
С их пустословной мишурою,
Мы все ж не в силах пересечь
Грань меж игрой и не-игрою.
Навстречу шаг, другой шагнем
И вновь отпрянем друг от друга,
Обжегшись ласковым огнем
И любопытства, и испуга.

                            1990 г.

Домашнее кино

Ах, эта магия экрана,
Ах, это обаянье чуда:
Желание самообмана,
Явления из неоткуда
Забавных и необычайных
Сюжетов, снятых неумело,
В которых ты – актер случайный,
Или не ты? И вот в чем дело:
Знакомых мелочей навалом,
Но голос незнаком и странен –
Не сходится с оригиналом
Изображенье на экране!
И на кого же обижаться
За то, что зеркало правдиво –
В нем продолжает отражаться
Давно не молодая дива!
Мучительно – что невозвратно!
Тем сладостнее увлеченье
По вечерам смотреть бесплатно
Аттракцион разоблаченья.

                            1999 г.

* * *

Придет всему когда-то свой черед:
Отыщется иголка в стоге сена,
На Рождество Щелкунчик оживет,
Огонь – потухший – полыхнет из тлена,
Сафьяном станет грубая кирза,
Запустит память сказочные прялки,
Помолодеют в зеркале глаза,
Сыграют годы с сердцем в догонялки.
Алмазный луч стремительно пройдет
Сквозь вязкий войлок зимнего заката…
Всему придет когда-нибудь черед,
Случится всё, но не произойдет,
Что не смогло произойти когда-то.

                            2005 г.

* * *

Замкнулся круг, и я пришла к истоку
напиться заколдованной воды,
распутывать с тревогой, понемногу
в пыли едва заметные следы.
Следить с тоской, как жизнь идет на убыль,
и в гомоне, понятном мне одной,
улавливать, закусывая губы,
запретный смысл и шифр потайной
слов не случайных и не односложных.
Но уловив, – не доверять вполне,
а вновь бояться выводов оплошных
и вновь пытаться разглядеть на дне
колодца, почерневшего от века
звезду, глаза, студеные ключи.
И снова жаждать ясного ответа.
И умереть, его не получив.

                            2006 г.

* * *

У края леса две сосны
Подобны пожилым влюбленным.
В объятьях нежных сплетены
Их руки под шатром зеленым.

Покойно и надежно им,
Друг другом бережно хранимым.
Их кровоток неразделим,
Как их судьба не разделима.

Для нескончаемых бесед
Им слов не нужно громкозвучных.
Прожив бок о бок столько лет,
Они и в мыслях неразлучны.

И думают они о том,
Смежая по ночам дыханье,
Что неизбежно расставанье,
Но хорошо стареть вдвоем.

                            2006 г.

* * *

Смотри, как сеть паук плетет
В пространстве, солнцем разогретом, –
Готовит коврик-самолет
В полет за уходящим летом.
Накапливая впрок корма,
Число летучих пленниц множит.
Зачем? Недальняя зима
Труд кропотливый уничтожит.
Но только лишь сквозь талый снег
Трава пробьется на дорожках,
Он снова выползет на свет
На крепких бархатистых ножках
И сызнова возьмется вить
Узор из дуг, лучей и петель,
Храня невозмутимый вид
Свидетеля тысячелетий.
Ему на время наплевать!
Он упоен работой вечной:
Сеть невесомую свивать
Для ловли жизни быстротечной.

                            2006 г.

* * *

Всей правды быть не может. Просто нет
Числа ее находкам и обновам.
В ином регистре сказанное слово
Меняет устоявшийся сюжет.

Так камешки, о зеркало реки
Ударившись, взлетают на мгновенье,
Чтобы упасть. Но долго их паденье
Сопровождают грустные круги.

Куда они плывут, в какой предел?
Кто знает меру искренности слова?
Вчера был свет, сегодня – сумрак снова,
А ангел озаренья улетел.

                            2006 г.

* * *

Зачем она приходит – вновь и вновь –
Мысль холодней простудного озноба:
Когда б ты не прогнал мою любовь,
Смогли бы стать счастливее мы оба?
За давностью времен не смысла тем,
Покрытых прочной патиной, касаться,
Неведенья желать и опасаться…
Все к лучшему… Но если так, зачем
Без устали блуждать в подвалах лет,
Высматривая сундучок облезлый,
Где потаен тревожащий ответ –
Лукавый, запоздалый, бесполезный?
Зачем по темной памяти кружить,
Блестящие осколки извлекая?
Чтобы из них с настойчивостью Кая
Выкладывать непрожитую жизнь...

                            2006 г.

* * *

Яблочный, ореховый, медовый –
Августа торговые ряды,
Где за полцены отдать готовы
Лета бережливого труды!
Барышей не жаль и урожая:
Кончен торг, скорей в обратный путь!
Ведь уже, ненастьем угрожая,
Облака накапливают ртуть!
Как неумолимо убывает
Позднее сиротское тепло,
Как дыханьем сна запотевает
По утрам озерное стекло,
И клонятся обреченно набок
Гордые полыни, и в ночи
Стук дождя и падающих яблок
Поминальной песнею звучит.

                            2006 г.

* * *

О, как мучительны поминки
По не родившимся стихам,
Когда внезапно, без разминки,
Разбег, отрыв, полет – и там
Без принуждения, как птицы,
Едва заслышавшие зов,
Парят свободно вереницы
Друг друга отыскавших слов.
Но взлет отложен. И движенье
Созвучий, их живую связь
Нащупываешь, с притяженьем
И отторжением борясь.
Лекалом проверяешь строчки
И метрономом – каждый такт,
Пока стальные молоточки
Стучат в висках: «Не так, не так…»
Тогда – отбрось, забудь, не кайся
В том, что огонь ушел в золу.
Но никогда не отрекайся
От крыльев, брошенных в углу.

                            2006 г.

* * *

Любви забытой не бывает.
Последним отсветом даря,
Она всего лишь застывает,
Как мошка в слитке янтаря.

Окаменелый этот сгусток,
Храня неповторимый код,
Украдкой позывные грусти
Передает, передает...

Они едва ли различимы
В веселой суете райка.
И нет особенной причины
Прислушиваться к ним, пока

Размытый снимок не найдется
Иль смутный день в календаре, –
И вспомнит все, и вновь забьется
Сердечко в мертвом янтаре.

                            2006 г.

* * *

Какая странная зима…
Лжет за приметою примета:
Земля обветрена, раздета,
В ночной испарине дома,
Дождем прострочен мутный день.
Призыв читая в этих строчках,
Пустилась сонная сирень
Узлы развязывать на почках,
Нефритом осыпать кусты
И соки приводить в движенье…
Надежда на преображенье!
Как уговариваешь ты
Не ждать, пока настанет май,
Насытиться теплом внезапным
И выстрелить весенним залпом!
А после – хоть не расцветай!

                            2007 г.

* * *

Жасмином сладко веет со двора.
На темных стеклах сыпь жемчужин мелких.
На даче коротаю вечера, расписывая старые тарелки.
Как весел этот детский интерес
К простой судьбе фаянсового диска!
Как сказочно стремителен процесс,
Когда из хлама вынутая миска –
С отбитым краем и щербатым дном –
С обличьем расстается захудалым
И предстает в наряде небывалом,
Как Золушка пред первым торжеством!
Сгустилась ночь. Закончилась возня.
Давно угомонились домочадцы.
Но краски опрокинутого дня
По каплям все сочатся и сочатся.
И что с того, что грубоват сюжет,
А пальцы напряженно-неумелы:
В них нет таланта – лишь тепло и свет
Свет и тепло… И в этом-то все дело.

                            2007 г.

Дом Девы Марии в Эфесе

Под гладкой пленкою дождя
Скользит булыжная дорога,
Неторопливо восходя
К ступеням стертого порога.
Закатный луч к окну приник.
Тонка неверия завеса:
Мария, твой ли это лик
На камне древнего Эфеса?
Как узнаваемы черты
Роднящей нас, горчащей крови:
Глаза маслинной темноты,
Надломленные болью брови,
Щеки пергаментной овал,
Беленый плат над прядью черной…
Кто разглядел, кто угадал
В тебе, отшельнице нагорной,
Покинутую сыном мать,
Искавшую уединения,
Чтоб об ушедшем горевать
С молитвою, но без смиренья
Оплакивать его уход
И вечное свое сиротство,
Оправдывая наперед
Всех матерей скорбящих сходство.

                            2007 г.