Жрец

 

Новая редакция

 

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за июнь 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 8 часов 30 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Он был из династии, прервавшейся на отце. Тот в 1953 году был на втором курсе мединститута и, как говорили коллеги деда, подавал неплохие надежды. Лгать, своим в особенности, в их среде было не принято. 14 января, на второй день после начала дела врачей, вооружившись справкой о плохом состоянии нервной системы, которая отражала реальное положение дел, отец взял академотпуск, а когда улеглось, возвращаться не стал, поступив осенью в политех, и всю недолгую жизнь протирал штаны в проектном институте, где дорос до должности руководителя группы. Он пошёл в деда, жреца милостью Божьей, порой совершавшего то, что тогда с тем оборудованием и знаниями совершить было никак невозможно. Всю войну провёл в операционной, безнадёжных спасая. От всех административных постов бежал чёртом от ладана. В нежелании распоряжаться, командовать, повелевать тоже в деда пошёл. Отец был единственным ребёнком в семье. Поступив в политех, тотчас женился, словно хотел в семейном быту утопить незадавшуюся карьеру. Жили все вместе в большой, по тем временам роскошной квартире в пяти минутах от центра в мрачноватом доме – кооперативе врачей, построенном до войны. Дед называл их дом не медицинским, а географическим. В справедливости чего каждый мог убедиться, задирая голову к указателю: Житомирские, Белоцерковские, Каневские.

Из этого дома уезжали без деда, любившего в своё время потешаться над свиноподобным вождём, храня в письменном столе номер «Правды», всю его жизнь перевернувший. Бабушка дедовы бумаги не трогала, словно боясь прикоснуться к непозволительному, но не запретила, когда это решил сделать он. Стол стоял несуразно в углу, ящиками к стене.

– Ты не против, если я посмотрю дедовы ящики? – кивнул в сторону угла со столом.

– Тебя что интересует? – похоже, идея бабушке не слишком понравилась, но в невинной просьбе как отказать? Будь постарше, так напролом не полез бы. Но у юности свои права, в том числе на бестактность. Нежелание почувствовал, но оно не остановило. В конце концов, если не хочешь, скажи нет или не время. Мало ли что. Настойчиво повторил:

– Так ты не против?

Замялась, сделав последнюю попытку от него отвертеться:

– Может, как-нибудь в другой раз. Вместе посмотрим.

Этого как раз не хотелось.

– Мне надо сейчас. Если против, скажи однозначно.

– Смотри. – Повернулась и быстрым шагом вышла из комнаты. Почти выбежала, не оглядываясь.

Повернул стол. Заскрипел, и, процарапав паркет, нехотя, но поддался. Ничего интересного не было: ни оружия, ни патронов, какие-то бумажки, квитанции, разная пустяшная чепуха. Только в широком верхнем ящике, который сподручней всего использовать для самых нужных бумаг, лежала «Правда» от 13 января 1953 года. Сложена так, чтобы сразу увидеть на четвёртой странице статью «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». Несколько абзацев отчёркнуты.

 

Кому же служили эти изверги? Кто направлял преступную террористическую и вредительскую деятельность этих подлых изменников Родины? Какой цели хотели они добиться в результате убийства активных деятелей Советского государства?

Установлено, что все участники террористической группы врачей состояли на службе у иностранных разведок, продали им душу и тело, являлись их наёмными платными агентами.

 

В СССР безраздельно господствуют социалистические отношения. Советский народ одержал беспримерную в истории победу в Великой Отечественной войне. В невиданно короткий срок ликвидировал тяжёлые последствия войны. На всех участках хозяйственного и культурного строительства мы имеем успехи. Из этих фактов некоторые люди делают вывод, что теперь уже снята опасность вредительства, диверсий, шпионажа, что заправилы капиталистического мира могут отказаться от своих попыток вести подрывную деятельность против СССР.

Но так думать и рассуждать могут только правые оппортунисты, люди, стоящие на антимарксистской точке зрения «затухания» классовой борьбы. Они не понимают или не могут понять, что наши успехи ведут не к затуханию, а к обострению борьбы, что чем успешнее будет наше продвижение вперёд, тем острее будет борьба врагов народа, обречённых на гибель, доведённых до отчаяния.

Органы государственной безопасности не вскрыли вовремя вредительской террористической организации среди врачей. Между тем эти органы должны были быть особенно бдительными, так как история уже знает примеры, когда под маской врачей действовали подлые убийцы и изменники Родины, вроде «врачей» Левина, Плетнёва, которые по заданию врагов Советского Союза умертвили путём умышленно неправильного лечения великого русского писателя А.М. Горького, выдающихся деятелей Советского государства В.В. Куйбышева и В.Р. Менжинского.

 

Под газетой лежала тонкая книжечка: Лион Фейхтвангер, Москва 1937. Отчёт о поездке для моих друзей. Перевод с немецкого. Художественная литература. 1937.

Скучное чтение. В одном месте отчёркнуто: «Сталин. На портретах Сталин производит впечатление высокого, широкоплечего, представительного человека. В жизни он скорее небольшого роста, худощав; в просторной комнате Кремля, где я с ним встретился, он был как-то незаметен».

Под Фейхтвангером мартовский номер «Крокодила» за 1953 год, раскрытый на фельетоне Василия Ардаматского «Пиня из Жмеринки», а под ним ещё один номер «Правды» с фельетоном «Простаки и проходимцы», в котором простые советские люди русской национальности изображались обманутыми простаками, а евреи – мошенниками.

Рассказ о тринадцатом января в жизни деда-жреца слышал от бабушки не раз и не два. Сразу после утреннего чая дед проверял почтовый ящик, который в те времена крепился на дверь. После событий последних космополитических и безродных лет давно ожидал чего-то подобного, приговаривая: «Если в одной руке гвоздь, а в другой молоток, то молоток по гвоздю ударит, и дай Бог, чтобы удар не пришёлся по пальцу». Пророчество сбылось. Но не сразу. К подобному повороту дед был готов. На этот счёт был давно продуманный план. Один из его друзей ещё до войны подобным образом спасся. Когда тучи сгустились и счёт шёл на дни, а может, и на часы, тот, рассудив трезво и здраво, исчез, растворившись в огромной стране. Друг был академиком и в силу этого или же вопреки рассудил, что органам, выполняющим план и взявшим повышенные обязательства к какой-то там годовщине, искать его недосуг. Да и пойди иголку найди.

У деда, как у многих, наготове стоял чемодан. Точнее два. Один – на случай ареста, другой – если придётся бежать. Показав жене «Правду», дед отправился на вокзал, купил билет через Москву в Красноярск. Там в районной больнице главным врачом служил санитар фронтового госпиталя, после войны ставший его студентом. За год до «Правды» тот приезжал, они полночи шептались. После вокзала дед отправился в операционную. Его ждали и волновались: запаздывал, чего никогда не случалось. Белые халаты в недоумении нервничали и ожидали.

Ждали жреца.

Никому ничего не объясняя, жрец встал к столу. Исполнив долг и обменявшись с ассистентом несколькими словами, позвонил бабушке, и та – опаздывал, заехать не успевал – привезла чемодан на вокзал. На перрон дед её не пустил, и они, не имея понятия на сколько, расстались без поцелуев и без объятий. Дед был известен, кто-то мог случайно узнать, а потом столь же случайно проговориться. В доносчиков – несмотря на факты – не верил. А может, эту гадкую мысль от себя отгонял. Тут же на вокзальной почте бабушка дала телеграмму, которую посторонний не понял бы никогда. Из неё следовало, какого числа поезд доберётся до Красноярска. В этот день бывший санитар и студент приедет на красноярский вокзал.

Дед не ошибся. На следующий день после отъезда за ним пришли. Не домой – на работу. Книжечками мелькнув, зашли в отделение и дальше, словно зная дорогу, в его кабинет. Безапелляционно вежливы, одеты в цивильное добротно и одинаково, решительно дверь отворили, взметнув секретаршу со стула. Услышав, что профессора нет, ринулись к телефону, выпроводив за дверь секретаршу. Потом позвали обратно: «Где товарищ профессор? Когда он будет? Когда в последний раз она его видела?» Потом позвали других. Те же ответы: «Не знаю. Он не сказал. Вчера». Ушли, оставив номера телефонов: «Придёт, звоните немедленно». Завтра снова пришли. Потом через день-два наведывался один из них, в первый визит не сказавший ни слова. Затем и тот приходил всё реже и реже, пока не исчез. В то время у безапелляционно вежливых было много забот. Не до деда.

История часто полна иронии. На этот раз она была саркастична.

Санитар-студент был главным врачом районной больницы в посёлке Шушенское. Дед, сбежав, там пробыл до осени. Хотел вернуться сразу после великого горя, но главврач-студент-санитар не пустил: «Господь с вами, бережёного Бог бережёт. В кои веки отпуск у вас, отдыхайте, купайтесь, хотите – пойдём по грибы, хотите – организуем рыбалку или охоту». Жил дед в просторной квартире главврача при больнице. Больница была ещё земская. Тогда на врачах не экономили. Поначалу сидел в доме безвылазно, а когда Тараканище гикнулся, стал появляться в больнице, где был представлен консультантом-хирургом. Когда случался тяжёлый, особенно с неясным диагнозом, деда по его настоятельной просьбе призывали к служению. Кстати, страшно удивился, даже расстроился, узнав, что Чуковский опубликовал «Тараканище» задолго до воцарения. Ещё расстроился (слава Богу, задним числом), что выбрал не совсем надёжный выход, так думал потом.

– Надо было в цыганский табор податься, там бы вовек не нашли.

– Переодеться медведем, на задних лапах публику тешить. – К бабушке вернулась язвительность.

– Зря, как всегда, вы, голубушка, зря. Один мой знакомый…

– Переоделся медведем и играл на ярмарке на балалайке.

Дед обиженно замолчал. Но ненадолго, впечатлениями был переполнен и рассказал о фонтане на площади перед больницей, где приютили: бетонная пионерка держала в руках брандспойт, из которого била струя. Произнеся пожарное слово, дед, к бабушкиному уху склонясь, беззвучно добавил «ну точно», причмокнув губами. Он тогда всё понял прекрасно, как и то, что понимание обнаруживать совершенно не стоит. Пионерка с брандспойтом? Бывает.

В таких случаях бабушка обыкновенно переходила на идиш, которым дед владел плохо, многое переспрашивал, из чего он умудрялся обо всём догадаться. Манеру шептать на ухо усвоила их домработница Нюра, которая однажды, его внимание привлекая, зашептала подруге, к ней забежавшей, быстро, сбивчиво, словно боясь слова расплескать: что-то про бабушку, мраморную лестницу и побирушку. Прислушавшись, понял. В доме, где с родителями до замужества жила тогда ещё, конечно, не бабушка, была роскошная лестница: мрамор, правда, немного побитый, зеркало на стене у самого входа, правда, всё в трещинах. А у дома вместе с трупами валялись полуживые. Одна девушка с длинной косой (подумал: про косу-то зачем?) позвонила – дверь не открыли. В это время бабушка спускалась по лестнице. Увидев, вернулась и вынесла хлеб. Съев весь, та умерла. С голоду надо есть чуть-чуть, осторожно. С тех пор бабушка это мучительно вспоминает.

Вернувшись, утром дед отправился как ни в чём не бывало на службу. Тон был взят очень верный. Все всё понимали. Доброжелатели радовались не шумно, одними глазами. Недруги угрюмо молчали. После этого отпуска в дедовом лексиконе появилось им же изобретённое: одно-ссыльчане, к которым причислял декабристов, М.В. Петрашевского и Ульянова Вову. Когда из рыбы вытаскивал кость, приговаривал: «Большая, однако, Шушь» – так называлась река, впадающая в Енисей, давшая название месту изгнания и спасения. Тогда же явилось и выражение «как шушь в горле». Слово «кость» из его словаря исчезло прочно и навсегда. Не осведомлённым дед пояснял: «Шушь в переводе с тюркских кость означает».

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в июне 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: