Сергей Чёрный
Сборник стихотворенийЯ помню всё: Вы были мне женой, В иной стране и в памяти иной, В которые нельзя не возвратиться. То ль запах осени, прогорклый и сенной, То ль чёрт из табакерки жестяной, А кто-то с чем-то смог подсуетиться И высветлить иные времена, Где Вы еще по-прежнему жена, А я по-прежнему Вам верен и участлив. Да будет в рамках ложь соблюдена, Когда охапкой лягут письмена И ложь подправит целое ли, часть ли.
![]() Оглавление
Восемьдесят первыйОпять циклон от скандинавов прёт,Мороз такой, что нужно прятать уши. Брожу по февралю, совсем простужен, С усов, с усами сламывая лёд. А милая моя в тепле живёт, Какой мороз, у них там дождь и лужи, Пурим не за горами. В нашей стуже Лишь масляная с водкою спасёт. Отвык я от домашнего тепла, А одного не греет одеяло. Когда ты обнажённая лежала Под ним со мной, хотя метель мела, То этой теплоты двоим хватало, Жаль, счастье то постель не сберегла. Восемьдесят второйВперёд и дальше время, между тем,Запел сверчок на личной квадратуре, В какой он затаился амбразуре И как его выкуривать, и чем? Чтоб в баночку, где был когда-то джем, Переселить певца, пусть он, в натуре, Резвится не в кухонной арматуре, Нагретых холодильниковых схем, А где-нибудь под ванной до весны. А выживет – отправится на волю И там на одуванчиковом поле, Где с ним передерутся братаны, Найдёт сверчиху тёмно-серой масти. Опять запел солист, ну, вот он, здрасьте! Восемьдесят третийМы говорим на разных языкахДвух одиночеств эры беспокойства, С надменностью совсем иного свойства, Вальяжно шелестящей на листках Письма, где даже почерк в завитках Иной, от новизны мироустройства, Безумно обретённого геройства Потерь и перемен. На медяках, Привычно приготовленных Харону, Не выстроить уют или комфорт, Мы не имеем запасных аорт И жизней нет. На полпути к Хеврону, Однажды вспомни чёрную ворону, Когда заденет чёлку ветер-норд. Восемьдесят четвёртыйЯ не могу сказать, что не могуЯ жить без Вас, поскольку существую, Хотя сказав, что юную, нагую Не помню Вас – ни в чём я не солгу. У Брэма видел птицу – пустельгу, Сравнив с тобой, нисколько не рискую, Который год по пустельге тоскую И эту боль, как скряга, берегу, Складируя иголками в стогу, И каждую иголку полирую, О дне любом с тобою памятуя, Никак стожок я этот не сожгу. Так и живу, иголки сортируя, Под сердцем на родимом берегу. Восемьдесят пятыйПрости меня, мои колокола –Совсем не то, что мы уразумели, Когда пастели или акварели Выписывала памяти юла, Поденщица, зелёная метла, Зола, отнюдь, не чеховской шинели, А несгоревшей страсти, казус белли На скатерти кухонного стола. Ещё – бессонной ночи кабала, Под темноты звенящие свирели, Разлёгшейся нахально на постели, Где ты когда-то, теплая, спала. Прости меня, слова осиротели, В отсутствие привычного тепла. Восемьдесят шестойИ если бедность измеряют в снах,То я богат, как Крёз или Рокфеллер. Дарю тебе гортензии и клевер, Охапками, как вотчины, монарх, Лицо твоё леплю на орденах Святой Елизаветы, Донны Север, И на моих фрегатах каждый леер Рисуется в каштановых тонах. И склянки бьют, и поднимают флаг Твоей, елизаветинской эпохи; Как шили солнце при царе Горохе, Твой образ шьют на главных парусах. И здравицы тебе слагают боги, Придуманные мной на небесах. Восемьдесят седьмойСгорели свечи рыжие в Пурим,По прихоти людской зажёг менору, Не потому, чтоб с богом снова ссору Затеять, мол, давай поговорим, Тут день такой, а мы в огне горим Мирских страстей, подобно светофору, – Отнюдь, отдал всего лишь дань кагору И свечи сжёг, как память по твоим Прикосновеньям, убирая копоть. А богу недостаточно плевка, И ересь одного ему мелка, – Не удосужит эту гниду слопать. А если ты все так же далека, – Я не писал стихов, не надо хлопать. Восемьдесят восьмойОпять весна, зарю поёт скворец,Задвигались снега водой проточной Под музыку капели непорочной, Всё заново начнём, а март-творец Ещё морозцем балует, наглец, И промерзают тротуары ночью, Но зелень ощущается воочью И набухают почки, наконец. Мне стукнет в этом марте сорок пять. Пришлёшь ли ты открытку с поздравленьем, Обрадуешь ли личным появленьем Или забудешь этот день опять? Не знаю, мимолётное виденье, В году грядущем что от Вас и ждать. Восемьдесят девятыйДругую жизнь никто не даст взаймы.