«Я вырос в ленинградскую блокаду»: внутренний и внешний враг в знаменитой песне Высоцкого

 

Автор: Вера Круглова

 

Идея проекта: Анна Круглова

 

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за октябрь 2023:

 

На чтение потребуется 9 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Песня «Я вырос в ленинградскую блокаду» принадлежит циклу раннего, «хулиганского» творчества Владимира Высоцкого. Москвич по рождению и сути, Владимир Семёнович к городу на Неве относился трепетно и с любовью: Ленинград стал для него, как для поэта, точкой отсчёта. Высоцкого даже называли «бардом с Чёрной речки», потому что его дебютная композиция – блатная – сложилась именно там, во время прогулки по набережной.

 

Вот как вспоминал об этом сам автор: «Я первую песню свою написал в Ленинграде... Ехал однажды в автобусе и увидел впереди себя – это летом было – впереди себя человека. У него была распахнута рубаха, и на груди была татуировка – женщина нарисована была, красивая женщина. И внизу было написано: «Люба! Я тебя не забуду!». Ну, и... и вот. Потом я написал такую песню, которая называется «Татуировка», но, правда, вместо «Любы» для рифмы поставил «Валя».^[1]

Кстати, первое публичное выступление Владимира Высоцкого как певца и исполнителя своих песен также состоялось в Ленинграде 18 января 1967 года. Подробнее об этом – в очерке «Змей Горыныч, Соловей-разбойник, Вампир и другие персонажи в «Песне-сказке про нечисть» Владимира Высоцкого».

Годом создания «Татуировки» считается тот же 1961-й, в котором позже была написана и песня «Я вырос в ленинградскую блокаду». В ту пору со времени начала Великой Отечественной войны и взятия великого города в блокадное кольцо прошло всего двадцать лет, и помнились трагические события очень остро. Всё, что Высоцкому довелось читать о блокаде в газетах и слышать из уст очевидцев, проникло в сознание молодого поэта как личный опыт, личная катастрофа, которую невозможно передать полнокровно и яростно от третьего лица. Поэтому и вышел из тени прошлого его ленинградский сорвиголова, искупивший свои грехи и промашки ценой пережитого ужаса:

 

«Я вырос в ленинградскую блокаду,

Но я тогда не пил и не гулял.

Я видел, как горят огнём Бадаевские склады,

В очередях за хлебушком стоял».

 

Бадаевские склады^[2] загорелись 8 сентября 1941 года, в день налёта на Ленинград вражеской авиации – так началась блокада. Вместе с дровяными сараями сгорели 3000 тонн муки и 2500 тонн сахара, которым пропиталась выжженная земля. И хотя для города с его двумя миллионами жителей этого продовольствия в мирные дни хватило бы на несколько дней, бадаевский пожар стал началом страшных испытаний и бесчисленных голодных смертей.

О том, что пережили ленинградцы, герой песни Высоцкого говорит просто, почти схематично, но в каждом незатейливом слове звучит пронзительная, не притихшая, разящая боль:

 

«От стужи даже птицы не летали,

А вору было нечего украсть,

Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали,

А я боялся – только б не упасть!»

 

Очередь за хлебом в блокадном Ленинграде

 

В этих четырёх строчках Высоцкому удалось передать то, о чём написаны тысячи страниц и отсняты бесчисленные документальные киноленты. В Ленинграде в первую блокадную зиму 1941-1942 года всё, что имело материальную ценность, было выменяно на хлеб на чёрных рынках. Книги, картины, мебель, паркет сгорали в печках-буржуйках, кое-как поддерживающих тепло. Поживиться грабителям в квартирах умирающих от голода ленинградцев действительно было нечем. Разве что хлебными карточками^[3], но суточная норма была настолько крохотной и символичной, что сама по себе от смерти не спасала. По рабочей карточке ленинградцы получали 250 граммов. А детям и иждивенцам – таким, как наш герой, доставался ещё более скудный паёк – 125 граммов и даже меньше. Крошки, вкус которых изголодавшиеся ребята даже не успевали почувствовать. Так было и зимой 1941 года, и позже. Об этом в своём стихотворении «Дети войны» скажет позже другой поэт, Илья Резник, ровесник Высоцкого и очевидец блокады:

 

«Никогда я забыть не смогу

Крошки хлеба на белом снегу».

 

Хлебная карточка

 

Ленинград, задыхающийся в блокадном кольце, прошёл через семь кругов ада по вине внешнего врага – немецких захватчиков, фашистов. Но был в ту же пору и другой враг, внутренний, с которым герой песни Высоцкого столкнулся после войны на своей кривой дорожке. Выжив и став хулиганом, парень выставил моральный счёт бригаде содействия милиции, представителям Бригадмила. И неспроста.

 

Значок бригадмиловца

 

Характер и действия этой организации самому Высоцкому были знакомы отлично: ко времени создания его «Ленинградской блокады» прошло всего два года с того дня, как эту общественную организацию упразднили. Бригадмил с 1932 года был формой участия советских граждан в укреплении общественного порядка. И поскольку такие бригады создавались и работали под контролем органов милиции, принимали в них ничем не запятнанных лиц от восемнадцати лет и старше. За них ручались профсоюзы, комсомольские или партийные организации. По сути, бригадмиловцы становились постовыми и патрульными, работавшими бок о бок со штатными милиционерами. Но для нарушителей правопорядка – мнимых и реальных – бригадмиловцы были опричниной нового времени. От простых гражданских лиц бригадмиловцы отличались красными нарукавными повязками с соответствующей надписью. Герой песни Высоцкого столкнулся с этой организацией после окончания Великой Отечественной войны. Вполне возможно, что произошло это на исходе пятидесятых, незадолго до упразднения Бригадмила, на смену которому пришли добровольные народные дружины (ДНД). Бывший блокадник к бригадмиловцам испытывал явную неприязнь – по его мнению, эти стражи правопорядка порядочностью не отличались:

 

«Граждане смелые,

А что ж тогда вы делали,

Когда наш город счёт не вёл смертям?

Ели хлеб с икоркою?

А я считал махоркою

Окурок с-под платформы

чёрт-те с чем напополам».

 

Махорка^[4] (или махра) по сравнению со своим «родственником» табаком считалась дешёвкой, но в дни блокады и она была роскошью. Дефицит табака курящие ленинградцы ощутили раньше дефицита продуктового: сразу после начала блокады, в сентябре 1941-го. Сотрудники Ленинградской табачной фабрики имени Урицкого изощрялись, как могли: под полами цехов скопилась табачная и махорочная пыль, которую добавляли в папиросы. Потом в ход пошли остатки хмеля с пивоваренных заводов, толчёная кора, опавшие листья, собранные во дворах. А сами дворы-колодцы, в которых двадцать лет спустя бывал Высоцкий, наполнились гнетущей, мёртвой тишиной.

 

«Было здесь до фига

Голодных и дистрофиков –

Все голодали, даже прокурор.

А вы в эвакуации

Читали информации

И слушали по радио

«От Совинформбюро».

 

Фраза «От советского информбюро» впервые прозвучала 24 июня 1941 года и навеки стала неразрывной с голосом легендарного диктора Юрия Левитана: сводки с фронтов он зачитывал ежедневно. А прекратило свою работу «Совинформбюро» в год создания песни «Я вырос в ленинградскую блокаду» – 5 января 1961-го. За двадцать лет работы «Советского информационного бюро», на смену которому пришло Агентство печати «Новости», Высоцкий, как и все граждане, сам часто слушал знаменитые радиопередачи. А сводки, касавшиеся битвы за Ленинград, зачитывались не только в эфире – они сохранились в газетах военного времени, как и вся история Великой Отечественной войны и великой Победы.

 

 

«Блокада Ленинграда прорвана!» – этих слов весь Советский Союз ждал 872 дня. Из всех погибших ленинградцев (свыше шестисот тысяч, по некоторым сведениям, полтора миллиона) почти 97 процентов умерли голодной смертью. Но в их числе, если верить герою произведения Высоцкого, бригадмиловцев не оказалось:

 

«Я скажу вам ласково,

Граждане с повязками:

В душу ко мне лапами не лезь!

Про жизню вашу личную

И непатриотичную

Знают уже «органы»

и ВЦСПС!»

 

ВЦСПС^[5], Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов, наряду с «органами» (милицией) и продвигал особо ответственных граждан в ряды Бригадмила. Но что-то пошло не так: в кругу граждан с повязками укрепились товарищи с настроением и воспитанием, не соответствующем миссии: что, видимо, и привело к развалу Бригадмила. Хроники его подвигов канули в Лету, но песня Высоцкого в некоторой степени подарила организации народных дружинников литературное бессмертие. Благодаря Владимиру Семёновичу мы невольно «расшифровываем» ставшие архаизмами слова, и за каждым из них открывается целый пласт нашей истории. Значимый и бесценный.

 

 

«Я вырос в ленинградскую блокаду»

 

Я вырос в ленинградскую блокаду,

Но я тогда не пил и не гулял,

Я видел, как горят огнём Бадаевские склады,

В очередях за хлебушком стоял.

Граждане смелые,

А что ж тогда вы делали,

Когда наш город счёт не вёл смертям?

Ели хлеб с икоркою?

А я считал махоркою

Окурок с-под платформы чёрт-те с чем напополам.

От стужи даже птицы не летали,

А вору было нечего украсть,

Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали,

А я боялся – только б не упасть!

Было здесь до фига

Голодных и дистрофиков –

Все голодали, даже прокурор.

А вы в эвакуации

Читали информации

Любите играть в слова? Хотите блеснуть широким кругозором? Попробуйте увлекатедьную викторину онлайн на сайте https://makeword.ru/quiz! Здесь вы найдёте разнообразные игры в слова для развития памяти и полезного отдыха. Переключитесь на игру и станьте умнее!

И слушали по радио «От Совинформбюро».

Блокада затянулась, даже слишком…

Но наш народ врагов своих разбил!

И можно жить как у Христа за пазухой под мышкой,

Но только вот мешает бригадмил.

Я скажу вам ласково,

Граждане с повязками:

В душу ко мне лапами не лезь!

Про жизню вашу личную

И непатриотичную

Знают уже «органы» и ВЦСПС!

 

1961 год.

 

 

 

 

 

 

Конец

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в октябре 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: