HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Михаил Ковсан

Жрец

Обсудить

Роман

 

Новая редакция

 

  Поделиться:     
 

 

 

 

Купить в журнале за июнь 2022 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за июнь 2022 года

 

На чтение потребуется 8 часов 30 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

Опубликовано редактором: публикуется в авторской редакции, 23.06.2022
Оглавление

34. Часть вторая. 14. Воронёнок.
35. Часть вторая. 15. Мимоза.
36. Часть вторая. 16. Видение мира.

Часть вторая. 15. Мимоза.


 

 

 

Родители занимались отъездом и с удовольствием, чтобы не мешался у них под ногами, отослали на дачу, там Фоно и получил своё новое имя. С троюродным братом они не очень сдружились. У Фоно были свои дела, увлечения, интересы, он любил исчезать из дома, так что днём его почти не бывало, только, когда приезжал дед, прибегал грязный, мокрый и пыльный.

Он сидел больше дома. На речку не ходил: плавать не умел, а барахтаться в грязном песке не хотелось. Привезя много книг, целыми днями читал. Когда книги кончились, дед привёз огромные стопки, только что купленных, не ему, но читать никто не запрещал. Среди них был любимый Марк Твен. «Тома Сойера» он читал раньше, но для начала из груды выбрал его, хотя, как только книга в руки попала, настигла противная мысль, что брат, воображающий себя, конечно же, Томом, видит в нём Сида, тихоню и ябеду. Полистав, нашёл несколько мест, которые помнил прекрасно. Для начала, конечно, пещера, в которой юные жители американского Санкт-Петербурга Том и Бекки пропали. Представил себе темноту, из которой свеча вырывает светлый клочок, лабиринт, по которому те блуждали: мокрый, узкий, противный, летучих мышей, которые носятся, норовя последнюю свечу загасить. Но главным было не это. Главное, воображал себя Томом, в кромешной тьме обнимающим ревущую Бекки. Зимой, сонный и мокрый от гриппа, он полз на животе по тоннелю, отталкиваясь ногами, и каждый камешек норовил кольнуть побольней, плечи протискивались сквозь склизкие стены, бесполезно их стараясь раздвинуть, голова болталась бессильно, и думал он об одном: выползти, до света добраться. Пока полз, Беки была то с ним, то пропадала, он её звал – молчала, не откликалась, словно воды в рот набрала. А вода каплями, ручейками, тёплая и противная, забиралась ему под одежду, и, мокрый, он полз. Когда кончится бесконечный проклятый тоннель, будет свет, будет сухо, будет пахнущая цветами и летом тёплая Бекки.

Другим любимым моментом было исчезновение Тома и Гека. Прочитав, мечтал, что с ним это случится. Пропадёт, и весь город будет искать, волноваться. Только беда: одному исчезать не хотелось. Когда ехал на дачу, думал, может быть, вместе с братом исчезнет. Но понял: и в этот раз ничего не получится.

Самым классным моментом считал поступок Тома, спасшего от виселицы пьянчугу, не побоявшись назвать настоящего убийцу – индейца Джо. Запомнил эти слова наизусть: «Он стяжал себе бессмертную славу: местная газетка расхвалила его до небес. Некоторые даже предсказывали, что быть ему президентом, если его до той поры не повесят».

Однажды, когда дача кончалась, бабушка позвала Фоно, сказав, что хочет кое-чему научить. Мол, братца, как ни пыталась, не получилось, а вот у него получится обязательно. Учила, пальцы сложив, держать врастопырку, и у него, привыкшего к таким упражнениям, вышло быстро и хорошо. Только почему-то, когда жреческий жест стал получаться, не слишком обрадовалась, не в коня, к сожалению, корм. При чём тут конь, какой ещё корм?

Но было на даче и общее дело. Под вечер брали бидон и по металлической кружке. Отправлялись в деревню за молоком. Бабушка поправляла: «Не за молоком – за парным!», полагая свежее молоко лекарством от всевозможных болезней. Когда Фоно от похода хотел отвертеться, прибегала к крайнему средству, обещая деду всё рассказать. Похоже, тот к чудодейственной силе парного относился скептически, но, не желая бабушкин авторитет подрывать, что-то мычал, но сам молоко, хоть парное, хоть из бутылки, не пил.

Походы могли обернуться делом приятным и скверным. Вопрос, кто будет доить. Им велено было являться, когда дойку лишь начинали. Стояли, смотрели, как из коровьих сосков брызжет в ведро молоко, сперва звонко ударяя струёй о металл, а потом, когда ведро наполнялось, струя тоненьким водопадом лилась глуховато. Пенилось, пузырилось и лопалось, похоже на такие грибы, которые наступишь ногой – взрываются противным коричневым дымом. Когда пенная поверхность слегка оседала, им наливали по кружке, они выпивали, брали полный бидон и – домой. Впрочем, частенько – особенно если дома не было деда – братец по дороге сбегал, и домой он тащился один.

Как доят, смотреть интересно, но пить молоко, к тому же парное, противно. Особенно, когда доила старуха Матрёна, толстая, с огромною грудью, переваливающейся через край желтоватой застиранной кофты, с ногами, похожими на коровьи, красноватыми в синих прожилках.

Другое дело, когда на скамеечку перед выменем садилась Ириша. На неё глядя, он думал: как у такой коровы может родиться такая славная дочь? Года на два, на три их старше, светловолосая, тонкорукая, коленки сжаты, короткое платьице. Наливая им молоко, всегда улыбалась. Считал, что только ему, ведь он в ответ ей тоже всегда улыбался. Когда доила Ириша, пить молоко было не очень противно, а возвращаться домой одному скучно не очень.

 

Ранним утром ехал из аэропорта и незадолго до поворота на монастырь попросил водителя остановиться. Подошёл к обрыву, сделав шаг от асфальтовой кромки. Под ним – ущелье: ведро с пузырящимся парным молоком. Как сказали бы греки, чаша с молоком парным белопенным.

Вспомнил другое ущелье. Мгновение встречи с ним ждал долго с отчаянным нетерпением. Наступило внезапно. Дельфы, вынырнув из ущелья, орлом вокруг пропасти воспарили, над ними – обе вершины Парнаса. Зажмурив глаза, представил: статуи рядами на священной дороге, к Храму ведущей, за ним – пещера, из которой рвутся пары, несущие пифии дерзкое, безумное вдохновение.

Солнце взошло, лучи, буравя белую в клочьях поверхность, пытались, проникнув, добраться до истины, до сердцевины. Под лучами молоко оседало медленно, неохотно. Солнце было настойчивым: миг – и коснулось макушки одного из пяти тёмно-зелёных когда-то, а ныне весёлых куполов золотых. Встретившись с солнечным светом, купол и крест брызнули, засверкали, всё вокруг задрожало. Ещё мгновенье, минута, и белая тонкая полоса съёжилась, скуксилась, стушевалась, выстелив дно ущелья. Туман, в последний миг задрожав, вздрогнув, иссяк, обнажая светло-зелёные склоны, ленты террас, объемлющих гору, на склоне которой, как на Парнасе Храм Аполлона, вырастал пятикупольный храм, чьи золочёные шлемы в жажде сапфирового откровения кресты возносили.

Стоя у самого края, в полушаге обрыв, паденье, исчезновенье, тонкий запах мимозы вдыхает: то ли дерево, то ли куст, с корнем нестойким и неглубоким, едва проникающим в землю. Рядом с мимозой, буколической, словно флейта, полнотело и грубо, из глубин земли вырастая, змеится лоза: след заброшенного в давние времена виноградника, бывшего здесь тогда, когда ни дороги, ни церкви не было и в помине, разве что в Дельфах, на склоне Парнаса к небесам восходили стены Аполлонова храма.

Корнями цепляясь за бездну, грелась с сотворения мира на солнце маслина с редкими крошечными плодами. Но случится садовник, год, два, на третий воспрянет, корни, дотянувшись до бездны, будут пить сочную воду, а солнца хватит на всех: и лозе, и мимозе, и старой маслине.

Поверхностные и глубокие, толстые, узкие, корни, пронзая гору, её изнутри укрепляли, террасы энтропию предотвращали.На вершине, век от века друг друга сменяя, возникали и исчезали из камня, огня, из дыма жертвенники племён и народов, приходивших и уходивших, рождавшихся, умиравших.

Покрываясь серой золой, как патиной бронза, камни жертвенника раскалялись, благоволение Господа призывая. Жрецы молча служение совершали, и дым – на все времена и племена – восходил такой, как вчера: то стелясь, то возносясь, воле Творца покоряясь.

Из рассеявшегося тумана выползло тучное стадо коров, пожирающих тёмно-зелёные тяжёлые травы, и подвижные козы, стремительно объедающие лёгкие светло-зелёные листья.

К этому месту в туман или ярким солнечным утром он с тех пор приходил, случалось, чаще, случалось, реже, но ни разу ничего нового не увидел и не стремился. Приходил перечитать тот единственный миг.

Полёт, дорога, ущелье, в котором играет и пузырится звонкое молоко.

Над жертвенником и горой жидким, не жарким огнём – белопенный, размытый след пролитого молока. Отгрохотав, самолёт, порушивший пастораль, задрожав, исчез, растворился.

