История эта ‒ дурацкая, никчёмная, постыдная ‒ не должна была быть предана огласке. Я обещал Вите. Но рыба-то действительно подгорела. И запах гари до сих пор со мной. А как-то по-другому избавляться от навязчивых воспоминаний, кроме как изводя бумагу, я не умею. Грёбанные ароматы Пруста. Нет. Здесь только ‒ гарь, гарь и гарь. Гарь и больше ничего.
Начнём с того, что сдружились мы с Витей, когда я его укусил. Не припомню, что бы ещё кого-то удостаивал такой интимностью. Укусил в яслях. Сильно. Не по-детски. Сдаётся мне, что он тогда не заплакал. Никогда не видел его плачущим. Скорее всего, я заплакал. От непонятного ещё юному рассудку ощущения, как через тебя просквозила судьба.
Я его укусил, и со следующего дня мы стали лучшими друзьями. Было в нашем знакомстве что-то собачье. Ведь и псы пару клоков шерсти друг другу повыдерут, прежде чем пускаться на совместные поиски костей (дальше костей было много). А мы и были, в общем-то, щенками ‒ рождёнными в один год собаки. И довольно символично, что почуяли друг дружку, когда сознательного ещё мало, всё на инстинктах, запахах. Два щенка рука об руку на прогулке, а над их головами ‒ серая безразличная громада мира...
