..Бедных в городе и его окрестностях было предостаточно, но особенный Софьин интерес вызывала одинокая деревенская бабка Аксинья, жившая на околице чуть ли не в руинах и страдавшая какой-то старческой болезнью, от которой у неё руки и ноги были скрючены и будто превратились в камни. Софья любила её в некотором роде и потому, что Андрей Васильевич, не брезговавший благотворительностью, всегда отчего-то обделял эту сварливую старуху вниманием, и та страдала не столько от голода, холода и болезни, сколько от всеобщего равнодушия. По хозяйству Аксинье помогали женщины-соседки, и всех их она, несмотря на то, при малейшей возможности грубо бранила как умалишённая, оттого с ней старались не разговаривать. Куда исчезли её родные, Софья не знала, но сердцем чувствовала, что жизни их унесла страшная трагедия, а к старухе стремилась, чтобы сделать добро и не получить благодарности.
Некогда богатая и высокая изба Аксиньи торчала закопчённой печной трубой, видно её было издалека. Давным-давно изба сгорела, хоть и не целиком; крыша сохранилась лишь над сенями, где и ютилась старуха обыкновенно. На подходе к косому плетню Софья встретила диковатую тощую чёрную кошку с белой грудкой и седыми волосками в пушистом, нисколько не свалявшемся хвосте; было похоже, что кошка чёрная оттого, что вылезла из чёрной печной трубы. Софья отворила калитку и пригласила кошку во двор, но та смерила посетительницу презрительными жёлтыми глазами и осталась сидеть в прежней позе. Дверь избы была подперта замшелым булыжником, из чего Софья сделала вывод, что Аксинья уже не спит, или, во всяком случае, к ней уже заходили. Робко постучав, она вошла внутрь.
– Чего надобно? – недовольно выкрикнули с печи дребезжащим голосом.
Софья всмотрелась в сумрачную глубину сеней. На белой печке с чёрными разводами сажи сидела скрюченная Аксинья и угрожающе хмурилась. Лицо её всё было сморщено и черно, расплывшийся нос покрывали крупные поры. Волосы, если таковые остались, были скрыты засаленной цветастой косынкой. Софья поздоровалась, потупившись, и поняла, что не представляет, как объяснить своё появление. Рассеянный взгляд её блуждал по дощатому полу, видимо, недавно выметенному сердобольными соседками, пока не напоролся на стыдливо прибранные в угол ношеные дурные мужские сапоги. Быть может, сапоги эти обувала сама Аксинья, когда ей хватало сил спуститься с печи и выйти из дому, или кто-то из соседок принёс их ей, потому что носить самим было стыдно и не хотелось выбросить, но Софье вдруг стало так жаль, что кто-то дорожит ими, и так жаль, что Аксинья больна, и жаль, что сама она глупа и неблагодарна и мало любит своих родителей, что она заплакала в голос как ребёнок, не закрывая руками лица и не сдерживаясь...
