HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Лачин

Король двух гетто. Беседа с Александром Тарасовым со вступительной статьёй о нём

Обсудить

Интервью

На чтение потребуется 3 часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Новое обсуждение
Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 25.12.2014
Оглавление


1. Король двух гетто
2. О перспективах левого движения

Король двух гетто


 

 

 

Памяти Натальи Магнат

 

Каждый человек – король.
             Хью Лонг
[1]
             Александр Тарасов

 

 

Гетто бывали разные. Еврейское, негритянское, криминальное. Бывали. После Второй мировой считать евреев гонимыми смешно. Африканцы страдают не как негры, а как жители эксплуатируемого континента – проблема социальная, не расовая. Что касается криминала, так буржуазия и есть криминал. Карается преступность мелкая, ворующая по карманам и машущая ножиком; преступность крупная, грабящая миллиарды[2] и бомбящая миллионы, восседает в правительствах и советах директоров.

Рассмотрим нынешние гетто, загоняемые в подполье всё глубже.

 

 

*   *   *

 

Не стоит село без праведника

 

В 1972 году в Советском Союзе произошло необычайное событие. Во всяком случае, для Союза крайне редкое. Группа подростков становится… революционерами. Притом марксистами. Произойди подобное на Западе, в это легче было бы поверить. И происходило – «красные бригады» Италии, RAF (Фракция Красной Армии) ФРГ, Японская Красная Армия. Но в СССР, где Маркс, Энгельс и Ленин канонизированы? Называющимся социалистическим? Чтобы в подобной стране кто-то стал марксистом-ленинцем? Да, это произошло.

В СССР (и Китае) труднее было понять враждебность правительства марксизму-ленинизму, потому что оно от его имени и выступало. Ведь как понимал Ленина советский обыватель? (Постсоветский тоже). Нехорошо разводиться, заниматься внебрачным сексом и вообще часто им заниматься, не стесняться наготы, носить мини-юбки и колечки в носу, мужчине – длинные волосы и серьги; слушать джаз и рок, критиковать Пушкина и Низами. Детектив, фантастика, эротика, модернистские приёмы и жанр ню в литературе и искусстве подозрительны. Чтобы публиковаться, нужно одобрение начальства получить. Коммунист – это член партии, у которого книжка партийная есть, и носит он костюм с галстуком. Бороды у него быть не может, а если он член ЦК, то и усов не водится, стрижётся он коротко и носит шапку «пирожок».[3] Чем больше партийных работников на душу населения, тем страна к коммунизму ближе. Высокопоставленного партийца нельзя критиковать, так антикоммунисты поступают, главу страны – тем паче. Не надо думать об общественных проблемах, за нас государство думает, царь-батюшка (патерналистская, контреволюционная психология). Батюшка этот генеральный секретарь партии и есть, а глава правительства – дело десятое. Если государство везде свой нос суёт, это социализм и есть, и чем больше оно суёт, тем социализма больше становится. Организации должны быть только государственные, во главе с чиновником, без государства объединяться нельзя, разве что любителям аквариумных рыбок и прочего в подобном роде, да ещё в пивной, на троих сообразить. Социалистическая экономика – когда все на государство работают, точнее, видимость работы создают, а оно нам деньги выплачивает. Социалистические страны – которые Москву слушаются. Вообще социализм – это когда человек любит крепостников и националистов Петра I, Суворова, Пушкина и Тараса Бульбу, а про коммунистов Грамши, Майнхоф и Сендика[4] и слыхом не слыхивал. Тело Ленина должно в мавзолее лежать (по всем правилам православия, как гордо отмечает Зюганов): пусть все видят, что мы – за коммунизм.

Ну а когда весь мир подчинится Москве, обратясь в союзные республики и вступив в КПСС, на всех площадях мира портреты членов Политбюро ЦК будут висеть, партийные чиновники в каждом сортире стоять, указания даваючи, а все люди станут Платонами Каратаевами, к которым приложатся слова Ницше: «Все они круглы, аккуратны и благосклонны друг к другу, как круглы, аккуратны и благосклонны песчинки одна к другой»[5] – тогда, значит, коммунизм в наличии будет.

Так думали и просоветские люди, и большинство диссидентов. Маркс, Энгельс и Ленин играли роль Эпикура в средневековье – одни поносили его, другие любили, не ведая, что обсуждаемая идеология не имеет к Эпикуру никакого отношения.

Картина Сары Джейн СикорыОбщество, выставляемое социалистическим, напоминало картину Сары Джейн Сикоры[6], где толстомясая тётка дирижирует пряничными музыкантами и хористами – маленькими, плоскими, единообразными. Система средиземноморского монотеизма[7], будь то иудаизм, христианство или ислам, частично и конфуцианства. А ставший диссидентом мечтал о «диком Западе», капитализме, будучи только жесточе, циничнее, пошлее, лживее пряничного хора. И продолжал верить: тётка-хормейстер (Сталин, Мао, Брежнев) – реинкарнация Ленина. «Сталин – это Ленин сегодня»[8]. Антисоветчики верят Сталину до сих пор.

И вот двое подростков, в отличие от абсолютного большинства совершеннолетних, понимают, какая православно-исламско-конфуцианско-державная галиматья выдаётся за марксизм-ленинизм, и решают создать коммунистическую партию. Да, это подростки четырнадцати лет. Но это их не смущает. Дон-Кихоты не смущаются. К тому же в общественных науках они подкованнее КПСС.

«… очень легко и быстро всякий нормальный и развитый человек приходил к выводу, что существует противоречие между заявленной теорией и реальной общественной практикой. Дальше уже надо было делать вид, что ты этого противоречия не видишь, и больше на эту тему не думать, либо переходить к какой-то циничной позиции, встраиваться в Систему, исходя из того, что она насквозь лживая, либо человек уже становился как минимум пассивным оппозиционером. А дальше могла последовать эволюция в любую сторону» (Тарасов, интервью Всеволоду Сергееву 2008 г.).

Эволюция героев данной статьи была стремительной.

 

 

*   *   *

 

Помышляй не о том, что можешь сделать, а о том, что должен.
             Клавдиан

 

На рубеже 1972-1973 гг., у новогодней ёлки, два московских старшеклассника – Александр Николаевич Тарасов, 1958 года рождения, и Василий Минорский – решаются на революцию. Не контрреволюцию, нужную антисоветчикам, а революцию.

Чего больше в этих людях – ясности разума или достоевщины? Думается, и того, и другого. Логика, ясность разума – в них самих, а достоевскими персонажами, чудаками их делает окружение – среди четверти миллиарда инфантильных обывателей действия этих полудетей выглядели безумием.

Революции нужна подпольная партия, для последней – подпольные группы, из коих партия сложится. И вот подростки собирают с миру по нитке, выискивая сочетания ума и совести. Редкостно сие сочетание, дело продвигается с трудом. «Оказалось, что лишь абсолютное меньшинство людей, о которых мы думали, действительно пригодно» (А. Тарасов, там же).

Магнат Наталья 1979 г.Происходившее напоминает роман, позор нам, писателям, что он ещё не написан. Параллельно с этими мальчиками, с неформальным главой Александром Тарасовым, в той же Москве, начала того же 1973 года, возникает группа коммунистов «Левая школа», из второкурсниц МГПИ, основанная Натальей Яковлевной Магнат.

Два донкихотских островка в океане глуповатых и подловатых мещан ничего не знают друг о друге. Дюжина подростков – Александр Тарасов, Василий Минорский, Игорь Духанов, Надежда Посысаева, Ирина Богачёва, Сергей Трубкин и другие – представляют ПНК, Партию новых коммунистов. Партией назвались, когда их было ещё только пятеро – этим обозначена цель. «Принципы неокоммунизма» Тарасова служат теорией. Путь политического писателя начат пятнадцатилетним. Шесть человек «Левой школы» – Наталья Магнат, Ольга Бараш и Инна Окуп (чуть позже ещё и Елена Яненко, Зоя (фамилия скрыта)[9] и Каплан) – ведут свою пропаганду, бьясь об стену равнодушия византийского обывателя.

