...Норма – это не яркая болезнь, сказала мне Элькина мама, и ещё, что алкоголь – это нервный яд. Потом ещё, чтоб я шла домой. И чтоб не тряслась, иначе «спалюсь»… И ещё, что думать про лишних людей, – это лишнее.
Я ответила: «Понь».
Я не хотела уходить. В Элькином доме везде горел свет, множество лампочек, встроенных в потолок на расстоянии не более полуметра, освещали каждый сантиметр пространства. Здесь не было теней и тёмных углов, в которых, как мне казалось, меня теперь могут удавить только за то, что кто-то считает меня ошибкой, шипит, что просчитался Всевышний и выдал на землю лишнюю душу и тушу. Я была не в норме, то есть, с точки зрения Элькиной мамы, я подцепила вирусню суперзвёзд, настолько яркую болезнь, что меня теперь будто видно с любой точки планеты, что меня теперь будто слышно из любой подворотни Вселенной.
– Иди домой, – опять сказала мне вдруг поблекшая на моём фоне Элькина мама, и мне показалось, что она прогнулась в поклон.
Короч, домой я не пошла. Побродила вокруг, заглянула в окно кухни, ничего толком не разглядела – в общем, это были какие-то бестолковые минуты существования. После я села на велик и поехала в сторону мегаполиса. Всё равно какого. Трасса была узкой, полдороги меня жали к обочине фуры, понятное дело, создавали препятствие на пути, но на последнем отрезке меня уже не беспокоила никакая из узостей мирозданья. Мысль о том, что моё тело всего лишь скафандр, – почти не ношенный между прочим, – захватила меня полностью. Ещё я раздумывала, что не виновата, что все вокруг не поняли, что они тут в скафандрах с ограниченным сроком годности, а я вот поняла. Потом я вещала на Вселенную, передавала через самую крупную антенну бытия новость о том, что я активирована и готова говорить. Я видела, как художники хватались за кисти, а политики за головы – и меня это веселило. Я знала формулу жизни и выписывала её на Общей доске совершенно новым мелком. И это было ну даже не близко с E=mc2, а скорее y=x...