 

Пахло мимозой. Хотя там, в самолёте, сидя за ней, вытянув шею, словно хотел лучше увидеть что-то в иллюминаторе, а на самом деле приблизившись к её волосам и затылку с колечком, тонким, едва заметным, словно лёгкий дымок, там, в самолёте, он вовсе не знал, что так пахнет мимоза. Был запах, нежный, тонкий, влекущий, но не было слова. Мимоза? Что-то грузинское, в кепке и дорогое: сумасшедший базар, Восьмое марта, идиотизм.

В самолёт вначале впустили летевших в нём раньше. Он кружил по Сибири, собирая сумевших в начале весны из снега, холода, грязи смыться, исчезнуть, на юг убежать, на синее море.

Ему было четырнадцать, он тянулся всё выше и становился всё тоньше. То ли трудности роста, то ли другое, никому неизвестное, но под конец зимы, едва потеплело, на него напал нескончаемый насморк, который он заливал, как водою пожар, бесконечными каплями, и к тому невыносимо чесучая сыпь. Чесалось везде, особенно там, где прилюдно чесаться никак невозможно. Друг семьи, врач-аллерголог, как и родители, сбежавший в Сибирь, где было вольготней, предложил варианты. Их было два. Один: лекарства, лекарства, лекарства. Будет толк, какой – непонятно. Конечно, будем лечить. Вылечим, когда всё пройдёт. Другой: на юг, желательно с морем, Карибским, Чёрным, замечательно – Средиземным. Юноша, какое море желаете?

Выбор был сделан не им, но временем и родителями. Карибское со Средиземным были, как выразился отец, далеко. А в Батуми, в Аджарии жила его тётка-гречанка по имени – оказалось, он не шутил – Пенелопа.

– Вот к ней и поедет.

– Как поедет? Один?

– Не поедет, а полетит.

– Как же школа? У него ведь экзамен?

– А для чего каждый вечер ты треп… – Тут папа запнулся, и, исправившись, заключил, – беседуешь с Инной.

Инна была, во-первых, подругой, тоже из беженцев. Из Европы сбежавшие, они себя с гордостью и затаённым ехидством так называли, в не слишком родной и привычной Сибири в стаю сбиваясь. Во-вторых, выслужилась в большие начальницы по просвещенческой части.

От аллергии, грязи, Сибири летел, запах мимозы вдыхая, к тётке по имени Пенелопа. И хоть Гомера он не читал, но про Пенелопу и Одиссея был всё же наслышан. То ли мимоза в самолёте и сразу за домом, в котором досталась задняя комната с видом на заросли, то ли высокая и костлявая, вопреки общему мнению добрая Пенелопа, но на следующий день по прилёте из носа уже не текло и зуд прекратился. С трудом дозвонившись, папа-мама были в восторге: аллергия исчезла, они со спокойной совестью могут от него отдохнуть. Но чудо было не в том, что аллергия исчезла. Чудо было в мимозе. После посадки мелькнув, они с мамой нырнули в такси, а он, зацелованный тёткой – в твоём возрасте отец был точно таким – оказался в машине одного из племянников Пенелопы.

Чудо случилось! Он её встретил на улице, около дома и проследил: они с матерью поселились в трёх минутах ходьбы.

Чудо чудом, а как снова вдохнуть запах мимозы? Он решил так. Надо больше гулять, а поскольку Пенелопа далеко его отпускать не хотела, то скажет ей, что будет гулять рядом с домом, поблизости. Пенелопа была просто в восторге: во-первых, аллергия прошла, во-вторых, очень послушный ребёнок. Не может нарадоваться. Это всё маме. А папе: «На тебя – ты не помнишь, что был хулиганом? – совсем не похож. Чудный ребёнок». Отец, видимо, фыркнул в ответ, удивившись и не слишком поверив. А зря. Дома был тихим, нередко демонстрируя точность пословицы о чертях и омуте.

Стал гулять утром, вечером, днём. Улица и примыкающий парк стали противны до тошноты, как на даче, где к славным реке и песку прилагалось пузырящееся, парное, особенно омерзительное, когда доила толстая тётка, тошнотное молоко. На даче прозвали Фоно, хотя занятия музыкой и забросил, прозвище сохранилось, крепко прилипнув. На море он не ходил, отговариваясь холодной водой. На самом деле появиться на море было бы мукой: на море одетым не ходят. Зимой с аллергией его постигла другая беда: словно чёрной травой, ноги обросли волосами. К тому же, лишь представлял себе пляж полуголый, становилось не по себе, низ живота набухал мучительно тянущей болью.

Заросли мимозы из зелёных давно стали жёлтыми, затем запылились и потускнели. Сперва пахло нежно, едва ощутимо. Затем настойчиво, сладостно. Но и теперь, когда пахло горько, неотвратимо, встретить её не удавалось. Наконец, после месяца наблюдений его страдания были вознаграждены.

