Не горжусь ни русскою, ни польской...
В. ЧернышевойНе горжусь ни русскою, ни польской,
ни еврейской, ни цыганской кровью,
ибо сей вопрос – довольно скользкий,
был у предков разрешён Любовью.
Ах, какие принимались меры,
ой, какие бушевали страсти!
Межнациональные барьеры –
рушились! Конечно – нам на счастье!
Потому мы и открыты миру,
всем ветрам и веяньям, и верам,
но идём, не кланяясь кумирам,
что торчат по площадям и скверам.
Нам иные ценности понятней,
нас иная Красота тревожит –
мир – и сложный, и невероятный,
тот, в котором век не даром прожит!
1975-2005
* * *
Не старость, нет... А всё же первый снег
сверкает, чист, стеклянно-сух, бесстрастен...
Ещё вчера его слепой набег,
его круженье я назвал бы счастьем!
1987
* * *
– Как живём-поживаем?.. Ответил старик:
– За сто лет ничего, помаленьку привык.
Нагляделся всего – и веселья и бед...
Интересно – как там? – где покуда нас нет…
1986
* * *
Отцовскую могилу кроет вьюга.
Догадка тайная и тут же – тень испуга:
нет, нет, не прав, навек неправ! – сказавший:
"Нас нарожали, чтоб забыть друг друга..."
1980
Кристаллик сахара имеет форму гроба...
Михаилу КоролёвуКристаллик сахара имеет форму гроба.
Случайность это или всё-таки намёк?
Какой денёк! Давай, присядем на пенёк
и жизни горестной порадуемся оба.
1988
* * *
Не в чистом поле – в человечнике живёшь
среди проклятий издыхающему веку.
Но – человек – ты равен только человеку.
Всё остальное – измышленья, ложь.
1990
Поэт на прогулке
– Привет! – прохожий на бегу, как паровоз,
мне прокричал... Но кто он? – вот вопрос...
Ещё один кивнул. И тоже – незнакомый...
Ах, что-то близится, не слава, так склероз!
1985
* * *
Не грусти, страна моя печальная,
пусть на всём – безверия печать…
Русский Бог – не выдумка, он – Тайна!
Если веришь – можно помолчать.
21.02.2005
* * *
Снег, нереальный, театральный снег
густыми хлопьями, бесшумными крылами
парил, кружил, взлетал, касаясь всех –
протянутых ладошек, щёк и век,
прилипчивый, цветной, сродни рекламе
для иностранцев – «Русский сувенир»,
сродни улыбке белозубой негра,
в толпе казанской… Верно – тесен мир!
Добрей и праздничней –
в вечернем блеске снега…
1986-1987
Народ – серьёзноепонятие и строгое...
Илье ФоняковуНарод – серьёзноепонятие и строгое.
Опомнись, не признать его нельзя.
Сквозь все века – ведёт его дорога,
вскипает, гибелью обидчикам грозя.
И русский Бог – когда не спит, не дремлет,
способен каждого поднять и вдохновить,
а если всё Отечество подъемлет,
лавина хлынет – не остановить!
Но нет времен мучительнее смуты,
когда унижен каждый и подмят,
и рабского труда постылы путы,
и ум бессилен, и народ – не свят…
И выхода не видно за пределы,
и гложет всех сознание вины.
И жизни нет – поля мертвы и белы,
и слёзы всей России – солоны.
16.01.2005
Многоэтажное многолосье
– Люди делают массу малопонятных вещей...
– О синхрофазотронах
и прочем подобном – умалчиваю...
Но зачем атеист, реалист,
на досуге – рисует чертей?
– А поборник Свободы – батрачит на тёщиной даче?
– И представьте: втянулся, починяет веранду, стучит...
– На соседа, когда-то такого красивого –
страшно смотреть: хлебает пустые щи…
– А туда же – пытается мыслить, язви его!
– Для чего Василиса Прекрасная по вечерам
с Пустобрёховым по переулку прогуливается?
– Ну, Платона Планктоновича судить, конечно, не нам...
– Он и сам не сплошает при случае – сам проворуется!
– Инженер Синегубов – цветной телевизор собрал
из бутылок пустых. Всё цветное – хоккей, Смоктуновский...
– В триста пятой квартире опять назревает скандал,
муж, мрачнее вулкана, в окошко дымит папироской...
– Из четыреста третьей – геолог махнул на Урал…
– Две соседки вздохнули свободней, и высекли кошку...
– Отставной капитан – тот, весёлый, всё песни орал,
среди ночи, с восьмого – за водкой ушёл из окошка...
1974
* * *
Зачем быть Пушкину – пскопским или московским,
«российским Байроном»? – он шёл своей тропой.
Не много чести быть «районным Маяковским»,
«вторым Есениным»… Попробуй – быть собой!
11.09.06
Надпись на книге «Равноденствие»
Давиду СамойловуСпасибо, книга, место доброй встречи,
где всё живёт – судьба, характер, век.
И торжествует выстраданность речи,
в которой – весь! – поэт и человек.
1975
Поэт в столице – больше чем поэт...
Е. А. ЕвтушенкоПоэт в столице – больше чем поэт.
Поэт в провинции – талантлив или нет –
он что-то вроде местного придурка,
не выше пешки шахматной фигурка.
И сколько к небу взор ни возноси –
так было, есть и будет на Руси.
А всё же – свищут в роще соловьи:
«Пой, не скрывайся, милый, не таи!».
14.01.2006
Страда и эстрада – вещи...
К. КедровуСтрада и эстрада – вещи
разные, как ни крути.
Но Слово – бывает вещим,
определяет пути.
Бывает порой, не скрою –
является нам сама
Истина – жизнью, сестрою,
в том, что казалось игрою,
измышленьем ума.
17.11.2003
Незабытая вина
Одноглазый Топчий взгляд орлиный
сохранил, придя из лагерей.
Стал в Казани некою былиной
он, Поэт, но – пьянь и прохиндей.
Приходя в суровый Дом печати,
в коридорах – рупь-другой стрелял,
тех, кто дань платил исправно, кстати
и некстати – бранью поливал…
А потом в пивной, не в лучшем виде,
громко декламировал стихи,
будто сразу двух вождей обидел,
и сидел за оные грехи.
Родом был из Харькова. При немцах –
в газетёнке местной, привлечён,
им – победу предвещал, конец – нам,
в чём и был позднее уличён.
Реабилитирован он не был.
Жил как ворон, черное крыло.
От стихов – не звона – правды требовал,
сам писал – не часто, чуть тепло…
Впрочем, были у него и строки
про военнопленную гармонь,
где мотив – щемящий и высокий,
по большому счёту пел – не тронь!
Вот за это мы его и чтили,
и прощали то, что он бранит
всё, что мы в ту пору «сочинили»…
Нам казалось – он-то сотворит
что-нибудь ещё, где снова будет
правда, горечь, торжество любви…
Ну а время – время всех рассудит!
И не все же птицы – соловьи…
Сам себя он называл великим.
Памятник поставят! – утверждал.
«О поэтах судят не по книгам!» –
Нас, зеленых, смело убеждал…
В коридорах Таткнигоиздата
крыл верхи – за то, что издают
слишком редко, слишком скуповато,
сами – сытно и живут, и пьют!
Отмотавший лагерные сроки,
выдал в час недолгого тепла
стих: «А вы, вороны и сороки,
(эх!..) – не троньте мертвого орла!»
А потом вдруг написал поэму –
как за арестованным отцом
сын пошёл своим путём тюремным,
потому что не был подлецом…
…Искренне – буянил и метался,
и душою к живописи льнул,
но – поэтом всё же оставался,
слышал некий запредельный гул…
Виноват я перед ним.
Халтурой
обозвал один его стишок,
и сказал: «Отсутствие культуры
не восполнить надуваньем щёк…»
Трезвый – как он страшно распалился!
Завопил: «А ты… А ты – еврей!»
И, вскочив, поспешно удалился,
матерком добавив из дверей…
Дальше мы встречались, жили-были…
«Как живёшь?» – «Да ничего…» – «Привет!».
Нет, друг друга мы не полюбили.
Но любой поэт – всегда – Поэт…
…Грустен и жесток финал житейский:
на дорогу выскочил, спеша,
угодил под «газик» милицейский…
В морге – принят был за алкаша
рядового, и опознан – только
через три или четыре дня…
Виноват я перед ним. Осколком
в теле – память мучает меня.
Тощая нелепая фигура
меряя корявый путь земной,
знала ад… Какая там – культура…
Но всего не объяснишь тюрьмой.
1969-2004
* * *
Богом забытый – ты им не забыт,
нет, для чего-то тебя он хранит,
тайно в тебе его замысел зреет…
Даром ли холод предчувствий знобит?
1985
* * *
Он слово чувствовал.
Но понял: нелегко,
трудом даются истины крупицы.
– Талант? – морока...
Время истекло.
И вот – гроза над Камою клубится…
И молния, ударившая в грудь
того, кто в гордости –
отверг своё призванье,
всех опалила,
как небес напоминанье
о долге:
в главном –
не солгать, не обмануть.
1986
* * *
Этот город – один на земле, как и все остальные.
Он ночами сияет огнями во мгле, как и все остальные.
Но на судьбах великих лежит отпечаток особый:
Лобачевский бунтует иначе, чем все остальные.
1989
* * *
Ум умеет – умопомрачительно!
А душа – упорна и тиха.
Ко всему готова – волочите на…
В глотке всё живёт глоток стиха!
2000