За несколько дней до фашистского переворота в Чили одиннадцатого сентября 1973 года, с убийством Сальвадора Альенде, Наталья Магнат с Ольгой Бараш приходят на встречу с журналистом-международником, разъясняющим политическую ситуацию в мире. Задают вопросы, выуживая информацию о левых Запада, и так, чтоб окружающие тоже узнали побольше, узнали, что западная молодёжь бывает и левой, так, чтобы журналист выговорил больше, чем собирался. Девушкам неведомо, что пятнадцатилетний школьник в зале прекрасно понимает, для чего эти вопросы, почему они поставлены так, а не иначе. Да и трудно подобное предположить – политических вундеркиндов ещё меньше, чем музыкальных и шахматных.

«И после этой встречи с Зориным к нам подошёл такой мальчик и спросил, откуда мы так много знаем о студенческом движении, «Чёрных пантерах», контркультуре, леваках… Он и сам уже немало знал, я думаю, но он же хитрый был – знал, как начать разговор» (Н. Магнат, интервью Татьяне Титовой (1994?)). Оба не подозревают, что собеседник – тоже член подпольного отряда.

Через месяцы общения, «прощупывания» друг друга возникает ситуация уже не просто романическая, а театральная, «драматургическая» (Магнат, там же). И комичная тоже. Обе группы пытаются завербовать друг друга – одновременно, девятого мая 1974 года, почти в один час, в разных местах. Тарасов вербует Бараш, Магнат – Трубкина. Оба вербовщика, ошарашенные, слышат от собеседников: у нас своя организация – может, вы к нам? И оба мчатся обратно к своим, сообщая: нас, вербовщиков, самих вербуют!

В сентябре 1974 года подпольщики объединяются в Неокоммунистическую партию Советского Союза, НКПСС. «Нео» приставлено во избежание путаницы. Правящая контрреволюционная партия также называется коммунистической – её легитимность держится на Ленине.

«Принципы неокоммунизма» переработаны Тарасовым ещё в мае-июне 1974 года и приняты программным документом. Послеленинское руководство изменило делу революции. Страна впадает в состояние стагнации. Людей с буржуазной, потребительской психологией всё больше. С таким руководством и общим состоянием умов давления Запада не выдержать. Диссиденты не лучше правительства, а хуже. К концу века грядут распад страны и возрождение капитализма, и станет ещё хуже. Правда, НКПСС ещё верит, что в СССР построен социализм. Революция ей нужна чисто политическая, без смены экономического строя.

Бараш Ольга 1977-1978 гг.Отмечать, как Тарасов и Магнат, наивность и недоработанность их тогдашних теорий позволительно лишь им самим. Революционеры четырнадцати–девятнадцати лет знали устройство страны и близкое будущее лучше девяноста с лишним процентов сограждан – этим всё сказано. А вторая их ошибка самая простительная – её порождают порядочность и ум. Её допускали и народовольцы, Маркс, Энгельс, Ленин и Майнхоф.

НКПСС недооценило тупость и подлость человеческой природы. Чем умнее и честнее человек, тем труднее ему поверить в глупость и подлость. Как человек умный, он знает о них, но осознать их степень ему трудно. Василий Минорский едет в город Кинешму и видит, что ровесники способны говорить только о том, где достать джинсы. Минорский в джинсах, они – нет, и к этому сводится каждый диалог. Летом 1974 года девушки едут на Украину и видят, что не на ком остановить взгляд, ибо мещанство буквально отпечатано на лицах. Единомышленники появляются, в Ленинграде, Днепропетровске, Калининграде, Кирове, Риге, Грузии, но они единичны. Всё же НКПСС разрастается до двадцати двух человек. Заметно влияет ещё на человек тридцать.

Летом 1974 года подпольщики делают рискованный шаг – пишут на стенах зданий лозунги: «Революция – сейчас!», «Отстраните маразматиков от власти!», «Десяти лет достаточно!» (правления Брежнева). Надписи мелом тусклы и нестойки, на будущее избраны листовки. Всё это было очень романтично, добродушно вспоминал Тарасов позднее. Один пишет, двое на посту – не едет ли милиция?

Романтика ярче и жесточе была впереди.

 

 

*   *   *

 

Политический энтузиазм почти всегда порождает мужество; осуждённые подобного рода, для которых убеждения выше всего, умирают спокойнее всех.
             Мануэль де Ларра «Осуждённый на смерть»

 

Знают ли подпольщики, что им грозит? Как поступают власть предержащие с коммунистами?

Знают. Тщательно конспирируются. Есть человек, побоявшийся вступить в партию, но согласный хранить партархив. При обыске у партийцев «компромата» не найдут. Созваниваются только по телефонам-автоматам на улице. Номера запоминают, не записывая. Большинство телефонов и адресов – в памяти Духанова. Второстепенные по значимости номера записывают в книгах под видом номеров страниц. Псевдонимы не ассоциируются с настоящими именами. С региональными группами переписываются симпатическими чернилами.

Как на них вышло КГБ? Открытая, неосторожная пропаганда, ведомая отдельными подпольщиками. Восемьдесят–сто человек могли бы донести. И кто-то донёс.

Сразу после новогодних праздников 1975 года забрали десять москвичей (в 1980 году арестовали кировскую группу: Ирину Борисенкову и Вадима Макина). Девушек не вычислили. Всех взяли в один день, кроме Тарасова, ехавшего поездом Ленинград-Москва. Не знали, где он – билеты на поезд тогда продавались без предъявления документов. Узнав об арестах, Тарасов сжигает все документы у хранящей архив. Погибли первые труды Тарасова и Магнат. Дома его уже ждут.

Картина Сары Джейн СикорыАрестованным относительно повезло. Нет бумаг, подтверждающих существование НКПСС, их можно обвинить только в разговорах. Во-вторых, они крайне молоды, Сергею Трубкину вообще четырнадцать лет. Дело не довели до суда – в СССР не судили за взгляды, только за действия. Тарасова, Духанова и Николая Никитина положили в спецпсихбольницы на полгода, Никитина – за вызывающее поведение. Больше чем на полгода без суда было нельзя. Для остальных – исключение из института и комсомола, армия.

В НКПСС оказался родственник Цвигуна, заместителя Андропова и кума Брежнева. Наверняка именно Цвигун заменил тюрьму «психушкой» – родственник-политзаключённый опасней карьеристу, чем сумасшедший родственник.

Арестованным помогло и то, что они жили всё-таки в Советском Союзе, не США. Лоботомированием (удалением или выжиганием отдельных участков мозга), превращением человека в манкурта наши психбольницы не занимались (вспомним конец героя фильма «Полёт над гнездом кукушки»).

Впрочем, есть много способов сведения с ума. ЭСТ (электросудорожная терапия), инсулиновые комы, слоновые дозы нейролептиков. Желающий справится об этих методах, здесь скажем кратко. От больших доз нейролептиков человека закручивает вокруг своей оси (на жаргоне пациентов: «заворачивает»). Голова выворачивается назад, корпус в обратную сторону. Можно вывихнуть кости. Хэмингуэй, добровольно подвергшись ЭСТ, застрелился. «Какой смысл в разрушении моей головы и стирании моей памяти, составляющих всё моё богатство…». Впечатление голливудской актрисы Мелиссы Холлидэй: ЭСТ «…разрушило мою жизнь. Я пережила изнасилование, но электросудорожная терапия хуже» (интервью журналу «Houston Chronicle» от 1996 года). От ЭСТ многие теряют память, что и произошло с Игорем Духановым.

Через полгода Тарасова осмотрела комиссия. «Меня провели в какой-то кабинет, довольно большой, не в нашем отделении […] Там сидело человек пять: мой врач, завотделением и трое мне неизвестных. Вероятно, один из них был главврач, а двое других, как я полагаю – из КГБ. Конечно, все были в белых халатах, ходить без халатов никому из «вольных» не разрешалось, человек без халата – это заключённый «псих». Задавали разные вопросы – о моём состоянии, моих взглядах, понимаю ли я, где нахожусь, в каком городе, какое сегодня число, какой год и т. п. Просили несколько раз пройти из угла в угол. Задавали вопросы о том, как я отношусь к власти, считаю ли правильным, что меня сюда поместили, помню ли, как зовут моих родителей, когда была Великая Отечественная… Много вопросов, минут на сорок пять, может, и больше. […] Иногда они тихо, шёпотом советовались с завотделением или так же тихо задавали вопросы лечащему врачу, ответы были такие же тихие, чтобы я не слышал. Двое неизвестных были самые главные – […] задавали вопросы остальным, даже главврачу, иногда даже не задавали вопросы, а просто смотрели на главврача или завотделением – и те быстро-быстро что-то им объясняли. Один из КГБшников, видимо, самый главный, мне вопросов не задавал вообще, общался только с врачами. Второй, задававший вопросы и мне, не был психиатром – это видно по манере общаться (все психиатры разговаривают с пациентами особенным образом – сразу чувствуешь, что тебя считают неполноценным и общаются с тобой именно как с больным – отчасти участливо и заботливо, как с ребёнком или котёнком, отчасти пренебрежительно, ты чувствуешь, что твои слова для них – не источник достоверной информации, они лучше тебя знают, как обстоят дела в действительности)» (из письма Тарасова автору статьи). Это шекспировская сцена.

Первая комиссия сочла коммуниста недостаточно сведённым с ума. Слишком правильные даёт ответы, слишком многое помнит. Глядишь, Маркса с Лениным вспомнит. К ЭСТ, инсулину и нейролептикам нужно добавить избиения, в наручниках. В пах, почки и голову. В отдельной палате. Не санитарами, а военными, вернее будет. Пусть изображают медработников. (Иногда проговаривающихся, обращаясь друг к другу по званию).

Антикоммунисты изображают коммунистов, палачи – врачей, армейцы – медбратьев. В соответствии с этим принципом – «каждый человек – оборотень» – здравомыслящий коммунист выставлен сумасшедшим контрреволюционером. Воистину: «весь мир – театр…» А кто не хочет играть, заставят.

Ещё через полгода семнадцатилетнего юношу наконец отпускают – инвалидом, с гипертонией, ревматизмом, анкилозирующим спондилоартритом, болезнями печени и поджелудочной железы, не могущим безболезненно передвигаться без анальгетиков. Перед второй комиссией заключённому удаётся гамлетовская роль, роль сошедшего с ума, обезвреженного. Если смотр первой комиссии был шекспировским по характеру, глубине, то теперь аналогии уже буквальны. К тому же он действительно выглядит очень плохо. Наконец, без суда и год держать нельзя было, а теперь и подавно. Прокуратура может взъесться на КГБ, начальника больницы уволят. Половинчатая законность была – власти ещё притворялись коммунистами.

НКПСС инкапсулируется, уходит «на дно», ежедневно ожидая арестов. Наталья Магнат и Ольга Бараш зарабатывают хроническую бессонницу, сидят на снотворных. Магнат, протащившую на себе всю организацию в этот период, настигает анорексия, позже – болезнь Крона. Отдельные Дон-Кихоты ломаются, вновь обращаясь в Алонсо Кихано[10], выбывая из партии. Инна Окуп эмигрирует в Израиль.

 

 

*   *   *

 

Фридрих Горенштейн (1932–2002) писал очень неровно, иногда неплохо. Например, скетч о Ленине. Брежневское правительство собирается на трибуне Мавзолея. И тут Ленин оживает. Встаёт. Направляется к трибуне. Власть имущие в панике мчатся к нему. Зажимают рот, заламывают руки. Уложив обратно, облегчённо вздыхают, утирая пот. И, выйдя на трибуну, под портрет Ленина, ласково машут народу на Красной площади.

Автор не подозревал, что в те же годы, когда он это писал, эта история происходила в том же городе, где он жил и который описывал.

НКПСС и была тем воскресшим Лениным, делом Ленина, восставшим и направившемся к народу. И как у Горенштейна Ленина спешно приводят в растительное состояние, так и его наследников превращали в растения – инъекциями. Вспоминается сцена из «Полёта над гнездом кукушки». Главный герой, подвергнутый ЭСТ, возвращается к остальным пациентам, главврач смотрит на него радостно: он явно не в себе, это не человек, а полуживотное. И вдруг он подпрыгивает, смеётся: ага, думали, я сдался?!

Тарасов А. лето 1976 г. Быково.1975–1985 года представлены лишь одной фотографией Тарасова (подпольщики избегают фотографироваться). Вышедший на волю улыбается – с ещё не отросшими волосами, со шрамами на голове от побоев. Это и есть та сцена из фильма. Несведённый с ума обманул ожидания сводивших.

Публично такие сцены Тарасов не устраивает: жизнь не кино, его сразу засадят обратно, быстро отсняв концовку фильма. Не забудем, что в том же 1976 году в тюрьме ФРГ убили революционерку Майнхоф, тоже пытанную психиатрами и также без суда, а в СССР расстреляли ленинца капитана Валерия Саблина, восставшего на КПСС. Под пристальными взорами силовиков нужно изображать затюканного обывателя. Ещё – пытаться вернуться в состояние, годное для умственной работы. Заниматься самолечением, побороть синдром дереализации, дикую мигрень и паталогическую сонливость (символично. Власти ввергают революционный разум в сон, буквально). И ещё читать «Капитал» Маркса, совершенствовать свою теорию. В статье «Малоизвестное о Ленине» я писал о брате Ленина Александре Ульянове, что осваивать «Капитал» юношей – редчайший случай. Вот ещё один, редчайший.

Смерть становится дамокловым мечом Тарасова. 8 января 1977 года в Москве прогремели взрывы, устроенные армянскими националистами. Правительство шерстило всех потенциально подозрительных. Тарасов, задержанный и допрошенный, избежал расстрела по редкой случайности: в день теракта он лежал в Институте ревматизма на виду многих, без возможности передвигаться. Железное алиби. Но до 1982 года за ним открыто наблюдает КГБ.

Всё познаётся в сравнении. Сейчас ВВП уже не рядовой сотрудник КГБ[11] – и стало хуже: «Сегодня, если уж вас захватывают, то без предупреждения сбивают с ног, кладут лицом на землю, бьют посильнее по голове, орут во весь голос матом и тыкают дулом автомата между лопаток. По-другому не бывает. Сегодня, если уж допрашивают, то бьют смертным боем (как это было с комсомольцем Андреем Соколовым, от которого требовали признания в том, что он – член мифической «террористической организации» «Новая революционная альтернатива»), причём могут забить насмерть (вспомним «дело Пуманэ»), а могут и додуматься и до чего-нибудь особенно изощрённого (как в Кабардино-Балкарии, где допрашиваемых вывозили в лес и на пару часов закапывали живьём в землю). И вежливо, на «вы» теперь не разговаривают, а всё больше кричат «ты, сука!». Сегодня и обыски проходят по-другому. […] Сегодня у вас сгребут всё, до чего дотянутся, навалят без разбору в мешки и коробки – и вынесут. А в протоколе так и напишут: «Коробка картонная из-под… с бумагами». И всё. И больше вы этих бумаг не увидите. И если у вас в такой коробке вместе с бумагами унесли и деньги с драгоценностями – вы их тоже не увидите. А если в эту коробку по дороге положили полкило героина и полкило взрывчатки – вы тоже никому ничего не докажете. В 1970-е взрывчатку с героином, должен отметить, никому не подбрасывали» (Тарасов, «Возвращение на Лубянку»).

 

 

*   *   *

 

Тарасов проучился (ещё до ареста) полкурса философского факультета, позже оканчивает заочный экономический (ВЗФЭИ)[12]. Исторический факультет МГПИ покинут формально добровольно, фактически уволенным по идеологическим причинам, после второго курса (детальное совпадение с Лермонтовым и Лениным). Образование закончено в 1987 году на вечернем исторического факультета МГУ. Комично: секретаря партбюро, уволившего Тарасова за марксизм, звали Владленом, в честь Ленина. Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно, как постоянно повторял Ленин вслед за Лермонтовым.

С 1978 года НКПСС восстанавливается, хотя Магнат лежит по больницам, Духанов – психбольницам, уже обычным, не «спец», ибо сделан сумасшедшим взаправдашним, а Никитин после спецпихбольницы исчез, навсегда. Тарасов становится сослуживцем Ольги Бараш, дабы общаться, не настораживая КГБ. Теория подпольщиков совершенствуется, им ясно, что социализм в СССР не построен, советский строй – нечто особое, ещё нуждающееся в анализе и новой терминологии.

Но параллельно со всем этим революционеры осознают самое ужасное: проблема не только в прогнившем правительстве – морально разлагается всё общество. Говорил Лермонтов: беда не только в том, что люди страдают – беда, что большинство страдающих даже не осознаёт этого. Никогда для СССР и России XX века эти слова не были актуальнее, чем в 1980–1991 годах, особенно в «перестройку» (катастройку) 1985–1991-го. «…которые даже не способны понять, что они – жертвы» (Тарасов, «Анти-Матрица, или «Борьба» бабла с ослом»). Это о том же.

Правительство вслед за юными революционерами наконец допёрло государственным умом, что страна в тупике, и начинает переходить к капитализму, сбрасывая маску марксизма-ленинизма: так можно остаться у власти, к тому же грабить гораздо больше прежнего – маска коммуниста и советское законодательство уже не стеснят. «Танец Гитлера» начинается.

Тарасов и Магнат верно оценивают будущее. СССР распадётся в конце века. Сначала отпадёт Прибалтика, потом Закавказье. Всё произошло быстрее из-за прихода Горбачёва, ещё более глупого и неолиберального (либераста), чем остальная партийная верхушка. Неожиданное стечение обстоятельств предугадать нельзя. Можно сказать, НКПСС не ошибалась.

В январе 1985 года НКПСС самораспускается. Распад страны приходится просто наблюдать: нет доступа к СМИ. Людям можно внушить что угодно, часто это повторяя, а для этого нужны СМИ. НКПСС суждено стать белой вороной, сумасшедшей в глазах общества.

Геббельс оказался даже более чем прав, говоря, что шестьдесят процентов людей внушаемо – остальным тоже можно внушить многое, в разной степени, а большинство внушаемо полностью. И если раньше в СПБ (спецпсихбольницы) сажали отдельных людей, то теперь дурдомом стала вся постсоветия, и символично, что Ленинград назвали СПб.

Наталья Магнат умерла 18 октября 1997 года, в сорок два года, от той самой болезни Крона. Постсоветский мир требовал двадцать тысяч долларов на операцию и тридцать тысяч на последующее лечение. Магнат убил буржуазный режим, чьё наступление она предвидела в семидесятых и пошла в контратаку. Убитых таким способом уже не менее ста тысяч. Магнат среди них – из лучших.

Спросили её незадолго до смерти: не жалеет, что здоровье потеряла, замуж не вышла, карьеру не сделала? «Нет, не жалею. […] А вот всё, что у нас сейчас происходит, говорит мне, что я была права, что мы были правы – и этот развал экономики, когда заводы стоят, зарплату людям не платят, и эта нищета, и эти бомжи… я когда была маленькой, я такого ужаса даже представить себе не могла… и этот взрыв мракобесия – со всяких Чумаков и Кашпировских начиная и всеми этими входящими в силу попами и оккультистами кончая… и этот чудовищный взрыв преступности… и эти нацисты и антисемиты… и всё это националистическое безумие, начиная с Оша, Сумгаита, Карабаха… Я думаю, это – расплата общества за то, что оно, это общество, было мещанским, думало только о своей заднице и не хотело думать о прогрессе, об общем благе, о чём-то высоком… Мы ведь против этого мещанства и выступали… мы его ненавидели… Мы такого развития событий и боялись, мы ведь предвидели, что чем-то таким всё и кончится. Я думаю, если б таких как мы было много, гораздо больше – история могла бы пойти по-другому, без развала Советского Союза, без межнациональных боен, нищеты, всеобщего озлобления и оскотинивания… Я ничего хорошего не жду. Я знаю, что дальше будет хуже. Культуры мы вскоре лишимся. При этом алкоголике Ельцине всё, что можно разворовать – разворуют. И мы шлёпнемся назад в XIX век, в нищую отсталую царскую Россию. Только без еврейских погромов, потому что евреи все уехали. А всё остальное – будет… Нет, я не жалею. Пусть мещане жалеют. Их дети и внуки ещё скажут им, что они о них думают – и плюнут им в морды!» (там же).

Сейчас можно уточнить – погромы тоже будут, только не еврейские, а кавказские. (Евреи и кавказцы тоже не подарок. Просто речь не об этом).

На похоронах Магнат Тарасов говорил бывшим однопартийцам: гордиться нечем, вот если б мы свергли КПСС, возглавили революцию – иное дело. Такие слова простительны только руководителю НКПСС. Двадцать два человека четырнадцати–девятнадцати лет сделали больше абсолютного большинства населения, даже без учёта количества и возраста партийцев. Масштаб сделанного зависит от внешних обстоятельств; результаты деятельности нужно оценивать с учётом обстоятельств – тогда познается человеку цена.

Самооценка Тарасова и Магнат идентична оценке Лермонтовым своих сочинений тринадцати–восемнадцати лет. Человек учитывает только результаты, без скидки на возраст и условия, хотя именно ему крайне выгодно это учитывать, учитывать свои возраст и обстоятельства. Такие люди больше всего заслуживают хвалы – и именно им она не достаётся в нужной мере. Себя не похвалишь – стоишь как оплёванный…

НКПСС составляла одну десятимиллионную совершеннолетнего населения страны (будучи наполовину несовершеннолетней). Я состоял в группировке, в десять раз большей на душу населения (одна миллионная населения одной постсоветской страны), возрастом не четырнадцати–девятнадцати лет, а двадцати–двадцати пяти, но добившейся не большего, теоретических и практических ошибок допустившей не меньше, конспирировавшейся не лучше, и не прошедшей пытки, и необязательно верить на слово, что мы бы их вынесли. А кто хорошо критикует, пусть поднимет зад и что-то сделает. (Чем выше зад, тем труднее быть умным). ПНК, «Левая школа» и объединившая их НКПСС – яркая страница левого движения, поучение потомкам.

Только деградацией современной интеллигенции объясняется, что эта история ещё не породила политический роман. Только деградация – моральная и интеллектуальная – объясняет, что в героях псевдоинтеллигенции ходят высоцкие, бродские, окуджавы, вознесенские и ростроповичи, жившие лучше большинства населения, даже в ссылке (редкой и недолгой) – не хуже большинства, и если рано умиравшие, то только из-за неумеренных доз спиртного и табака.

 

 

*   *   *

 

Тарасов А. весна 1988 г. общежитие ЛГУ на Васильевском 2В отличие от антисоветчиков, в «перестройку» забивших себя в грудь, как Кинг-Конги, живописуя свои страдания и пожиная лавры страдальцев и классиков, вундеркинд и без малого мученик добывает хлеб насущный. Проходит две психиатрические экспертизы в 1988 году, в Москве и Ленинграде, будучи признанным здоровым. Работает – сторожем на Ваганьковском кладбище, слесарем по ремонту котельного оборудования, оператором газовой котельной, машинистом, бухгалтером Московского мясокомбината, чертёжником, лаборантом проектного института, осветителем в театре «Эрмитаж», фельдшером, библиотекарем, соредактором журналов «Дом Союзов» (закрыт за радикализм) и «Вуглускр», политобозревателем в газете, научным сотрудником Центра анализа науки при РАН, консультантом Министерства науки РФ, экспертом Информационно-исследовательского центра «Панорама» и Московского бюро по правам человека, преподавателем истории культуры в Московском институте управления[13], истории политических учений в Международной школе бизнеса[14] etc.

С 1984 года Тарасов публикуется в самиздате и зарубежной прессе (под псевдонимом), с 1988-го – в независимой прессе (под псевдонимами), с 1990-го – и в официальной. Собирает неформальную политическую печать. В 1988 году основал Независимый Архив (с 1990-го – «Независимый Архив – Независимая социологическая служба»). С 1991 года – сотрудник Центра новой социологии и изучения практической политики (ЦНСиИПП) «Феникс», с 2004-го – содиректор «Феникса», с февраля 2009-го – директор.

Впрочем, физическое давление продолжается, хоть и не в больнице-тюрьме. Четвёртого ноября 1995 года неизвестные окликают Тарасова по фамилии возле его дома, бьют до потери сознания и забирают паспорт (но не крупную сумму денег и ценные вещи). Уголовное дело возбуждено, но виновные не найдены.

Тарасов А. 1990-1992 гг.В 2002 году Тарасов стал одним из основателей, составителей и научным редактором книжной серии «Час “Ч” Современная мировая антибуржуазная мысль» (издательство «Гилея»), в 2005-том – соредактором (с Борисом Кагарлицким) серии «Klassenkampf» (издательство «Ультра. Культура»), в 2006-том – серии «роЗА РЕВОлюций» (издательство «Культурная Революция»), публикующих современных левых (преимущественно зарубежных).

Тридцать лет писательской деятельности дали тысячу шестьдесят с лишним статей, прозу и стихи (начиная с 1992 года), переводы с испанского и английского (с 1997-го), книги «Провокация», «Провокация – Постскриптум из 94-го», «Очень своевременная повесть», «Революция не всерьёз», «Страна Икс», книги в соавторстве («Правда о Югославии», «Политический экстремизм в России», «Левые в России: от умеренных до экстремистов»), опубликованные в тридцать одной стране. Политология, социология, экономика, история, культурология, литературная и кинокритика.

Подробнее: ювенология[15], конфликтология, текущий политический процесс, политический радикализм в России и за рубежом, массовые общественные движения, теория и история революционных движений и партизанских войн, анализ советского строя (определяемого Тарасовым как «суперэтатистский»), специфика постсоветского капитализма, природа масскульта, масскульт и политика, межцивилизационные и межкультурные противоречия, компаративистские исследования, современные литература и кино, теория и история кинематографа 1960-70-х годов.

Первым описал молодёжную субкультуру русских наци-скинхедов. Первый российский исследователь влияния ультраправых (то есть фашистских) идей и организаций на субкультуру футбольных фанатов («Субкультура футбольных фанатов в России и правый радикализм»). Лучший знаток и историк псевдореволюционных движений («Революция не всерьёз. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений»). Автор самой подробной и жёсткой критики современных псевдолевых, «левеньких», в том числе КПРФ («Пусечки и левенькие: любовь зла», «Болото балагана», «КПРФ, эрзац социал-демократии», «Бревно КПРФ и печальная судьба левых интеллектуалов в России»). Наиболее последовательный из российских критиков теории и практики анархизма. Наибольший энциклопедист российского левого движения[16].

В 2008 году включён неонацистами в список врагов, подлежащих физическому уничтожению. В 2011-м внесён движением «Наши» в список «ста шестидесяти восьми самых мерзких врагов» «нашистов», Путина и Василия Якеменко.

Первая комиссия психиатрической тюрьмы не зря заподозрила неладное в полуживом пареньке. А вторая – сильно ошиблась.

 

 

*   *   *

 

Мне отмщение, и аз воздам.
             Александр Тарасов. «О «священных коровах», «всероссийских иконах» и вечно пьяных «гарантах» демократии».
[17]

 

Резкость свойственна борцам за народное дело.
            Бальзак. «Дочь Евы».

 

Творчество Тарасова не обозримо одной статьёй, хотя бы из-за объёма (его и её). Отметим свойства, отличительные на фоне большинства левых, чаще псевдолевых, авторов и наиболее раздражительные для многих людей.

Тарасов очень неприятен не только антикоммунистам, в частности антисоветчикам, но и многим просоветским людям; не только верующим, но и многим атеистам, в православно-исламском регионе – большинству атеистов; не только врагам, но и многим сторонникам будущей революции.

СССР любят с разных позиций. В том числе державных, «византийских». В частности, именно в русском народе живуче понятие государственности. Эта психология имеет хорошую и дурную стороны. В кризисные моменты она помогает консолидировать народ, даёт море добровольцев, готовых «послужить отечеству», этим народ спас себя в Смутное время, 1918–1921-м и 1941–1945 годах. Но революции, продвижению к коммунизму это сослужило плохую службу. Советский Союз полюбился многим как держава на страх врагам, коей можно гордиться, и одновременно как крепость, в которой можно уютно почивать под крылышком мудрого вождя, спокойно глядя в предсказуемое будущее. Между тем коммунист – не государственник, коммунизм предусматривает упразднение государства, мир свободных людей, уже не нуждающихся в правительстве, когда «каждый человек – король». Данное выражение я написал без кавычек, от себя, но тут же закавычил – ибо вспомнил, что это название одной из первых статей Тарасова, сожжённых перед арестом…

Автор этой фразы, Хью Лонг, имел в виду, что богатства в Штатах хватит на всех. Юный Тарасов переосмыслил её, разумея, что при коммунизме каждый реализуется как творец.

Любовь к СССР как революционной стране, плацдарму мировой революции, не приветствуется уже давно, со второй половины 1920-х годов. Просоветский обыватель не любит советских людей, подобных Тарасову. Хотя именно последние и создали Союз (потому половина сталинистов, скрепя сердце, Ленина временами похваливает).

В фильме «Человек дождя», который многие помнят, больного аутизмом спрашивают, хочет ли он покинуть лечебницу и жить с братом в свободном мире. Хочу, отвечает. Тогда врач спрашивает, хочет ли он остаться в лечебнице. Хочу, вновь отвечает пациент. И повторяет, как заведённый, две фразы: «Хочу остаться… Хочу уехать…».

Просоветские люди часто любят Союз как лечебницу, санаторий. В нём строгая дисциплина, и вы не свободная личность, но в нём можно уютно отсидеться от уличных драк и грабежей. Пациенты – тот самый пряничный хор с картины Сикоры. А кто запоёт соло, для него больница обращается в психиатрическую тюрьму из «Полёта над гнездом кукушки», как для Тарасова и Духанова. У ласковых врачей вдруг появляются совсем другие лица, а санитары начинают проговариваться, обращаясь друг к другу по званию. Так строится общество в целом, и в отдельных аспектах, скажем, в литературе, это я описывал в «Четырёх вариантах литературы». Такова система монотеизма, авраамических религий. К ней призывали Достоевский с Толстым, каждый по-своему, её строили Сталин и Мао Цзэдун.

В нашумевшей «Манипуляции сознанием» Сергея Кара-Мурзы очень хорошо разоблачается мир улицы, мир буржуазный – плохо, что воспевается больница, а ЭСТ для непокорных и вовсе стыдливо замалчивается. Среди непокорных – худшие люди, сторонники грабежа и насилия, и лучшие, самостоятельно мыслящие. Не случайно тот же Кара-Мурза обмолвился, что Чаадаева «совершенно справедливо посадили в сумасшедший дом». Заботливый автор-врач показал своё второе лицо. Кара-Мурза и сталинисты – за больничную палату, неолибералы – за каменные джунгли, перестрелки и поножовщину в подъездах, религиозники – за ту же больницу, но ещё более строгую, средневековую, с пациентами столь же невежественными, что и хулиганьё на улице. А аполитичный обыватель, растерявшийся от этих дискуссий, повторяет: «Хочу вернуться в больницу… Хочу остаться на улице…»

Коммуниста Тарасова отвращают оба варианта. На улице страдает большинство (восточные славяне – вымирают). А послушный пациент больше напоминает средневекового прихожанина, чем коммуниста. К тому же история учит, что любая больница рано или поздно рушится под напором улицы, она не умеет атаковать, только держаться энное время в положении осаждённой крепости. Кстати, хор с картины Сикоры не случайно именно пряничный. Его съедят. Он обречённый. И есть его будут не только иностранцы, «улица», но и начальники, хормейстер, руша свою же страну. Послушные подданные всегда разжигают аппетит – соблазн велик. Коммунистическое общество – не церковно-больничный хор с диктатором-хормейстером, а мир свободно музицирующих. Каждый коммунист – король. Элитарна сия идеология – и Тарасов раздражает многих.

Четыре фундаментальных принципа левого движения – социализм, атеизм, интернационализм и равноправие полов – предстают у Тарасова в чистом виде, без корректировок, что непривычно большинству именующих себя левыми. Например, атеизм чаще всего бывает половинчатым. Не верящий в сверхестественные явления часто придерживается христианских или мусульманским норм поведения. Так, в СССР внедрялось православие без бога. Православие и особенно ислам очень живучи и без идеи бога. Именно в православно-исламском регионе с атеизмом дела обстоят из рук вон плохо.

Был у меня знакомый – назывался левым, Тарасова хвалил и временами поругивал ислам (сам был бывшим мусульманином). Однажды пишет мне: «Тарасов тоже хорош… Портрет Мухаммада на верблюжьей заднице на свой аватар прикрепил, умник». После чего к Тарасову стал охладевать. В дальнейшем оказалось, что он вообще не левый, а жульё. Так и нужно проверять на атеизм. Двумя способами: следует ли человек религиозным нормам и считает ли воинственный атеизм «кощунством». Для этой проверки весьма полезен Тарасов, посылающий полуатеистов в верблюжью задницу вместе со всеми «пророками».

(Мой знакомый дурак (как назвал его сам Тарасов) неправильно понял Тарасова. Тарасов скопировал картинку одного араба, протестовавшего против разжигания межрелигиозной розни и поместившего карикатуру на Мухаммада на зад верблюда, в знак презрения к ней. Но в данном случае это неважно – речь идёт о половинчатом атеизме. Настоящий атеист вообще не обиделся бы на Тарасова, как бы ни понимать его поступок).

То же с полуинтернационалистами. Человек, не призывающий к геноциду или грабежу других народов, считает себя интернационалистом. Но в разговоре со сталинистом быстро оказывается, что он – старший брат других народов, ибо он русский. И именно под его руководством и нужно шагать в светлое будущее. В разговоре с псевдолевым азербайджанцем может оказаться, что он, конечно, за равноправие народов, но для полного счастья ему желательно, чтобы русские вымерли. Или, того лучше, все восточные славяне. А дальше – валяйте, пусть будет дружная семья народов.

Национализм бывает откровенный, жестокий, с прямым одобрением оккупации соседей или призывом к этому. Пушкин печалился, почему Мицкевича возмущает вырезание Николаем I поляков, непослушных старшему брату, для Гоголя евреи и поляки – недочеловеки, туда же и Гончаров, Тютчев и Достоевский, призывавший взять Константинополь, «невзирая ни на какие жертвы». (То есть с обеих сторон жертвы. Это очень любопытная черта националистов – они и свой народ не жалеют, во имя имперских целей). И бывает национализм мягкий. Человек готов спокойно относиться к иным народностям, даже предоставить равные права, но они для него – младшие. Это хорошо видно по прозе Цветаевой, опусам сталинистов, в очень мягкой форме – у Кара-Мурзы. На больший интернационализм эти люди неспособны и искренне недоумевают, чего ещё от них надобно.

Тарасов продолжает традицию, в нынешней России наиболее немодную. Речь не об оплёвывании собственного прошлого и пресмыкательстве пред иностранцами, таковых как раз таки немало, начиная с «перестройки», и среди них вообще левых не водится, тем паче коммунистов, зато много националистов, только в пользу не своего народа, а других (такое бывает). Речь об интернационализме, вовсе не мешающим любви к своей культуре. Это позиция Лермонтова, Чаадаева, Белинского, Чернышевского, Герцена, Льва Толстого, Горького, Ленина, позиция, не понимаемая большинством постсоветского населения, всех национальностей. Не то чтобы не принимаемая, а именно не понимаемая; когда объясняешь это, тебя принимают за кого-то другого. Что вовсе не смущает Тарасова, именно эту традицию представляющего. Дон-Кихоты не смущаются.

Раздражает многих полулевых и воинственность Тарасова. В постсоветское время сложилась традиция, по которой коммунист – человек постоянно извиняющийся, кающийся, перед дворянами, духовенством, царской роднёй и чуть ли не буржуазией. Этакий лев, которому удалили клыки и когти и хорошо выдрессировали, стал он совсем ручным, зовут его, скажем, Геной, теперь его можно и по телевизору показывать. Не укусит.

Тарасов эту новую традицию не принял и вовсе не обещает, что при коммунистах репрессий не будет. Но, если подумать – как понимать, если политик, взявши власть, репрессировать никого не собирается? А означает это, что подлецы останутся безнаказанными (тем самым вдохновляя на подлость остальных). Это что, хороший политик?

Революции отмщение. Она воздаст.

 

 

*   *   *

 

Нас редко убеждает правда, не льстящая нам…
            Мануэль де Ларра. «О сатире и сатириках».

 

Тарасов раздражителен и тем, что отбрасывает миф, утешающий патриотов, религиозников и просоветских людей (эти группы людей, разумеется, часто совпадают). Что народ у нас душевный, не в пример бездуховному Западу, дружный, «коллективистский». Левое движение тешится мыслью, что народ в России особо к коммунизму склонен, и, если убрать кучку жулья наверху, то массы так и ринутся строить царство справедливости. Эти мифы Тарасов жёстко высмеивает, показывая, что постсоветский обыватель не лучше западного, а скоро будет ещё тупее, невежественнее и подлее, что в распаде СССР и последующих бедах виновны не только правительство и американцы, но и десятки миллионов простых людей, настолько оскотиневших, что против распада Союза ничего и не имели. (Об этом, кстати, говорила и Магнат в вышеприведённом интервью).

Считающим себя левыми неприятно также слышать, что левых в постсоветии почти нет, есть дурачки, «левенькие», неспособные «ни анализировать окружающую действительность, ни действовать на основе предварительного анализа, ни учитывать предыдущий опыт, то есть развиваться» (Тарасов, «Пусечки и левенькие: любовь зла»). «Левое движение зашло в тупик», «левые в России находятся в докружковой стадии» – такие фразы левые слышать не привыкли, многие морщатся и признавать сего не желают.

«…требования, которые ставит современность перед теми, кто называет и считает себя последователями Маркса, чрезвычайно высоки – возможно, как никогда раньше» (Тарасов, «Книга ни для кого»). Это тоже не всем приятно слышать. Им Тарасов мог бы ответить словами из фильма «Матрица», процитированными им в статье «Анти-Матрица, или «Борьба» бабла с ослом»: «Я не говорил, что это будет легко, я говорил, что это будет правдой».

 

 

*   *   *

 

Долгие годы меня снедало желание убить одного или нескольких гитлеровцев, сколько успею. Сдерживали писательские планы. Как-то спросил Яну Кандову, единственного человека, коему доверял как коммунисту: «Убить, что ли? Может, и не поймают…». Подумав секунду, сказала, будто обнимая шар круговым движением рук: «Фашистов надо кучно убивать». Я устыдился – сам знаю, а вот забыл. Через несколько месяцев Кандовой не стало. Впал в депрессию. Описываю знакомых фашистов своему приятелю, говорящему, что он стал левым. Слышу: «Можешь убить кого-то… Всё равно кончать с собой собираешься». Точно, думаю. Закончу мелкие дела, займусь этим. В эти месяцы читал Тарасова. И со стыдом сообразил, что действовать собираюсь… нерационально, что ли. Заинтересовало следующее его наблюдение: постсоветские правительства сами плодят фашиствующее хулиганьё, дабы левые вместо подготовки революции занимались уличными стычками.

Вышеупомянутый приятель оказался жульём, а не левым. Разошлись. Через пару лет я встретил идентичного жулика. Говорит, когда разрывали отношения: «Выйди к толпе… Дерись за свою идеологию». Отвечаю: «Я продвигаю свою идеологию другими способами. А рискую и так больше тебя, из-за своих публикаций». Он криво улыбнулся и отвернулся. Видно было – разочарован.

Два встреченных коммуниста удержали меня. А двое подталкивавших к убийству и драке оказались левенькими, притом явно гитлеровской ориентации. То есть к необдуманному антифашистскому поступку подталкивали два фашиста, сдержали – два ярых антифашиста. Всё логично.

Правым выгодно, чтобы левая интеллигенция подалась в Робин Гуды – отстреляют, и дело с концом. Ради этого правые готовы пожертвовать частью фашистов – например, теми, кого я собирался убить. Не жалко.

Власть предержащим наиболее невыгодны леворадикалы образца Тарасова: пренебрегающие опасностью, пишущие и публикующие тексты, насколько бы опасно это не было, но не торопящиеся умирать, дабы побольше написать, перевести, опубликовать, разъяснить, сагитировать, переубедить и разработать теорию грядущей революции.

«Любой человек, убивший хотя бы одного фашиста, выше любого человека, не убившего ни одного фашиста» (Тарасов). Но «фашистов надо кучно убивать». К этому и ведут подобные Тарасову.

Тарасов, возможно, лучший из авторов, разъясняющих: нынче революция – научная дисциплина. Такова ситуация в любой сфере деятельности. Война зародилась как рукопашный бой, но всё больше становится занятием умственным. Творцы «Илиады», возможно, не умели читать, средневековый хороший поэт мог знать десять–двадцать книг, сейчас с такими знаниями не стать даже обычным литератором, а крупный писатель должен читать ещё и словари, быть филологом. Это легендарный Орфей двигал камни силой своего дара, современному композитору желательно знать теорию атональности Шёнберга и труды Хиндемита. С XX века коммунист – научный работник, крупный революционер – учёный. Способный «…развивать теорию или актуализировать и адаптировать для наших условий достижения мировой левой мысли, кто способен изучать, анализировать с научных позиций исторический опыт и делать из него практические выводы, то есть те, кто может писать сам или переводить с других языков» (Тарасов, «…посильнее «Фауста» Гёте!»).

Сочинения Тарасова – холодный душ для незнающих вышесказанное. Порой он прямо пишет: «сходите в библиотеки». Чем, надо думать, немало удивляет «единомышленников». Как так? Мы мир перевернуть собираемся, а тут – библиотеки…

Сталинисты воспевают простого человека, честя «заумных» интеллигентов, но именно с 1924 года, когда компартия приняла море «простых», страна и стала обращаться в Византию, а позже скатилась во времена Временного правительства. Тарасов – хорошее противоядие от стремления «опроститься». Для убийства двух-трёх фашистов достаточно ножа и собственных конечностей. Чтобы убивать их кучно, нужно читать, учить языки, думать, переводить, писать.

 

 

*   *   *

 

Что левые находятся в гетто, объяснять особо не стоит. Скажем о менее известном. В гетто загоняется интеллигенция. Достаточно сравнить лауреатов Нобелевской премии по литературе и кинопремии «Оскар» – былых десятилетий и нынешних. При современном капитализме интеллигенция перестаёт быть таковой (об этом хорошо сказано в «Десятилетии позора» Тарасова) или нищает, отбрасывается на обочину жизни – в культурное гетто. В результате правая интеллигенция сходит на нет. Во-первых, интеллигенту, лицезрея ускоряющуюся деградацию при капитализме, всё труднее придерживаться правой идеологии. Во вторых, ему и при желании всё труднее найти свою нишу в буржуазном мире, он всё менее востребован.

Правая интеллигенция уже никогда не породит ни мыслителей масштаба Гегеля или хотя бы Макиавелли, ни виртуозных стилистов на уровне Тинторетто, Эль Греко и Врубеля, ни писателей, сопоставимых с Борхесом. Эти фигуры ушли в прошлое, это архаизм. Даже просто маститые интеллигенты из правых, с тонким вкусом и хорошо образованные, сплошь старше шестидесяти лет, это дом престарелых. В молодом постсоветском поколении интеллигентный человек, как правило, левый. Современный правый «интеллигент» – псевдоинтеллигент по определению, проститутка-попсовик, узкий специалист, хорошо снимающий клипы, но не знающий, что Земля вертится вокруг Солнца; преподаватель вуза, не читавший ничего, кроме учебников; актёр, не читавший вообще ничего; литератор, не знающий ни одного классика; биолог, верящий в богоданность Корана.

Особенно это касается постсоветии, где реализуется гитлеровский план освоения постсоветского пространства (это описано Яной Кандовой в «Танце Гитлера»), буквально, с детальными совпадениями, а план этот прямо предусматривает уничтожение интеллигенции. Хотят левые и интеллигенты слиться или нет, даже и не важно – слияние происходит по воле обстоятельств, точнее – по воле власть имущих.

Через лет десять-двадцать процесс завершится. В начале двадцать первого века правая интеллигенция вымирает так же, как в начале двадцатого вымерло дворянство, тем же путём – идя на всё большие уступки буржуазии и доходя до отрицания самой себя, перерождения, социального и психологического. Буржуазия чистит свои ряды от интеллигенции так же, как ещё к середине прошлого века от интеллигенции очистилось духовенство. Интеллигенция становится специфическим порождением левой среды.

Быть Петраркой, официально увенчанным лавровым венком, интеллигенту ныне не грозит, разве что венок – терновый. Лавры на него могут возложить только жители гетто. Помню беседу с приятелем, восхищавшимся интеллектом, эрудицией и продуктивностью Тарасова. Спрашивает: «а вот ты в Союзе писателей многих знаешь, и преподавателей – они что говорят?» – «Ничего, – отвечаю. – Они его и не знают. Они благодаря знакомству со мной узнали, что вообще бывают левые младше шестидесяти». Смотрит оторопело. «Понимаешь, – говорю, – вот Тарасов пишет, что культура загнана в гетто. Так он и сам из гетто. Чему же ты удивляешься? Да, он король, но король гетто!».

И когда у меня вырвалась эта фраза, экспромтом, я понял, что напишу о нём, обязан написать, напишу о двух гетто, культурном и политическом, что сливаются воедино, и понял одновременно, как назову эту статью.

 

 

*   *   *

 

Прощай, сентиментальный двадцатый век, оставлявший человеку право на ошибку, на раздумье, на слёзы. Грядёт ещё более тяжёлый и страшный век. Прощай, романтизм, сошедший со сцены не потому, что был побеждён сильнейшим, а задохнувшийся от отсутствия воздуха.
            Марат Шафиев. «Зеркало реального мира, или апология романтизма».

 

На дворе IV-V века, период быдлолизации и шизофренизации, подготовивший средневековье. Учитывая скорость деградации, эти два века могут уложиться в один, уже укладываются. Забвение истории, классических традиций литературы и искусства, вульгаризация языка, сокращение числа читателей, вырождение интеллигенции в мещан. Эпидемия суеверия, гремучая смесь всевозможных верований. Особенно схожа с угасающей античностью постсоветия. Вышедшие из подполья монотеисты, христиано-мусульманское духовенство, жиреющее на фоне нищающих миллионов, канонизирующее коронованных палачей (тогда Константина, ныне Николая II). Холодная война власть имущих против собственного прошлого, их глумление над своими благодетелями (тогда – рабами и женщинами, породившими христианство, в 1990-х – ветеранами войны и труда). Идиотское смешение традиций: тогда крест сочетали с римским орлом, теперь добавили ещё и кремлёвские звёзды. Тот же переход к наследственным монархиям, ещё не везде, но уже кое-где. Рост армии чиновников и внутренних войск – уже не на страх соседям, а против своего народа. Масса людей с раздвоенным сознанием, пытавшихся примирить язычество с монотеизмом, а сейчас мечтающих о карьере при капитализме, но чтоб всё было «как при Брежневе», жить с братом, оставаясь в больнице, как хотелось «человеку дождя», сочетающих портреты Ленина с иконами и Коран с Голливудом. Литпроститутки, воспевающие новый режим также рьяно, как раньше – старый, перейдя в либерасты из сторонников марксизма-ленинизма, и пишущие старым своим языком, с прежней интонацией, идентичны былым проституткам, перелагавшим Библию языком и размером Гомера.

Я повторяюсь, ибо часто об этом писал относительно культуры, но та же ситуация в политике. Как раньше интеллигенты вошли в языческое гетто, так сейчас сливаются понятия «интеллигент» и «левый». Но, если не все язычники были интеллигентами, сейчас дело идёт к полному совпадению понятий «интеллигент» и «левый».

Постсоветский интеллигент не может сыграть роль Леонардо или Гёте, он может быть Палладом, Ипатией, Боэцием, Насими, Коперником и Джордано Бруно. Так же, идя в революцию, нельзя стать Лениным или Кастро нынешней постсоветии. Иные условия. Это латиноамериканцы умнеют, а постсоветское население тупеет, и какое-то время будет бодро тупеть дальше, считая, что «…Солнце вертится вокруг Земли, что бог создал мир за шесть дней, что Ленин был Антихристом» («Анти-Матрица, или «Борьба» бабла с ослом»). ЕГЭ пока никто не отменял. Постсоветским левым нужно быть античной интеллигенцией IV-V веков – Палладом, Макробием, Никомахом Флавианом, Феоном Александрийским, Ипатией, Марцеллином и Евнапием. Позже – Боэцием, Асмой, Авиценной, Бируни, Наими, Насими, Коперником, Бруно, Кампанеллой, жившими в клоаке, нам и не снившейся. Её наши дети увидят. «Культуры мы вскоре лишимся» (Магнат). «Перспективы зловещи» (Игорь Якушко)[18].

На какое-то время революционерам станет ещё тяжелее, чем в прошлом столетии. «Они должны будут иметь способность даже в состоянии тотальной изоляции продолжать оставаться единицами Сопротивления и держать в голове общую картину, общую задачу, общий смысл, и сопрягать свои шаги именно с общим смыслом, общей задачей. То есть помнить всегда, что цель и задача их – планетарная Революция» (Тарасов, «Сакральная функция революционного субъекта»).

«…все мы и тогда (в СССР – Л.), и сейчас готовы к смерти в тюрьме или лагере – этот конец представляется нам логичным, вероятным и далеко не худшим» (Тарасов, «О «священных коровах, «всероссийских иконах» и вечно пьяных «гарантах» демократии»). Точно так: многих жителей гетто со временем убьют. Зато у гетто есть плюс – в нём одни добровольцы. А потому больше взаимодоверия, чем в остальном мире. Окуджава, выставляя себя героем, писал: «Я всё равно паду на той, На той далёкой, на гражданской, И комиссары в пыльных шлемах Склонятся молча надо мной». Понятно, что над Булатом никто не склонился, а от комиссаров он получил бы булатом по голове. Но сказал неплохо: о подобных Тарасову, Магнат и Духанову. Гетто готовит войну – войну холодную уже ведёт – именно гражданскую, по принципу классово-моральному, а не государственному, расовому, национальному или религиозному. Как те же комиссары двадцатых, шестиконечную звезду Давида былого гетто заменившие пятиконечной, красной.

Только недалёкий обыватель считает гражданскую войну худшей из войн – она лучшая, ибо, как подметил Мигель де Унамуно, она разумна: люди не убивают друг друга невольно, будучи рекрутами той или иной армии, а осознанно выбирают путь и борются за свои интересы.

«Чего бояться? Что завяжется драка или вспыхнет гражданская война? Тем лучше! В этом-то мы и нуждаемся. Да, в этом-то мы и нуждаемся: в новой гражданской войне» (Унамуно, «Жизнь Дон-Кихота»).

В бой идут одни добровольцы. Путеводной звездой служат короли гетто. В постсоветском – Александр Тарасов. Каждый коммунист – король. И если добровольцы победят, то сбудется по слову Тарасова: «Каждый человек – король».

 

 

 

 


 

[1] Лонг Хью – амер. политик 1920–1930-х годов, вышедший из низов, был застрелен. Тарасов переосмыслил приведённую фразу, о чём будет сказано далее.

 

[2] людей, разумеется. В денежных единицах будет больше.

 

[3] эта фраза относится уже к послесталинскому периоду.

 

[4] Сендик Рауль – идеолог и руководитель леворадикального латиноамериканского движения «Тупамарос».

 

[5] «Так говорил Заратустра», часть третья, «Об умаляющей добродетели» 2.

 

[6] Сикора Сара Джейн – совр. английский художник. По-русски её фамилия часто приводится неправильно, как «Сзикора». Упомянутая картина везде приводится без названия, условно её можно назвать «Пряничный хор», «Хормейстер» или «Дирижёр».

 

[7] иначе говоря, авраамических религий.

 

[8] лозунг сталинских времён.

 

[9] Магнат не раскрыла её фамилию и в постсоветское время: по словам Магнат, Зою внедрили в Министерство обороны.

 

[10] наст. имя Дон-Кихота в романе Сервантеса.

 

[11] кстати, директорша одной из спецпсихбольниц в постсоветское время стала министром здравоохранения.

 

[12] ВЗФЭИ – Всесоюзный заочный финансово-экономический институт; ныне Всероссийский, входит в Финансовый университет при правительстве РФ.

 

[13] Московский институт управления им. Серго Орджоникидзе (МИУ); ныне Государственный университет управления (ГУУ).

 

[14] Международная школа бизнеса – филиал американской бизнес-школы 1990-х годов.

 

[15] наука, занимающаяся изучением молодёжи с комплексных позиций (социологии, политологии, психологии, сексологии etc.).

 

[16] на взгляд автора статьи, немало читавшего Тарасова, написание его трудов по советским меркам требует шести – семи высших образований (тем более по современным, убогим меркам).

 

[17] да, в евангелии это тоже есть.

 

[18] из письма автору статьи.

 

 

 

Александр Тарасов. Страна Икс. Издательство: АСТ, Компания Адаптек, 2007 г.   Ноам Хомский. О природе и языке. Издательство: КомКнига, 2005 г.   Ноам Хомский. Будет так, как скажем мы!. Издательство: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2013 г.

 

 

 


Оглавление


1. Король двух гетто
2. О перспективах левого движения
267 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 19.03.2024, 09:27 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов

06.03.2024
Журнал Ваш вызывает искреннее уважение. Оригинальный, стильный, со вкусом оформленный, имеюший своё лицо. От души желаю Вам удачи, процветания, новых успехов!
Владимир Спектор

22.02.2024
С удовольствием просмотрел январский журнал. Очень понравились графические работы.
Александр Краснопольский



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!