Литтлтон. Диалоги мёртвых

 

Перевод с английского и комментарии Владимира Соколова

 

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за октябрь 2023:

 

На чтение потребуется 50 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

ЛУИ. О мой царственный собрат! Думал ли кто, что когда ты учился ремеслу плотника в доках Голландии и Англии, тебя назовут за это Великим?

 

ПЁТР Ну, кто из нас более заслужил этот титул, решать потомству. Но если и есть во мне величие, так только в том, что я не побоялся делать то, что ты для себя посчитал бы западло.

 

ВЕЛИЧИЕ КОРОЛЕЙ НЕ ДОЛЖНО ОПУСКАТЬСЯ ДО МЫТЬЯ ПОЛОВ

 

ЛУИ. Величие королей не опускается до таких низких профессий. Ещё бы полы мне мыть не хватало. Я всегда скрупулёзно следил за тем, чтобы не появляться перед моими подданными или иностранцами иначе, как при полном параде королевского могущества.

 

ПЁТР. А то. Оставайся я на русском престоле таким, как мои предки, то есть во всём варварском великолепии, я был бы не меньшим идолом для своего народа, чем ты для своего. По крайней мере власть моя была бы поабсолютнее твоей. Раболепие русского народа на порядок выше или ниже, не знаю, как тут сказать правильнее. Но тогда бы я не реформировал ни на грамм их варварских обычаев. Я бы не выучил их ни искусствам, ни цивилизованности, ни мореходству, ни, что важнее, современному военному делу. Я бы даже не выучил их вести себя с достоинством. Да что говорить, после моей смерти понадобилось два поколения непоротых дворян, чтобы появились декабристы.

Экстраординарная и несравненная сила моего гения не будет, надеюсь, нескромным так сказать, в сравнении с прочими королями были настолько очевидны, что я не думаю, что моё достоинство могло умалиться от того, что я не очень цеплялся за сидение на троне, и чтобы я прикола ради не поработал докером в иностранных портах. Или как лоцман не проводил суда по Финскому заливу, строго выполняя все приказания капитана. Или был бомбардиром в собственной армии, оставив командование на Шереметьева. А того лучше я и подручным у кузнеца поработал, и когда по неловкости уронил железку, он так меня огрел по спине, ещё и обозвав чёртом криворуким, что даже и здесь, хоть мы и тени, нет-нет да заломит плечо.

 

ЛУИ. Ну ты и горазд, мой царственный собрат. Что ж, скажу по чести, такое поведение было актом большого мужества и, не побоюсь сказать, человеческого достоинства. И если я называю такие занятия подлыми, то только потому, что так вбили в мои мозги мои учителя и придворные, чья вошедшая в пословицы узколобость не давала им никаких шансов на адекватное понимание твоего поведения.

 

ПЁТР. Да, что есть у меня, того не отнимешь. Мои поступки были таким героизмом, что и Александр Македонский и Цезарь передо мной даже не умываются. Я бы ни за что не хотел поменять свою славу на ихнюю. Ну посуди сам. Оба они были, конечно, великими полководцами. Но они стояли во главе громадных армий, созданных и воспитанных их предшественниками. Мужество и выучка македонских и римских солдат были не до сравнения с разболтанными, хотя и многочисленными персидскими войсками и галльскими бандами. Я же должен был вести в бой неумытых, вороватых, не годных к дисциплине варваров. Мои противники имели прекрасный флот, у меня же не было ни одного корабля и ни одного моряка.

 

ЛУИ. Э-э, царственный брат. Не преувеличивай. А поморы? А все эти Хабаровы, Поярковы, Дежнёвы? Они что, не в счёт?

 

ПЁТР. Они-то в счёт. И я недаром начинал строить флот в Архангельске. Но одно дело покорять северные моря, и другое дело воевать на морях европейских... Или возьми шведские войска. Конечно, Карл мужественный и храбрый воин, но у него под рукой были отличные генералы. Его вымуштрованная армия наводила ужас на всю Европу. И всё же я победил Карла. Он искал от меня убежища у турок, да так, что они почти целый год потом не могли выдворить из Туретчины этого непрошеного гостя. А потом я добил и его флот.

Но я сделал большее. Что война? Детская забава расшалившихся пацанов. Я же пересоздал мой народ. В России появились поэты, учёные, партийные и государственные деятели. Я дал короля полякам, я укротил турецкого пашу, я вышел из азиатской изоляции и стал одной из сильнейших политических фигур Европы. Если не я, то кто другой мог бы спроворить подобные чудеса? Пролистай книги по истории что наших, что античных времён и поищи там, если есть время, другого такого равного мне!