Увидел!

Был на другом конце улицы и побежал. Добежал: шофёр ставит сумки и чемоданы в багажник. Они уезжали.

Когда скрылись, постоял минуту-другую, не зная, что делать, и вдруг сорвался: уехала, но мимоза была в его власти, и он сотворил ритуальное мщение, устроив костёр из веток мимозы, которые гореть не желали, сколько он ни старался, подкладывая газеты, с разных сторон поджигая. От сырых веток появлялись клочочки сероватого дыма, обрывки газет ветер разносил по округе. В конце концов надоело. Ногой расшвырял неудавшийся жертвенник, наломал ещё несколько веток мимозы, чей аромат заместился запахом гари, и потелепал к Пенелопе, слёзы кулаком вытирая.

«Иди умойся», – встретила его, сообщив, что завтра утром она едет в горы, в село – название не запомнил – участвовать в ритуале, который только там, в горах сохранился. Было скучно, и стал напрашиваться. Пенелопа долго отнекивалась, но упросил. Поехали рано. Повёз родственник Пенелопы – сжав губы: «Седьмая вода на киселе» – за всю дорогу не проронивший ни слова. Зато она говорила без перерыва, рассказывая о местах, которые проезжали. Все эти деревни – в этом была совершенно уверена – когда-то, даже не так давно, ну, лет двадцать-тридцать назад, населяли одни только греки. Потом в них поселились чужие, и, вот, смотрите – проезжали мимо заколоченной церкви – ничего нашего не осталось.

Спешили, едва поспели, пристроились в хвост длинной процессии. Что там, в голове, сразу он не увидел, люди в белых одеждах, многие в венках из цветов тянулись по узким каменным улочкам. Каменными были стены домов. Камнем вымощены улицы. На горе каменным грибом растущая церковь. Понял, туда и взбираются. Идут медленно. Но и такая ходьба Пенелопе не слишком по силам. Когда последними добираются, едва находят местечко на пятачке, который площадью величают, за ней церковь к скале прилепилась. И впрямь, похожа на гриб. Перед церковью большой плоский камень. Перед ним замученный слепнями и мухами бык: рога позолочены, разноцветными лентами разукрашен. Ленты опадают бессильно. Хотя бы маленький ветерок. Расшевелил, оживил бы быка. С ним рядом флейтист. Звуки в зное едва шевелятся. По другую сторону девушка в белом. Держит корзину. За камнем костёр, не зажжённый. Вдруг толпа колыхнулась, отпрянув от каменных стен. Кувшином с водой обносили. Людей много. Кувшинов лишь два, медленно шедших по кругу, друг другу навстречу. Подошли и к ним с Пенелопой. И они руки помыли. «Омовение рук», – громко, даже бык её шёпот услышал, в ухо подула. Воду полили и на быка и ему в корыто налили. Бык оживился. Хвост быстрей завертелся, отгоняя мух и слепней. Опять по кругу, на сей раз корзины. Каждый, взяв ячменные зёрна, швырял их: кто поближе – на плоский камень и на быка, кто подальше – на землю. После этого к девушке в белом, стоящей с корзиной возле быка, подошёл бородатый. Выудил нож, чем-то белым прикрытый. Осмотрел, повертел: глядите, всё без обмана. Тем временем за камнем костёр разожгли, и, срезав со лба быка рыжеватый клок шерсти, бородатый бросил в огонь. Что потом, сначала не понял. Возле шеи быка мгновенно сверкнуло. Взвизгнула Пенелопа, вслед за ней женщины завизжали, на камень хлынуло красное. Бык зашатался. Ленты развились. Рога заблистали. Колени быка подогнулись, качнувшись, он рухнул на землю.

Люди хлынули к камню, пальцы в кровь окуная, на лбу крест рисовали.

Замутило. Отпрянул, вжавшись в стену из камня.

Пенелопа, ринувшаяся к быку окунать в кровь свои пальцы, обернулась и отпрянула вслед за ним.

Внимательно поглядев, взяв за руку, вниз потащила. Когда спустились к машине, почувствовал дым: на верху жарили мясо.

Обратно ехали молча. Даже Пенелопа молчала. Лишь подъезжая, взглянув на него и решив, что оклемался, промолвила: «Жертвоприношение – общая трапеза. – Сделала паузу, словно забыла и вспоминала. – Всевышнего и людей».

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в июне 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

Номер журнала «Новая Литература» за июнь 2022 года

 

 

 

  Поделиться:     
 

Оглавление

34. Часть вторая. 14. Воронёнок.
35. Часть вторая. 15. Мимоза.
36. Часть вторая. 16. Видение мира.
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!