В неспешной череде реинкарнаций, Гораздо чаще можно ошибаться, Чем ошибались в этой жизни мы, Перенеся разгул земной чумы Во лжи её нелепых перфомаций, А можно было б и застраховаться Вторично от сумы и от тюрьмы. Другая жизнь, где взять её для нас? Мне этой жизни толком не хватило. Любить тебя однажды подфартило, И той любви осталось про запас На жизнь вторую, лишь бы ты любила И там, в грядущем, как и в прошлый раз. ДевяностыйРазве опишешь словами восход,Всю экспозицию, без остановки, Миг замедляя в словах раскадровки, Белое с жёлтым пуская в расход, Цвет подбирая, но цвет-то и лжёт. Более точен размер калибровки Над горизонтом, я крышкой с зубровки Солнечный полностью скрою приход. Только корона закроет глаза Золотом пышущих протуберанцев, Мушки запрыгают в огненном танце, И на ресницах запляшет слеза, Солнце всё застит. И синь-бирюза В жёлтых оттенках цветов померанца. Девяносто первыйКлавиатурно выстроен сюжет,Хотя сонет, законченным аккордом С названием навязанным и гордым, Допустим так – Тринадцатый сонет – В ритмичности испанских кастаньет, Вдруг недоступен критикам и лордам Литературным, – горя в этом нет, Не побегу топиться в воды фьорда. Ты знаешь, что пишу тебе одной, Что проще написать, чем дозвониться, В коротких монологах объясниться И выбросить бумагу в перегной. Я столько наплодил макулатуры, Что понял сам – какие бабы дуры! Девяносто второйВы безнадёжны в выборе весны,Её основ, причуд и обертонов, Под сенью не дорических пилонов, Не в области каштана и сосны, Стране не очарованной Десны, А на песках плацдармов, полигонов, Концлагерей, в отсутствие законов Театра нескончаемой войны. А Родина всё так же пахнет вишней, Черёмухой, акацией, излишне Перечислять сиреневые сны И запахи – минуле це, колишнє, У вас весна другая, даже пышней, Но Вы ошиблись в выборе страны. Девяносто третийГде ты, где я? Игры нет призовой,Растаяли надежды, словно свечи. А дождь весенний – радуги предтеча – Привычно шелестит над головой И мокнет мир, как сахар кусковой Под водами раскатистого веча, И пустоцвет лежит руном овечьим, Погибший первым на передовой. Вернуться бы в тот яблоневый сад, Весенний сад забытого покоя, Где молоды, где время – никакое, Где любящие мы и нет утрат, Где бабушка готовила жаркое На летней печке двадцать лет назад. Девяносто четвёртыйГде я еще ни в чём не виноват,И ты еще ни в чём не виновата. Уже давно не существует сада, Где обнимал нас дикий виноград. Путь памяти довольно кривоват, Никак не тронных залов амфилада, То там провал, то водная преграда, То вовсе – кровоточащий стигмат. И я ль Иван, не помнящий родства? Вернулся жить к отеческим могилам, Хотя судьба и странами дарила, И верою другого божества. А женщина, которая любила, Которую любил – одни слова. Девяносто пятыйНе ошибайся в милостях, прошу.Я жив тобой и только в этой строчке, Где надобности нет поставить точки, Я ставлю точку. Может, и грешу Поспешностью, но не о том тужу, Что кончатся и эти вот листочки Общений наших, как и дни-денёчки Совместной жизни. После напишу Еще немало. Бог тебя храни! Для жизни, по возможности, счастливой, Стань тёщей и свекровью терпеливой, Старея, Лизка, старость обмани И не болей. Строкой велиречивой Я буду рядом, но всегда в тени. Девяносто шестойУже бесценны дни, а не векаИ в каждом радость мелкая ютится. Перун грохочет в небе колесницей И дождь весенний каплет с потолка. Подставив таз под воды ручейка, С Парнаса, может, следует спуститься К соседям сверху, где и разродиться Солидной дракой, раззудись, рука! Ну, чем не радость? Новая весна, Разбита морда, нет душевной боли, Сообразим с соседями застолье И мировую горького вина Поднимем и закусим хлебом с солью, – У русских жизнь хмельна и солона. Девяносто седьмойВот исповедь, в которой только грусть.Где ложь, где смех – не то поведал миру. Хотел бы, уподобившись сатиру, Баллады петь пастушкам наизусть И деток делать им же, ну и пусть, Что козлоногие выходят сувениры, – Так дети же, бретёры и задиры, Все в папку, с детства к девкам шусть да шусть. Идиллия, раскраска, пастораль... Красиво всё, а в жизни так паскудно, Ну, почему же память неподсудна? Её бы, подлую, на жертвенный алтарь, И выпоров, четвертовать прилюдно, А после – сжечь остатки, и не жаль. Девяносто восьмойНе верю я распятым на кресте,Был сам распят, но кое-как да выжил, В пророки, к сожалению, не вышел И до сих пор болтаюсь в темноте, – Всё боги попадаются не те, А может те, но слишком много выжиг Вокруг богов свои мастырят лыжи, Чтоб душу грешную захапать в суете. Прощай, мой крест, горит Ершалаим Холодным обжигающим неоном Предпразднично, без лишнего трезвона Приходит Песах, словно пилигрим. Прощай, моя кфарсабская мадонна, Велик ваш бог, а ты теперь под ним. Девяносто девятыйВот и пришел я ночью к: итого.Заканчивая цикл козырной даме, Присыплю лист последний лепестками Безвкусных астр, но цвета твоего, Да, жёлтыми, и потопчу ногами, Чтоб как-то пахли астры, для чего! И водки хряпну, обложив богов Не крепкими, но теплыми словами. Сворачивая с астрами рулон, Я вновь скажу: Я Вас любил... мартышка! Любовь еще быть может... – это слишком, Куда-то в штопор тянет элерон, Все, баста! Нужно ставить самогон, Эклеры печь на завтрак. Или пышки. СотыйЛюбимая, как это трудно – быть!Охальником, шутом и святотатцем, Приветствуя в замене декораций Возможность тело женское любить. И не пытаюсь донжуанство скрыть. А выйдет с командором срок стреляться, Со светскими иль с церковью подраться, – Пойду к барьеру, ёрш их всех ептыть! А всё-таки, как это трудно – быть, Жить без тебя, к тебе не прикасаясь, За прошлого соломинку цепляясь, На виселице памяти болтаясь, Не смея умереть или забыть. Прости-прощай, есть чем камин топить. Июль, август 2009 |
![]() Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:![]() Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 16.02.2025 Очаровывает поэзия Маргариты Графовой, особенно "Девятый день" и "О леснике Теодоре". Даже странно видеть автора столь мудрых стихов живой, яркой красавицей. (Видимо, казанский климат вдохновляет.) Анна-Нина Коваленко 14.02.2025 Сознаюсь, я искренне рад, что мой рассказ опубликован в журнале «Новая Литература». Перед этим он, и не раз, прошел строгий отбор, критику рецензентов. Спасибо всем, в том числе главному редактору. Переписка с редакцией всегда деликатна, уважительна, сотрудничество с Вами оставляет приятное впечатление. Так держать! Владимир Локтев 27.12.2024 Мне дорого знакомство и общение с Вами. Высоко ценю возможность публикаций в журнале «Новая Литература», которому желаю становиться всё более заметным и ярким явлением нашей культурной жизни. Получил одиннадцатый номер журнала, просмотрел, наметил к прочтению ряд материалов. Спасибо. Геннадий Литвинцев ![]()
![]() |
||
© 2001—2025 журнал «Новая Литература», Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021, 18+ 📧 newlit@newlit.ru. ☎, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 Согласие на обработку персональных данных |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|