 

ГЛАВНЫЕ ЗАСЛУГИ ГОСУДАРЯ НЕ В ВОЕННЫХ ПОДВИГАХ, А В ГОСУДАРСТВЕННОМ СТРОИТЕЛЬСТВЕ

 

ЛУИ. Ну и расхвастался. Признаю, твои заслуги по цивилизованию и введению правил хорошего тона в твоём отечестве громадные. Сколько замечательных не только в разных сферах знаний и искусств, но и в моральном плане образцов дала Россия. У нас тоже есть и писатели и поэты. Но поэт только в России – больше, чем поэт. Однако сам-то московитский реформатор и законодатель пил по-чёрному. А уж слава о его застенках, где он сам пытал стрельцов, ужаснула европейцев гораздо больше его подвигов на полях сражений.

 

НЕОБХОДИМОСТЬ ПРАВИТЕЛЮ БЫТЬ ЖЕСТОКИМ В НЕЦИВИЗОВАННЫХ СТРАНАХ

 

ПЁТР. Ну насчёт пьянства ты, конечно, прав. Все мы не без греха. Вот и Александр Македонский не прочь был пропустить. Да не по маленькой. Да и вы, французы, если пьянством не щеголяете, то по части женского пола управы на вас нет. Моё же пьянство, как и Александра, было яростным, рождалось бешенством и порождало такие поступки, что в трезвом виде вспоминать о них мне и самому-то было тягостно.

Страх наказания был в сердцах моих диких соотечественников единственным способом держать их в подчинении. Внушать почтение к царской власти можно было лишь вселяя в них ужас перед моей яростью. Твои же подданные более воспитанные и более благородные. Ими так же легко управлять, как хорошо воспитанной лошадью, лишь время от времени слегка то натягивая, то отпуская поводья. Страх бесчестия на них оказывает большее воздействие, чем кнут на моих милых россиян. Так что, что ни говори, а мягкость твоего характера и бешенство моего в равной мере подходящи к характеру тех наций, которыми мы правили.

Но вот что ты мне ответишь по поводу отъявленной жестокости, которой ты отличился в отношении своих гугенотов? Они не желали ничего иного, чем жить под защитой тобой же установленных законов. И они отплачивали тебе сторицей за твоё правление. Так нет же. Ты заставил их силой, бесчеловечной жестокостью либо отказаться от веры, в которой они были воспитаны и которую их совесть не позволяла оставить, либо покинуть родину и есть горький со слезами пополам хлеб чужбины.

Если даже соображения политической целесообразности не удержали тебя от опустошения целых провинций собственной страны и ликвидации промышленности и коммерции во Франции (и заметим, обогащения твоих соседей), то где же было твоё сердце, почему оно не телепкалось, когда по твоему приказу совершалось такое? Даже у меня, человека, которого трудно заподозрить в сентиментальности, сердце сжимается от ужаса, когда я представляю, как наиболее отполированный европейский двор такие вещи творит в отношении своих подданных, которые даже турки не творят в отношении своих.

 

ЛУИ. Ну ты и загнул. Больно оно телепкалось у тебя, сердце, когда ты жёг своих раскольников и топил на демидовских заводах живых людей. Что же касается меня, то сердце здесь ни при чём. Это моя религия диктовала мне мои строгости. И мой исповедник, да ни кто-нибудь, а сам Боссюэ, образованнейший человек Европы и человечнейший в быту из всех, кого я знал, говорил, что только из-за этого преследования мне простятся все мои грехи и грешки, о которых ты тут упоминал.

 

ПЁТР. Нашёл кому верить. Попам. Да если бы я так носился со своим патриархом, как ты со своим исповедником, был бы я величайшим правителем Европы? У меня что мужик, что дворянин, что патриарх – всё едино: марш выполнять, что я сказал. А нет – так позвольте выйти вам вон. Я и прогнал своего патриарха за то, что он встревал в мои дела, и выписал попокладистее с Украины.

Но я вовсе не хочу отнимать достоинства у твоего королевского величества: ведь память о тебя так же дорога твоим подданным, как память обо мне – моим. Россияне начали считать историю своей родины с моего правления. Но вот тут-то и закралась между нами нестыковочка. Для твоих подданных величие и достоинство короля неотделимы от помпы и внешнего декора. Я же велик сам по себе, своей собственной энергией и силой моего ума, превосходством своего духа над душами всех моих подданных. Жаль, что умер рановато, а то бы в литературе Пушкину, а в науке Ломоносову после меня делать было бы нечего.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в октябре 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: