Жрец

 

Новая редакция

 

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за июнь 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 8 часов 30 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Воронёнка искали три дня и три ночи. Вначале в лагере, затем вокруг городских стен, потом послали отряды прочесать всю окрестность. Допрашивали легионеров, дежуривших в ночь, допрашивали слуг, но даже намёка на то, куда, зачем, почему Вороненок исчез, не нашли.

Нашли лишь колечко, которое Важный ему подарил: тусклый бриллиант, мутное золото. Воронёнок часто играл с ним. Тогда золото, камень ярко блестели.

Три дня он не спал, участвуя в поисках, сжав волю в кулак: в трудные минуты это умел. Лицо – окаменевшая маска – не выпускало наружу намёка на чувства, которые в нём бушевали. Да, этому научился. Истинный римлянин, чувств не выказывающий никогда никому. Подавляя бушевавший вулкан, заставлял себя думать, разматывая нить с той минуты, когда случайно нашёл Вороненка. Что мальчишку к нему потянуло? Почему он бежал? Чего ему не хватало? Что-то влекло? На любой из этих вопросов давал не один, много ответов. Слишком много, чтобы хоть один из них был правдив.

Через неделю после того, как в пролом под дождём стрел, под лавами горящей смолы и гортанных проклятий храбрецы Десятого устремились, и полились ручьи, реки крови, впадая в море у Храма, после того, как Святилище зажгли и разграбили – с трудом удалось самое ценное у пьяных от добычи и крови отбить для триумфа – через неделю видевший это издалека, от порога шатра Воронёнок исчез.

Исчез. Растворился в тумане? Пропал в черноте, ночной, беззвёздной, безлунной? Провалился сквозь землю, в преисподнюю? Или разверзлась земля, обглоданные червями скелеты поднялись из преисподней на землю и в огне сожгли Воронёнка? Молоху в жертву его принесли, как об этом говорили пророки? Вознёсся с жертвенным дымом, в сапфировой тверди растаял и теперь одесную от Всевышнего в сонме ангелов Творца воспевает?

В детстве дядя, уча складывать пальцы в жреческом жесте, неустанно ему повторял: «Ты родился жрецом Единого Бога. Ты – жрец Всемогущего Бога Живого». Потом детским друзьям с гордостью говорил: «Я родился жрецом Единого Бога. Я – жрец Всемогущего Бога Живого». Одни молча завидовали. Другие смеялись. Третьи лезли на него с кулаками. Первых он называл своими друзьями. Вторых презирал. С третьими дрался. А теперь? Попробовал, сложил пальцы, как некогда в детстве. Получилось не очень. Тренируйся всегда, постоянно, иначе забудешь, и в нужный момент не получится. Это дядя из мёртвого мрака, из прошлого, из преисподней. Выходит, дядя, философ Филон был прав? Вот, момент наступил – не получилось. Зачем это ему? Хотел страх отогнать? Разве поможет?

Страх в его доме давно и навсегда поселился. Где живёт он, римлянин, полководец, там живёт страх. Переменит жильё – за ним вслед. Липкий, потный, вонючий. Страх приходит с удушливым потом, не давая дышать, что самой малой твари доступно. Твари малой доступно, а ему, гордому римлянину, недоступно?

В жаркий день лицо, тело его Воронёнка блестело: капли росы в утренней светлой мгле предрассветной. Едва заметный чистый, словно едва зажелтевшей мимозы застенчивый запах, лёгкий, льдистый, летучий. Перед ним, нежно звучным, вонючий, удушливый страх уходил, исчезал, забывался. Знал: на мгновенье, минуту, на час. Но было в тот миг всё равно. Что время, что вечность? Ничто, ничтожность, пустое. Миг, мгновенье, момент – вот и вся жизнь, всё его бытие, земное и неземное блаженство, вся его вечность.

По утрам, солнцем разбуженный, метался, выгибался и прыгал – схватить, достать, уловить. Но луч не давался, был стремительней и ловчее самого быстрого и ловкого человека. Луч солнца. Не дающийся Воронёнок.

Ночью луна, к концу месяца вошедшая в зрелую мудрую силу, из темноты выхватывала то руку, то щёку, то ложбинку, как тонкий лесной ручеек, плывущую вдоль спины. Всё светилось, возвращая ему сострадание, ночным светилом дарованное утешение.

Мальчишка пришёл в его жизнь даровать утешение, боли утишить. Ничто не исцелит, никогда не уврачует. Только смягчит страдания прокажённого. И это – великая милость Бога или богов, а может, судьбы. Воронёнок был с ним всегда: каждый день, каждый час, каждый миг. Нет, неправда, иногда уходил. Сядет, голову обхватит руками, лица не видно, локти на колени поставит, в одну линию соединив ноги и руки, всего себя из мира убрав, и сидит, далеко-далеко, в себя прежнего уходя, от себя нынешнего убегая.

Так никогда не узнал настоящего имени Воронёнка. Казалось, что тебе в имени? Но почему-то с каждым днём становилось всё тяжелей от того, что имени он не знал. Что мог поделать? Выманить имя, как сделала это Исида?

Эту сказку слышал в Александрии ребёнком. Задумала в сердце своём Исида богинею стать, править на земле и на небе. Для этого нужно похитить у Великого бога его великое имя, дающее власть над другими богами и над людьми. Задумав – исполнила. Изо рта постаревшего бога капала на землю слюна. Подобрав слюну, перемешала с землёй, слепила змею, положила её на тропу, по которой каждый день бог нисходил в свое двуединое царство. Однажды змея его укусила. Яд заструился по божественным жилам. Великий бог, сражённый действием яда, зовёт на помощь богов, чья власть небес достигает. Среди других явилась Исида. Её уста полны дыхания жизни, чары боль прогоняют, слова способны оживить даже мёртвых. Увидев ее, Великий бог говорит:

– Я холодней воды, я жарче огня, я весь дрожу, взор мой блуждает, не вижу я неба.

Отвечала Исида:

– Назови своё имя, жить будет только по имени названный.

– Я сотворил небо и землю, я воздвиг горы, я создал моря, как завесу, протянул два горизонта. Когда открываю глаза, становится в мире светло. Когда веки смыкаю, воцаряется тьма. Я тот, по чьему приказу Нил выходит из берегов. Я тот, чьё имя неизвестно даже богам.

Действие яда сильней, Великий бог уже не может ступать по земле.

– Ты не открыл имя своё, – повторила Исида. – Открой мне его, и яд силу свою потеряет. Только названный по имени пребудет в живых.

Жарче пламени яд обжигает – сказал:

– Пусть имя моё из моей груди в её грудь перейдёт.

Сказав это, великий Ра скрылся от взора богов, место его на корабле вечности опустело. Имя стало известно Исиде.

Может, и Воронёнок поступил, как Исида, похитив вместе с любовью и имя? Подкрался ночью, как лекарь, ласками боль притупил, извлёк из груди имя и сердце, в свою грудь пересадил?

В последнее время часто думал о будущем – своём и Воронёнка. Он будет всадником. Почему бы и нет? Разве Тит не обязан его наградить? Разве не понимает, что этот город разрушил и сжёг не он, римлянин, а бывший еврей? Понимает. И наградит. Всадник? Для Тита сущий пустяк. Затем усыновит Воронёнка. Наймёт самых лучших учителей, те сделают из мальчишки гордого властителя мира. А когда детскую тогу с полосою пурпурной сменит на взрослую белоснежную, когда побреется в первый раз и сбритое в жертву богам принесёт, а остальное уложит в золотую шкатулку, тогда самых знатных он созовёт. Может, явится сам император, Веспасиан или Тит, ему всё равно. Он представит им взрослого Воронёнка своим законным наследником. Ни Бог, ни боги ему ни к чему. Веспасиан и Тит его боги. Боги бессмертны? Бессмертны, пока люди молятся им. Перестают – умирают. Вот он перестал им молиться, значит, боги исчезли, умерли, в небытии растворились. Не для других, для него? Ну, и прекрасно! Значит, он силён, почти всемогущ, а те слабы, бессильны. А может, его бог Воронёнок? Слабый и беззащитный, возникший из небытия, ушедший в небытие. Разве такой может быть богом?

Убогий бог?!

Бог убогий?!

Когда тоска железными крючьями кожу с тебя, живого, сдирает, когда ещё живого тебя приколачивают к кресту, когда под плевки, под палящим солнцем, под жадные жуткие клювы вороньего грая тебя на вершине горы на кресте поднимают, тогда с небес Воронёнок слетает – высосать боль, слизать сосущую душу тоску.

– За что, Господи, меня наказал? За что живым швырнул в преисподнюю?

В бессилии сполз на землю.

– Шма, Исраэль! Слушай, Израиль!

 

Расставшись, спустя несколько месяцев случайно обнаружил колечко, которое когда-то ей подарил. Бирюза меняла свой цвет от зеленоватого до голубого то ли в зависимости от освещения, то ли, как она утверждала, в зависимости от настроения. Спросил: «Чьего настроения?» Промолчала. Вспомнил: рыскала по квартире. Искала? Рыскала: глазами, скрытными, рысьими, руками-ногами настойчиво суетливыми. Искала и не нашла. Он не искал – и нашёл. Ей оно было надо, он в мусорное ведро зашвырнул.

Почему-то считала, что очень похожа на серовскую девочку, ту, в белой блузке, персики на столе. Персики обожала. Единственное к чему не была равнодушна.

Впрочем, может, не прав. Похоже, к нему не была равнодушной: ненавидела тошно, завистливо, тайно. Как любил говаривать дед, тогда и постольку, когда и насколько к нему была благосклонна фортуна. Тогда в квартире при полном солнечном свете становилось темно, в углах шевелилась сырая, жирная, липкая мгла. Словно были повязаны намертво. Сообщающиеся сосуды: у кого прибавится, на столько убавится у другого.

Совершив первое в жизни истинное, большое служение, сев в машину, тотчас ей позвонил. Поздравила коротко, хрипло и в нос.

– Ты простудилась? Что-нибудь от кашля-насморка привезти?

– Всё в порядке. Не надо. – И повесила трубку.

Ехать домой расхотелось. Так, не выключив зажигание, и стоял: руки на руль положив, уголки губ опущены, то ли брезгливо, то ли презрительно.

Глаза закрыл, успокаиваясь, вспоминая. Они спускаются к берегу, и горьковатый запах засохших трав сменяется сладковатым – водорослей тягучих, зелёных, гниющих.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в июне 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: